Все части детектива здесь
– Да. Опера показали фоторобот всем фигурантам дела. Но никто не признал его.
– Точно всем показали, никого не упустили?
– Ну... Вот список... Вроде все здесь.
Я быстро пробегаю его глазами. Да, фигурантов не так и много, так что сомневаться не приходится. Пока жду восстановление записей с телефона Ватрушкиной, выхожу на улицу, к своей машине. Глубоко затягиваюсь cuгаретой. Интересно, что же меня так смутило в квартире этой дамочки, тетки Ватрушкиной? И что меня смутило сейчас, в списке тех, кому показывали фоторобот?
Часть 10
Клим
Сначала нужно повторно допросить этого Соловья – ведь скорее всего, есть то, что он скрывает от меня, а потом уже побеседовать с этой теткой Веры, которая действительно возможно что-то знает. Есть одно «но» – все эти «бывшие» - хотя, как известно, ни учителей, ни медработников, ни, в том числе, полицейских, бывших не бывает – очень осторожны. Осторожны настолько, что иногда становится слишком заметным, как они подбирают слова.
Соловья оперативники привозят довольно быстро. Он еще пытается «качать права», обычно сдержанный и спокойный, тут заявляет мне:
– Объясните, какого лешего меня выдернули прямо с рабочего места? Что происходит? У вас ко мне претензии какие-то?
Я спокойно хожу по допросной – сейчас мне важно распалить его так, чтобы сомнений не осталось, что лучше во всем признаться, рассказать, что знает.
– Ну, во-первых, Петр Олегович, с вас еще окончательно не сняты все подозрения...
– Что? – смеется он – это как?
– А вот так. Убийца Веры Ватрушкиной до сих пор не найден, так что подозреваем мы всех, и вас в том числе. А во-вторых... Что-то вы плохо выглядите... Осунувшийся, уставший, не спите, наверное... А почему?
Он вздергивает подбородок и дерзко смотрит мне в глаза:
– А почему вас так волнует мой вид?
Склоняюсь над ним и говорю тихо:
– Наверное, потому, что я подозреваю вас в том, что вы кое-что от нас скрыли. Глупости какие – просто так, неизвестно для чего, передать незнакомцу коробку? А вдруг в ней было бы взрывное устройство. Сейчас ведь неспокойно везде, и у нас в том числе. А что вам передали до того, как сунули ее в руки?
– Ничего – испуганно говорит он, а потом опускает голову.
– Вы врете и тем самым запутываете следствие, Соловей. По закону это карается... Впрочем, о чем это я? Вы и так пойдете под суд...
– Подождите... Я ни в чем не виноват! Я не убивал Веру...
– Но сейчас вы пытаетесь скрыть от нас факты. А это, Соловей, очень и очень плохо. Впрочем, дело ваше, ройте себе яму и дальше, я мешать не буду.
– Подождите... Подождите, я все скажу! Не нужно... Но я... мало, что понял.
Снова склоняюсь над ним.
– Что Вера Павловна видела у вас на работе, Соловей? Что она там делала целых сорок пять минут? Говорите!
– Я не знаю! – истерично, тонким фальцетом, как баба, выкрикивает он – она мне ничего не сказала! Я вам честно говорю! И я не знал, что она провела там целых сорок пять минут!
– Неужели после возвращения из командировки вы не заметили за ней чего-то странного?
– Она была... чем-то удручена и подавлена, но не более того... Откуда я мог знать, что с ней?! Этих баб сам черт не разберет!
– Ладно... Что вы скрыли от нас, Соловей?
Он молча лезет в свой кожаный портфель и достает оттуда портмоне, а из него извлекает бумажку – узкую полоску, на которой отпечатано: «Не рыпайся, иначе с тобой будет то же самое!».
– Вы сразу поняли, что в коробке?
– Да. Когда открыл. Я химик все-таки.
– Записку мы изымаем. Почему сразу не показали нам ее?
– Так там написано...
– Ну да, то есть прах нам передали – это нормально, словно бы никто и не догадается, почему вы это сделали, а записку спрятали... Оригинальный вы человек, Соловей! Скажите, когда вы ездили в командировку – ваша лаборатория была закрыта или открыта?
– Со мной сидят два лаборанта – у них тоже есть свои ключи.
– Итак, Вера Павловна приходит к вам на работу. В лаборатории она никого не застает, скорее всего, там вообще закрыто, потому она идет в отдел кадров. Если бы в лаборатории кто-то был, ей бы наверняка сказали, что вы в командировке, и тогда она бы не пошла в отдел кадров. Но после этого? Куда могла отправиться Вера Павловна и что такого она могла увидеть?
