Визит в расположение части сотрудника госбезопасности всегда вызывал ненужные вопросы у личного состава, особенно заставляя изрядно напрячься состав командирский. Тем более, когда это касается предстоящего наступления или наоборот подготовки к обороне перед превосходящими силами противника.
Вот и сейчас имела место подобная ситуация. Дела и так ни к чёрту, а тут ещё НКВД решило навестить! Ох, не к добру это! Не к добру!
Как будто не хватало осенней распутицы, мешающей подвозу боеприпасов и эвакуации раненых и постоянных налётов люфтваффе.
- Что у вас там происходит?! - шипел майор на появившегося в блиндаже капитана.
Капитан Зиновьев, мужчина средних лет, простоватый, из деревенских. Капитаном он стал досрочно по причине гибели всех предыдущих командиров. Он стоял по стойке смирно как вкопанный, вытаращив глаза, которые то и дело смещались в сторону, туда, где за столом с чадящей керосинкой в тени сидел ещё один человек. Рядом на столе, поверх карт, лежала фуражка с малиновым околышем.
- Да вроде ничего такого... - начал было капитан, но майор его резко оборвал.
- А как же тот рядовой, что ведёт... – майор Косицын попытался подобрать подходящее слово, так как "пораженческие" в данном конкретном случае точно не подходило, - странные речи!
Капитан явно не ожидал такого отношения от пускай и старшего по званию, но всё-таки человека, с которым он привык с начала войны общаться в большей степени неформально. Трудные времена порой стирают грани, которые кажутся незыблемыми в других условиях.
В этот момент майор почувствовал себя не только не в своей тарелке, он почувствовал себя глупо, но человек, чьё лицо скрывалось в тени, продолжал молчать. При этом он постоянно размеренно постукивал средним пальцем по столешнице. Это значит, что он, майор, всё правильно говорит? Или наоборот позволяет ему закопать себя глубже, чтобы потом подвести под полевой трибунал? Вот ведь свезло, так свезло!
- Товарищ майор, - продолжал оправдываться капитан, - там как бы в самом деле ничего такого...
- Ничего такого?! - взъерепенился майор Макаренко. – Так, может, ты нам расскажешь, что он такого говорит, что уже даже не рота, весь батальон на ушах стоит?!
Майор тоже скосил глаза на человека в тени, а капитан искренне считал, что проблема и выеденного яйца не стоит, но учитывая присутствие госбезопасности, он начинал в уме разбирать то, что слышал от рядового, пытаясь найти хоть какой-то скрытый смысл.
Госбезопасность молчала.
- Ну, так, - замялся капитан, - рассказывал, когда война закончится. Говорил, что мы победим и всё такое.
- И когда война закончится? – уточнил Косицын.
- Кажется в мае 1945-го года.
- И что ты думаешь об этом? – задавая вопрос, майор покосился на человека, остающегося в тени.
- Дожить бы! Хотелось бы посмотреть, как этих гадов вешать будут. Да вернуться домой, в деревню, к жене и детям.
Майор вновь скосил глаза в сторону тени.
- Как его там? Рядовой Сергеев? – более сдержанно спросил майор Косицын у капитана.
- Так точно, товарищ майор! Рядовой Артём Сергеев!
Со стороны, где сидел сотрудник НКВД, послышалось движение. Услышав имя рядового, человек в форме подался вперёд, но его лицо всё так же оставалось в тени. В свете керосинки блеснули красные ромбы на петлицах.
- А другим именем он себя не называл? – раздался хрипловатый баритон
- Что? - не понял капитан.
- Может быть, отзывался на другое имя? – уточнил сотрудник. - Потом перевёл всё это в шутку?
Капитан Зиновьев замешкался.
- Да вроде нет. Хотя…
- Так-так! – подбодрил незнакомец.
- Как-то Сидорчук окликнул по имени Алёхина, а того Сашкой зовут, в смысле Александр, а Сергеев вроде как тоже дёрнулся. Виноват, не придал значения!
Сотрудник госбезопасности опять погрузился в тень. Махнул кистью руки.
- Можете быть свободны, капитан! – увидев жест, сообщил майор.
Зиновьев развернулся по форме и направился к выходу, как вдруг его окликнули всё тем же спокойным хрипловатым баритоном.
- Стоять!
Капитан замер как вкопанный, не дойдя до выхода из блиндажа. один шаг. Обернулся по уставу, вновь встал по стойке смирно.
- Надеюсь, вы понимаете, что это вопрос государственной важности? – раздался вопрос из тени.
- Так точно! Понимаю! – отчеканил он.
