История, присланная выпускником середины 80-х.
На старших курсах военных училищ многие курсанты начинали всерьёз задумываться о будущем. Каждый мечтал получить распределение туда, куда он хочет, а не куда Родина прикажет; стать образцовым офицером, не особо напрягаясь при этом; удачно жениться, непременно на первой красавице города, и так далее в том же духе. Поэтому много свадеб игралось на третьем курсе и до марта на четвёртом. Почему до марта? В училище в начале первого весеннего месяца начиналась двухмесячная стажировка в войсках, после которой сдавались экзамены за второй семестр, а затем и государственные (выпускные) экзамены. Естественно, связать себя узами брака в этот период решительно невозможно. Был у «женатиков» и корыстный интерес в женитьбе ещё в училище – многих из них отпускали в увольнение с 14-ти часов субботы и до 8-ми часов утра понедельника. Посетить, семейное гнёздышко, вкусить домашних харчей и упасть в тёплые объятия жены. А это немало, в том числе и в вопросе продовольственного обеспечения, – казённое-то питание курсантов оставляло желать много лучшего. Вот и гремели по всему городу шумные курсантские свадьбы в осенне-зимний период.
Об одной такой свадьбе, но не только о ней, и пойдёт речь. Случилось торжественное событие в один из субботних дней то ли поздней осенью, то ли в начале декабря. Землю уже покрывал слой снега, хотя пока и небольшой. Лёгкий морозец. Хороший, в общем, день. Поздравлять молодожёнов в увольнение были отпущены курсанты в количестве 7-8 человек, причём командование расщедрилось, и увольнительные записки были оформлены до полуночи или до утра (для местных военнослужащих). Свадебный стол накрыли в одном из ресторанов в отдаленном от училища районе – за Рекой. Всё как обычно: сами брачующиеся, гости, хорошие закуски, спиртные напитки, танцы, розыгрыши.
Выпивки, в том числе самогона, было много, хоть упейся, что для того времени выглядело несколько непривычно. Уже действовало Постановление Совета Министров СССР, а затем и Указ Президиума Верховного Совета СССР с говорящим названием: «Об усилении борьбы с пьянством». В числе прочего указанные документы усиливали меры по искоренению самогоноварения, продажу винно-водочных изделий разрешалось осуществлять только в специализированных магазинах, либо обособленных секциях продовольственных магазинов с 14-ти часов (по рабочим дням), практически исключалось потребление спиртного вне кафе и ресторанов. В домашних условиях – пожалуйста, конечно. Кстати, до этого алкогольные напитки начинали продавать с 11 часов утра. Позднее автор этих строк узнал, что в Москве 11 часов называли «часом волка», и можно было услышать: «Ну что, уже дают? – Да, час волка уже наступил, поспешай!» (о покупке спиртного). По легенде, такое название обязано своему появлению кукольному театру, именуемому сейчас Театр кукол им. Образцова, а вернее – большим часам на фасаде здания, сверху которых красуется большой петух, а в домиках, расположенных вокруг циферблата, «живут» сказочные герои – сова, кот, поросёнок и другие. Всего домиков двенадцать, в каждом по одному герою. Каждый час, когда большая (минутная) стрелка часов доходит до отметки «12», какое-нибудь одно животное выглядывает из домика. Так вот, в 11-00 распахивалось окошко, в котором появлялся серый волк, отсюда – и «час волка».