– Да не знаю я! – вскрикивает он – поверьте, не знаю!
Я некоторое время молчу, потом говорю ему:
– Знаете, Соловей, я мог бы легко сейчас упечь вас...
– Нет, послушайте, прошу вас! У меня семья, дети!
– Почему-то вы не вспомнили о семье и детях, когда ублажали любовницу. Так вам и надо, Соловей. Все заслужено. Я вас отпускаю – протягиваю ему пропуск – помните, что вы не должны выезжать из города. А еще подумайте – что же все-таки такого могла увидеть или услышать Вера Павловна у вас на работе. Кстати, те, кто напечатал эту писульку, могут охотиться и за вами. Не сомневаюсь, они знают, что вас повторно привезли в Следственный Комитет, так что будьте осторожны.
– Может, вы тогда охрану ко мне приставите?! – возмущенно говорит он.
– Мне проще посадить вас к нам, Соловей. Все люди заняты, приставлять к вам некого. По вашей вине убили Веру Павловну, по вашей вине похитили полковника Следственного Комитета.
С тяжелым вздохом он встает и выходит из допросной. Вряд ли он боится, что с ним случится тоже самое, что и с Верой. Скорее всего, рассчитывает на «авось». Но вот зачем преступникам надо было пугать его? Они не знают, что он не знает? Они думают, что он знает! Ну да, конечно, преступники думают, что Вера Павловна успела сказать Соловью о том, что она видела, они и мысли не допускают, что она ему ничего не рассказала! Недаром в записке такой акцент на слове «не рыпайся» – они думают, что Соловей все прекрасно знает, поэтому он для них – потенциально опасен. Нужно использовать это в своих целях!
Немного подумав, я звоню оперативникам и прошу установить слежку за Соловьем, а заодно зайти ко мне – для них есть еще одно задание. Нужно поехать на завод – другая группа оперативников трудится там над снятием отпечатков пальцев и ДНК с дверей и наличников – и взять тестовые экземпляры шрифтов со всех принтеров в кабинетах. С этим ребята точно быстро справятся.
Теперь можно проехать к тетке Веры Павловны и поговорить с ней. Но сначала позвонить – вдруг старушка чем занята. Хотя, вероятно, какая там старушка, если она в отставку ушла рано, то там может быть вполне себе пышущая здоровьем дама.
Так оно и оказалось – тетке Веры Павловны было лет пятьдесят, не больше. Из полиции рано уходят... Тем более, женщина. Дослужилась до полковника – и хватит.
Эта женщина представляла собой образчик здорового образа жизни, хотя и худой она не была. Подтянутая, высокая, с длинными волосами, выкрашенными в модный блонд, с приятным лицом и мягким голосом. На ней длинный цветастый халат из шелка и домашние туфли в турецком стиле на низком каблуке.
– Здравствуйте – она протянула мне руку, унизанную золотыми кольцами, но потом спохватилась и приложила ее к виску, вторую положив сверху – здравия желаю!
– И вам того же, Ольга Викторовна – говорю ей – спасибо, что согласились на встречу.
– Пожалуйста – чеканит она своим мягким голосом – скажите, а кто рассказал вам обо мне?
– Муж Веры Павловны, Василий Ватрушкин. Потому я и просил вас о встрече.
– Вася, значит... Что же. Он всегда казался мне неглупым человеком, несмотря на свою работу. Проходите.
Она пропускает меня в квартиру, а я ловлю себя на мысли, что пожалуй, эта тетка странновата, не более того, но вот вряд ли она больна чем-то таким, на что намекал мне Василий.
Попав в квартиру, я меняю свое мнение. Никогда не видел такого бардака в столь большом помещении. Все завешено и заставлено какими-то советскими атрибутами – пионерскими галстуками, флагами и множеством других ненужных вещей. На журнальном столике – кипа пожелтевших газет «Пионерская правда», пахнет кофе и какими-то невероятными пирожными. Она сбрасывает с кресла на пол двух кошек, стелет на него накидку и приглашает меня сесть. Тут же эти кошки начинают вертеться у моих ног, а скоро к ним присоединяются еще две. Ольга Викторовна отгоняет их, и они, понимая, что с меня поиметь нечего, уходят, оставляя на моей одежде клочки своей невычесанной шерсти.
