Мне сегодня переслали фотографии феерического крымского неба, сделанные прошлой ночью.
Так проявилась над нашим полуостровом магнитная буря. Не знаю, где это снято. Но над моим домом в это время было не менее феерично.
Сосед, приехав под вечер с работы, увидев меня, громко кричит через забор: «Ну и как тебе?». И я сразу понимаю, про что он. Про вчерашнюю ночную грозу.
Обычно грозы мы наблюдаем на противоположном берегу Керченского пролива. Сидишь на террасе и смотришь, как небо над морем рассекают огненные зигзаги молний. Захватывающее зрелище. Но не страшное. Потому, что происходит оно так далеко, что даже грома не слышно. Словно мультик смотришь с выключенным звуком.
А вчера ночью грохотало знатно. Прямо над нами. Сосед говорит, что за всю свою жизнь не видел он в Крыму такой грозы. Признался, что пытался выйти ночью на балкон и сразу убежал в дом от греха подальше. Успел только заметить огненные стрелы прямо между нашими участками.
А я даже к окну не решилась подойти. Лежала в темноте и думала, как же на самом деле страшно на войне…
А ещё вспомнила одну грозу из своего детства. Я жила тогда у бабушки в Кировской области, в её маленьком деревянном доме. Почему-то самые громкие грозы случаются по ночам. В ту ночь не спал весь посёлок. Молнии попадали в деревья и даже в дома.
Я накрылась одеялом и с каждым новым раскатом забивалась всё глубже в угол дивана. А бабушка стояла посреди комнаты на коленях и молилась перед иконой, часто крестясь и ударяясь головой об пол. От её неразборчивого шёпота становилось то ещё тревожнее, то, наоборот, чуть спокойнее.
Тревожнее, потому, что для меня – девочки, увлекающейся научно-популярной литературой, отличницы, примерного октябрёнка и ярой пионерки, молитва казалась бесполезной. Физическую природу грозы я, может, и не понимала (она, кстати, до сих пор до конца не изучена), но свято верила, что слово над природной стихией не властно. Что есть физика процесса. И только её законам он подчиняется, ими вызывается и заканчивается.
И всё-таки, материалистические установки в моём сердечке давали брешь. Взгляд из-под одеяла, нет, нет, да и устремлялся в угол на икону. В отличие от моей безграмотной бабушки, которая в ведомости вместо росписи за пенсию ставила крестик, я уже знала, что гром – это всего лишь следствие, отголосок молнии, что бояться его глупо. Но когда наш домик в очередной раз сотрясался от грохота, я зажмуривала в страхе глаза и в ужасе повторяла за бабушкой: «Господи, помилуй!». И смотрела на молящуюся бабушку уже с надеждой.
Одна из молний попала-таки в угол нашего дома. Но бабушка вовремя заметила возгорание. Помню, как удивительно было видеть язычки пламени, пляшущие под проливным дождём. Бабушка вместе с соседями (дом делился на две половины) быстро задавили их какими-то тряпками и потом долго ещё проливали угол дома водой из бочки. Ещё помню, как сердито бабушка махала на меня руками и просила отойти от окна. Я послушно бежала на диван. Но через минуту уже снова стояла у окна, испуганно выглядывая через стекло мечущиеся в ночи силуэты. И бабушка снова гнала меня прочь.
А ещё мне было удивительно, что вернувшись, бабушка не легла спать, а продолжила свою молитву! Хотя дождь к этому времени уже стихал и гром становился всё глуше. Гроза уходила от посёлка в поля. Но бабушка так же часто крестилась, стукалась лбом об пол и всё шептала и шептала в темноте непонятные слова. Среди них теперь вместо «Спаси и сохрани!» звучало «Слава, тебе Господи!».
Глаза мои смыкались. И уже сквозь сон я, - пионерка и отличница, - с благодарностью обращаясь во что-то мне неведомое, мысленно вторила своей бабушке: «Спасибо!».
Бабушкина молитва – не во время, а после беды, - думаю, стала для меня уроком. Как и многое другое, что я видела в маленьком деревянном доме, хозяйка которого умела рисовать только крестики.
А ещё вчерашней ночью вспомнила я вдруг одно стихотворение. Стихотворение комсомолки, атеистки, недавно закончившей идеологический (так называли в наше время институты культуры) ВУЗ.
То был не простой период в моей жизни. Я жила в чужом городе, куда попала по распределению мужа и чувствовала себя очень одиноко. Городок этот находился в Кировской области, не так уж и далеко от бабушкиного дома. Но бабушки уже не было. От отчего дома я давно оторвалась, а создать свой у меня никак не получалось.
Одна была у меня тогда радость – маленький сын. Больше держаться было не за что…
Я очень стесняюсь своих стихов. Прекрасно всё понимаю и отдаю отчёт... Но почему-то решилась вам эти строчки показать. Наверное ради бабушки. Простите за откровенность.
О, где ты бабушка родная...
В каких летах, в каком краю?
Как ты мечтала, вспоминаю,
Мне веру подарить свою.
Твой бог с огромными глазами,
В жёлто-зелёном сюртучке,
За стёклышком иконой рамы,
Не захотел помочь тебе.
И вот живу совсем без Бога,
Да и в людей уж веры нет...
Не от того ль моя дорога,
Теряет смысл прошедших лет?
Не от того ль в краю чужом я
С чужими мыслями живу,
Чужому другу доверяю
Печаль безбожную свою?
А мальчик мой, моя тревога,
С мольбой в глазах, с листком в руке.
Дай нарисую тебе Бога,
в жёлто-зелёном сюртучке!
Через некоторое время после написания этих строк я поехала в Киров и неожиданно для всех покрестилась. Это был поступок. Шёл 1990-й год. На работе нас ещё заставляли ходить по домам верующих и продвигать атеистическую литературу. Надо сказать, что мы с коллегой наотрез отказались. На что начальник управления культуры сказала: "Если все будут так себя вести, то мы докатимся до того, что тут ещё и церковь построят!" Церковь в этом городе, конечно, построили ).
Через неделю после своего крещения в том же кировском храме я крестила сына. Через два месяца я уже паковала вещи и уезжала в новую жизнь. Не могу сказать, что новые места сразу стали для меня родными, а жизнь - безоблачной и счастливой. Но печаль уже не была безбожной.
А раската грома я, оказывается, до сих пор боюсь больше молнии, так же как и моя бабушка! Хотя ведь знаю, что это лишь отголоски...
Всем доброго дня. Хорошей тихой погоды. Милых воспоминаний. Осень...
Спасибо, что со мной.