Порядок реализации соответствующих мер по исполнению требований Постановления и Указа определялся Советами народных депутатов, а на деле, как обычно, управлением и регулированием практически всеми процессами общественной жизни занималась «руководящая и направляющая сила» – КПСС. Ну и накуролесили, конечно. В руководящих документах ничего не говорилось об уничтожении виноградников, что сделали власти Крыма, вырубив сотни гектаров ценнейшего многолетнего ягодника, пытаясь угодить своим рвением высшему партийному руководству. Или «прославились» партийные органы Рязанской области, поспешившие демонтировать импортную линию по розливу пива, только недавно закупленную в Чехословакии и готовую к вводу в эксплуатацию, чуть ли не единственную такую в стране. Там же партийные бонзы, обуянные страстью к подхалимству, отчитались в том, что в области осталось всего четыре винно-водочных магазина (якобы народ враз бросил пить и большего количества не требуется), расположенных в самой Рязани – по одному в каждом городском районе. Больше официальных точек торговли крепкими напитками в области не было. Страждущий народ из районных центров, деревень и сёл вынужден был ездить за водкой либо в Рязань, либо в соседние регионы, где о таких ужасах и не слышали. Причём в Рязани требовалось отстоять гигантскую очередь, а по необходимости и несколько раз, так как продавали зараз не более 2-х бутылок водки или коньяка «в одни руки». Нередко в очередях вспыхивали ссоры, а то доходило и до рукопашной. В виде исключения для свадьбы в органах ЗАГС выдавались талоны на приобретение, как правило, водки в количестве не более 20-ти поллитровок. Мне самому пришлось через это пройти, когда женился после выпуска из училища. Странно это выглядело: наряду с талонами на приобретение обручальных колец (да, и такое было в маленьких городах в пору всеобщего дефицита) получать ещё и талоны на спиртное. Выручить мог только самогон. Но за его изготовлением и продажей власти зорко следили и наказывали. Да ещё в силу каких-то причин горожане небольшого райцентра самогоноварением практически не занимались и оттого страдали вдвойне. Тогда выручила тёща с её крепчайшей самодельной «огненной водой» из южных районов Рязанщины, где не испытывали моральных проблем по поводу производства напитка из сахара с дрожжами и славились умением избегать проблем с участковыми милиционерами.
В Городе антиалкогольный угар не превышал приемлемого уровня – обходилось без фанатизма и экстремизма. И всё же, количество спиртного на столах удивляло. Это была далеко не «комсомольская свадьба», как в те годы называли показушные мероприятия, на которых якобы спиртного вообще не было, а пили «на показ» только соки, компот и лимонад, при этом часто прося подлить из чайника или самовара «чайку». Который на деле оказывался необычайно крепким, так как состоял, в основном из смеси 60 процентов воды и 40 процентов чистого спирта. Тем не менее, определённые меры принимались, дисциплина усиливалась. Училище тоже отреагировало и усилило меры по борьбе с зелёным змием. Теперь за «залёт по пьянке» запросто могли и отчислить, невзирая на курс. Поэтому курсанты, прибывшие поздравить молодожёнов, пытались, как говорится, «держать марку». Поначалу. Но, как известно, как капля постепенно точит камень, так и спирт по чуть-чуть загоняет организм в эйфорию, а жизнь начинает блистать новыми красками…
Припоминается ещё одна свадьба, на которой «гуляли» двое из нынешнего состава гостей, а третий как раз женился. Было это в одном из старинных городов Подмосковья. Шумно, весело, интересно. Курсанты, коих было трое, за столом сидели вместе, рядышком. И хотя одеты были в гражданскую одежду, присутствующим были представлены, как сослуживцы жениха. После определённой дозы возлияния горючего троица затеяла танец, как им тогда показалось оригинальный и доселе не виданный. Суть заключалась в хаотичном передвижении под ритмичную музыку. Группа образовала треугольник, в углах которого, задирая ноги и раскачивая туловищем и руками, они и «танцевали», при этом периодически меняясь местами совершенно случайным образом, зачастую врезаясь друг в друга при обмене и мешая другим танцующим. Это казалось им оригинальным и сногсшибательным. Остальные гости ухохатывались, глядя на несвязные «па» нетрезвых курсантов. В это время какая-то зараза, по-другому и не назовёшь, заметив, что троица пьёт водку и непременно запивает её каким-то фруктовым напитком, а потом уже закусывает, решила сыграть злую шутку. Разбавив напиток в стаканах курсантов тёплым самогоном в пропорции примерно 1:10 (одна часть – это напиток), зараза невыясненного пола затерялась среди гостей. Вернувшиеся за стол военные выпили по очередной рюмке за молодых, и, по традиции, сделали по большому глотку «напитка». Надо было видеть их лица в тот момент. Вмиг побагровевшие щёки, выступившие крупными каплями слёзы, судорожно открытые рты, жадно хватающие воздух, на несколько секунд превратили вполне ещё человеческие лица в морды каких-то монстров. Для них эти мгновения длились о-очень долго. К чести будущих офицеров они стойко перенесли нежданное и подлое испытание, на которое гости почти не отреагировали, кроме, наверное, злорадства затаившейся где-то заразы. Никто из них не выскочил из-за стола, расшвыривая всё и всех, а также не исторг обратно проглоченную жидкость вместе с остальным содержимым желудка, ограничившись несколькими глубокими вдохами. Но неприятнейшие ощущения от запивания тёплой водки тёплой же самогонкой, когда этого совсем не ожидаешь, наверное, помнятся и поныне.