С какими же интересными людьми нам иногда приходится сталкиваться по работе! Марго всегда замечала это и всегда говорила, что человек – лучшее, что можно исследовать бесконечно. Тут я с ней согласен. Вот например, эта женщина – сразу видно, что она пытается изо всех сил выглядеть здоровой, но даже для несведущего человека она может показаться крайне странной. Эти атрибуты многочисленные, эти фотографии в рамках, которые усеяли все стены... Я пытаюсь рассматривать их и задаюсь вопросом – кто все те люди, что на них изображены? В основном, конечно, сразу видно, что это ее сослуживцы. Еще какие-то мужчины и женщины. Вот она в походе, высоко в горах, вот она еще где-то... В общем, по фото можно сделать выводы, что биография у этой полковничихи очень и очень интересная.
Она приходит из кухни, на подносе у нее две кружки ароматного кофе, кружки необычно красивые, с золотыми ободками по краям. Я смотрю на свою кружку так, словно там, внутри, не кофе, а яд.
– Пейте спокойно! – ухмыльнувшись, говорит она – у меня нет привычки травить гостей.
– Ольга Викторовна, я пришел поговорить с вами о Вере. Вася дал понять, что вы были с ней достаточно близки, и она вам доверяла.
– Вася, прав, конечно, но он немного преувеличивает. Я бы не сказала, чтобы мы с Верочкой были уж настолько близкими людьми. Просто... Ей иногда не с кем было поговорить о каких-то важных вещах, вот она и приходила ко мне.
– Но ведь, насколько я знаю, у нее было очень много подруг – неужели она с ними не делилась?
– С кем? С этими сверистелками, которые способны только на то, чтобы ходить в ночные клубы и снимать там богатых мужиков? Что им можно был доверить? Я бы и копейки не доверила, не то, что какую-то тайну!
– А у Веры Павловны были тайны?
– Да. Например, никто не знал о их истинных отношениях с Васей, кроме меня. Вася милый мальчик, но у них был скорее платонический брак, чем брак, основанный на любви. Я часто говорила Вере, что этим браком она погубит себя, и свою молодость, но она жалела Васю и была как-то по-особому привязана к нему.
– Да, об этом мы знаем со слов самого Василия. Вплоть до того, что он даже знал о ее любовнике.
– О! – женщина ухмыльнулась ярко накрашенным ртом – этот ее химик...
– О нем вы тоже знали?
– Конечно. Это была уже какая-то другая любовь, не такая, как с Васей. Я говорила ей, что не стоит связываться с женатиком – будут проблемы. Что для секса можно найти и свободного мужчину. Но она как-то влюбилась в этого Соловья, и мне совсем не нравилась эта их любовь, понимаете?! Верочка вообще не умела выбирать себе мужчин, несмотря на то, что была такой красоткой... Один ущербный какой-то, второй женатый...
Я вдруг замечаю, что Ольга Викторовна держится очень хорошо, она не плачет, не сморкается в платок, не закатывает истерику по поводу такой страшной гибели своей племянницы, любимой, кстати, племянницы. Что это? Выплакала все слезы или дает знать о себе славное прошлое, в котором она видела вещи и пострашнее? Полицейские все такие – за свою карьеру им приходится видеть очень многое.
– Вы знаете, это ведь из-за Соловья начались эти проблемы...
Я настораживаюсь.
– О каких проблемах вы говорите? Вера Павловна кого-то боялась – это мы уже знаем... Вы, скорее всего, знаете больше, не так ли?
Она вздыхает, отводит взгляд и спрашивает меня:
– Может быть, еще кофе?
Соглашаюсь с ней, она приносит мою чашку, полную, кстати, необычайно вкусного напитка, а в свою подливает немного коньяка из шкафа. Спрашивает у меня, может быть, и мне добавить, но я отвечаю:
– Я же на службе. Наверняка вы понимаете...
– Конечно.
Она усаживается в соседнее кресло, запахивает длинный халат, прикрывая стройные ноги, а потом вдруг спрашивает:
– Вы отыскали вашу сотрудницу? Как ее... Маргариту Николаевну Жданову? Честно говоря, я преклоняюсь перед ее необычайным талантом. Прекрасный следователь.
– Нет – отвечаю удивленно – а откуда вы...
– Ну, право слово – опять усмехается она – совсем недавно все издания и соцсети пестрели этой новостью. Очень жаль, что она еще не найдена. Но давайте вернемся к Вере. Как-то раз она пришла ко мне, вся белая от страха, ее даже трясло. Я дала ей успокоительное и спросила, что случилось. Она ответила, что ходила на работу, узнать, куда подевался ее ненаглядный Соловей. Про него она выяснила, что он в командировке, а потом увидела такое... Такое... В общем, она не смогла мне рассказать, что именно. Она плакала и говорила, что это страшно, и что это может плохо для нее кончиться. Я попыталась позадавать ей вопросы, но она тут же закрывалась от меня стеной, стеной молчания. Обмолвилась только, что снимала все это на телефон, и намерена все рассказать своему Соловью.
– Ольга Викторовна, но вот вы, как истинный сотрудник полиции, а их, как известно, бывших не бывает, разве не посоветовали ей идти с этим «страшным» в полицию.
– Посоветовала! Но после этого она вскочила, сказала, что разберется сама, и умчалась прочь из моего дома.
– Вы не видели ее после этого?
– Видела. Когда спрашивала у нее про эту ситуацию, она тут же замыкалась, уходила в себя, говорила, что все разрешилось, вероятно, чтобы меня успокоить. Но меня-то не проведешь. Я видела, что она потеряла покой и сон, видела, что что-то происходит в ее жизни, пыталась поговорить с ней, но... Она стала реже приходить ко мне, а когда приходила, однажды обмолвилась о некоем черном человеке, который преследует ее и которого она видела уже два раза. Я опять советовала ей пойти в полицию, но она плакала и говорила, что ей никто не поверит, у нее нет доказательств, что над ней посмеются там.
Я перебиваю ее:
– Вы позволите? Мне нужно сделать звонок – набираю номер – алло, Даня, ты восстановил данные сотового оператора с телефона Веры Павловны? Нет, послушай, не надо все подряд. Найди данные за тот день, когда Соловей ездил в командировку. Она тогда, на его работе, снимала какое-то там видео. Нужно его восстановить и посмотреть, что на этом видео. Скорее всего, в нем и заключается вся загадка.
– Я понял тебя – отвечает Даня – если у сотового оператора хранятся эти данные, я восстановлю их. Если она их никуда не передавала, это будет трудновато.
– Вся надежда на тебя, Даня. От этого зависит и то, насколько быстро мы найдем Марго.
Я заканчиваю звонок и бросаю взгляд на Ольгу Викторовну, которая с интересом следит за мной.
– Итак, Ольга Викторовна, Вера доверяла вам, но не очень, так как ничего сильно и не рассказала, да?
– Выходит, что так. И вытянуть это из нее я не могла – она сразу замыкалась в себе.
– Что же, Ольга Викторовна, спасибо вам за помощь.
– Останьтесь еще. С вами приятно беседовать. Знаете, когда меня покинул мой покойный супруг, я осталась совсем одна...
– Я сочувствую вам, но должен идти – служба, сами понимаете.
– Что же, майор... Пообещайте мне кое-что. Позвоните мне пожалуйста, как только найдете вашу замечательную коллегу. Я рада буду узнать, что она в порядке, и верю в то, что она не пострадала. Она еще послужит на благо общества.
Я киваю головой в знак согласия, прощаюсь с ней и ухожу. В машине думаю о том, что было в этом разговоре что-то странное. И вообще – в ее квартире меня что-то смущало, но что – я никак не могу понять. Было там что-то неуловимое, какая-то недосказанность, что ли... Словно эта дамочка что-то скрыла от меня, причем сделала это намеренно.
Когда возвращаюсь в комитет, первым делом иду к Дане.
– Она удалила это видео, конечно – с места в карьер заявляет он – ну, или не она... Кстати, телефон ее отключился в тот день, когда она, по словам родителей, выбралась на встречу с подругами. Это было в двенадцатом часу ночи. Вырубился он вот здесь, в районе ночного клуба. Тут камеры на этом клубе, тут деревья, она шла в эту сторону и... через несколько минут ее телефон отключился. Сейчас видео восстанавливается, это займет еще часа два. Кстати, по моим указаниям оперативники проверили коллег и клиенток Ватрушкиной – все чисто. Ни с кем не было конфликтов, никто не выяснял с ней отношения, все постоянные клиентки признавали в ней мастера высоко класса, а коллеги – открытого, простого и веселого человека. Но она не слишком им доверяла, они были скорее не подругами, а просто приятельницами для нее. Вместе ходили в клубы и кафе, болтали о разных разностях, общались легко и непринужденно и только-то. Они мало знали о ее жизни...