Но вот, наконец, свадебный обед, перешедший в ужин и чаепитие, подошёл к концу и народ начал расходиться. Врезав, как говорится «на посошок» мы с товарищем выдвинулись в сторону училища. Остальные имели увольнительные до утра. Для начала требовалось перебраться на свой берег Реки. В автобусе друга укачало, поэтому на первой же остановке после моста пришлось выйти из транспорта на свежий воздух. И тут товарища, как бы помягче сказать, стошнило, довольно обильно, при этом частично запачкалась шинель. Пришлось мне отыскать в темноте место, где лежало побольше снега и зачерпнуть его с целью почистить обмундирование. Попытка вышла крайне неудачной – в сугробе оказалась разбитая стеклянная бутылка, осколок которой прилично поранил пальцы на правой руке. Как там у поэта? Ночь. Улица. Фонарь… только аптеки нет рядом. А из порезов хлещет кровь. Спасла… дисциплина и положенный при утренних осмотрах носовой платок. Даже два: мой собственный и моего товарища. Приложив снег, кровотечение удалось остановить, а потом кое- как замотать руку платками. А уже затем с осторожностью помогать отдышавшемуся сотоварищу, приводить себя в божеский вид.
Наконец, сели в трамвай, идущий в сторону альма-матер. Время позднее, наверное, ближе к 23 часам, народу немного. Подозревая, что вид у нас довольно сомнительный, эйфория стала переходить в следующий этап, в котором возможны и необдуманные поступки. Крепко держа уже засыпающего сослуживца, я старался держаться подальше от народа – на задней площадке. В какой-то момент показалось, что сидящий ближе всех мужичок уж больно косо смотрит на нас, какой-то у него неправильный взгляд, осуждающий. Я тоже стал пристально смотреть на него, пока он не отвёл глаза, но через некоторое время опять уставился – до моего «говорящего» взора. Говорящего – потому, что пришла в голову шальная идея: если он ещё раз посмотрит в нашу сторону – подойду и дам в морду. Хрен его знает за что, но не сильно. Несмотря на свою миролюбивость и неагрессивный характер, возможно, так и случилось бы, но выручили наши третьекурсники, в это время вошедшие в трамвай и отвлекшие внимание от «жертвы». Поняв, что мы изрядно нетрезвые, курсанты решили помочь нам добраться до училища без эксцессов. Это здорово нас выручило, т.к. они спешили и, выйдя из трамвая, бегом бросились к КПП, пока мы неспешно, шатаясь, как при бортовой качке плелись сзади. Но всё же один из них – младший сержант – прибежал обратно, рискуя опоздать из увольнения (было почти 11 часов вечера – время окончания их увольнения), и предупредил, что на контрольно-пропускном пункте стоит офицер – дежурный по училищу, и нам там без последствий не пройти. Огромное ему спасибо за взаимовыручку. А последствия могли быть самыми жестокими.
В запасе час, надо придумать, что делать. Как вариант – перебраться где-нибудь через забор. Мне приходилось однажды перелезать через немаленькие высокие ворота у нового учебного корпуса, примерно в такое же время, но тогда я был один, а сейчас на мне повисло почти мёртвым грузом тело товарища. Слышал, что где-то с восточной стороны нашего общежития существовал проход на территорию, но непростой. Пошли искать лазейку, Успешно. Теперь задача потруднее – перевалить на другую сторону забора собутыльника, от которого не приходилось ожидать существенной помощи. Почти впритык к преграде росло дерево. Довольно долго промучившись с подъёмом тела на забор, буквально на руках, упираясь спиной в дерево, и кое-как закрепив курсанта наверху, сам тоже взобрался на преграду. К этому времени он почти очнулся и общими усилиями был опущен, скорее, сброшен, хорошо хоть ногами вниз, на снег. В расположение вернулись вовремя. Дежурный офицер – наш же командир взвода – хоть и видел нас, но вопросов не задавал и никаких действий не предпринимал. Всё обошлось без последствий и быстро позабылось – как только зажили раны на правой руке.