– Понятно – говорю я – Вера доверяла только своей тетке, но вот только почему она до конца не доверилась ей в этом деле? Я имею ввиду, она сказала ей, что снимала видео, но не сказала, какое, о чем; она сказала ей, что видела на работе Соловья что-то ужасное, но не объяснила, что именно. Она сказала ей о том, что боится черного человека, но и только-то... То есть тетка, сама будучи бывшим сотрудником полиции, с регалиями и званиями, не смогла уговорить свою племянницу пойти в полицию? Это не кажется тебе странным?
– Кажется. Уж кого-кого, но ее она должна была послушать.
– Вот именно. В связи с этим у меня напрашивается вывод, что эта прожженная тетка че-то от нас скрывает.
– Слушай, я сейчас дикую мысль выскажу – а может, это она племянницу того... ну... убила?
– А потом растворила в кислоте, сожгла и смолола? И где же она все это провернула?
– Не знаю. Где-то... Проверю ее, вообще, ради интереса и на всякий случай. Слушай, она правда больна на всю голову, как говорил Вася Ватрушкин?
– По ней не скажешь. Но обстановка в квартире... странная. И еще – меня что-то смутило, но я не понимаю, что. В этой хате целая куча атрибутики из Советского Союза. Я не стал спрашивать, зачем. И кошек ходит целая толпа, у меня все брюки теперь в их шерсти. Фотографиями все стены утыканы, но что-то мне не понравилось в этой ее квартире, а что – я и сказать не могу.
– Может, позже сообразишь? Или вспомнишь.
– Может быть. Есть еще что-то? Какая-то интересная информация?
– Да. Мои стажеры наконец проверили записи с камер видеонаблюдения по улице, на которой живут Руслан с Марго, а также внимательно осмотрели все кусты слева от их дома. Помнишь, в одном из дел из этих кустов стреляли в Маргариту?
– Ну, помню, не томи, Даня!
– Так вот, Роб, который помогал ребятам, заметил, что похититель умен и еще практически нигде не прокололся, и действительно – камеры нам ничего не дали. Тогда ребята стали орудовать в этих кустах и в одном месте обнаружили вытоптанный «пятачок», а на нем – следы от нескольких пар обуви. Там же были обнаружены окурки со следами помады. Мои стажеры сейчас пытаются выделить ДНК и снять отпечатки пальцев.
– Отлично! А несколько пар обуви – это значит, что этих людей даже не двое? Их больше?
– Нет, их не больше двух. Там разные пары обуви – мужская, женская, но один размер – сорок первый.
Я тут же вспоминаю обувь из бутика. Там тоже фигурировал сорок первый размер, и эту пару обуви приобретала странная громогласная женщина, которая, опять же, странно себя вела.
– Даня, а что с обувью из бутика? Вычислили всех, кто покупал ее?
– Пока нет – он смущенно трет нос – служба безопасности отправила нам не все данные. После нашего вмешательства там было выявлено мелкое мошенничество со стороны продавцов. Оказывается, при продаже этой обуви три раза продавцы провели не карту лояльности покупателя, а свою.
– Вот как? А зачем?
– Ну, как зачем? Скидка покупателю так и так прошла, а бонусы за покупку в итоге упали на карту продавца, а не клиента.
– Вот это да!
– Угу! Девушки признались, что хотели тоже приобрести обувь в этом бутике, и таким образом копили бонусы – у них при покупке идет стопроцентное списание.
– Понятно. Вряд ли для того, кто приобрел эту обувь, которую мы ищем, было это важно. Иначе он бы обязательно обратил на это внимание.
– Да. Сейчас с нерадивыми продавцами разбирается руководство. Выясняют, при покупке какой еще обуви были проведены не карты клиентов, а карты продавцов.
– И как же служба безопасности собирается теперь искать их? Ну, тех покупателей, которые нам нужны?
– По камерам видеонаблюдения. Они же доставали свои карты, там видны цифры, пусть и не все. Вычислят! Тем более, там не так много клиентов у них.
– Дай Бог. Еще что-то?
– Да. Опера показали фоторобот всем фигурантам дела. Но никто не признал его.
– Точно всем показали, никого не упустили?
– Ну... Вот список... Вроде все здесь.
Я быстро пробегаю его глазами. Да, фигурантов не так и много, так что сомневаться не приходится. Пока жду восстановление записей с телефона Ватрушкиной, выхожу на улицу, к своей машине. Глубоко затягиваюсь сигаретой. Интересно, что же меня так смутило в квартире этой дамочки, тетки Ватрушкиной? И что меня смутило сейчас, в списке тех, кому показывали фоторобот?
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.