- Хорошо, - кивнула тень. – Теперь можете идти. И рядового Сергеева - ко мне! Хочу лично с ним переговорить... для начала.
- Рядового Сергеева к вам! – повторил капитан и развернулся на каблуках.
Когда капитан скрылся из виду, тень обратилась к капитану, который так и продолжал стоять, не зная, что делать дальше. Вот ведь попал, однако!
- Необходимо подавить всякие разговоры о конкретной дате победы над врагом! Вам ясно?
- Если честно, то не совсем, - взял себя в руки майор. Он развернулся и стал смотреть прямо в тень. – Почему красноармейцам нельзя мечтать о победе?
- Потому что, - судя по интонации, сотрудник госбезопасности пытался донести суть проблемы, а не приказывать, - одно дело мечтать и верить в победу. Другое дело – знать, что она произойдёт в конкретный день, конкретную дату. Улавливаете разницу?
- Не совсем, - повторил майор, хотя смутное понимание уже стало формироваться у него в голове.
В тени раздался глубокий вздох.
- Если все будут считать, что 9 мая 1945-го наступит Победа, то люди просто попытаются пересидеть до наступления этой даты, майор! Никто не пойдёт в атаку, а если и пойдёт, то будет, неоправданно осторожничать! Зачем идти под пули, если ты знаешь, что в такой-то день и такой-то час всё будет кончено? И как вы думаете, майор, если солдаты не будут полностью отдаваться борьбе с врагом, то кто тогда победит?
Майор молчал, обдумывая услышанное.
- Теперь понятно? – спросили из тени.
- Так точно, понятно! – ответил Косицын.
Вроде как всё было понятно, и госбезопасность была права, вот только… Страшная по своей сути мысль полыхнула в его голове. Да нет! Не может быть! Стараясь её отогнать, он спросил:
- То есть Сергеев точно не шпион? - перспектива того, что во вверенном ему подразделении объявился диверсант Рейха, или любой другой агент, не внушала уверенности в будущем и грозила разбором полётов, долгой перепиской и возможно переводом в штрафной батальон. Так, по крайней мере, думал майор, стараясь не верить в то, что услышал от госбезопасности.
- Мы разберёмся с этим рядовым, майор, - уклончиво ответил сотрудник госбезопасности. – Но напомню вам, как и капитану, что всё, что вы здесь услышали – государственная тайна.
***
Через час чёрный легковой ГАЗ по разбитой грунтовой дороге увозил рядового, который стоил майору Косицыну седых волос, из расположения батальона.
Вокруг продолжала кипеть работа по подготовке к встрече наступающих сил противника, как говориться с музыкой и танцами.
Майор стоял у входа в палатку санчасти и задумчиво курил папиросу. Уже вторую за последние десять минут.
Когда сотрудники НКВД усаживали рядового в чёрный автомобиль, тот встретился взглядом с майором, и майор отвёл глаза, не зная даже что и сказать. Лишь нервно затянулся деручей махоркой.
- Что это было, Ваня? - спросил невесть как появившийся рядом Зиновьев.
- Не знаю, - честно признался Косицин и протянул капитану папиросу. Тот её взял и прикурил от протянутого окурка. - Думал, всё - конец мне пришёл, вспомнили дворянское происхождение моей бабки. А они вон по чью душу припёрлись.
- Хороший солдат был так-то, - вздохнул Зиновьев.
- Сплюнь ты! - прикрикнул на него майор и капитан три раза плюнул через левое плечо, следом сделав неуверенное движение, как будто хотел перекреститься, но вовремя остановился.
- Так, а что он тебе сказал-то, этот из госбезопасности?
- Ничего нового, Ваня, - вздохнул Косицын, но капитан продолжал ждать ответа, и майор его дал. – Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами! Так и передай всем, кого встретишь, или кто спросит про Сергеева.
Капитан сделал глубокую затяжку, поморщился.
- Слушай, Ваня, а как того НКВДэшника звали? – внезапно спросил он.
Майор замер, едва не донеся руку с почти докуренной папиросой до рта. Повернул голову и растерянно посмотрел в глаза Зиновьеву.
- Не помню, - пробормотал он. – Помню, что тот представлялся, документы показывал. Помню, как я их читал, всё оформлено согласно порядку, чин по чину…
- А имя, имя-то какое?
- Не помню! – покачал он головой. – Чтоб тебя! Не помню!
- Слушай, я конечно с людьми переговорю, - кивнул капитан, - проведу, так сказать, разъяснительную работу среди личного состава, но, думаю, что и нам стоит помалкивать о том, что тут произошло.
Майор кивнул, сделал последнюю затяжку и бросил остатки папиросы в разбухшую от моросящего дождя землю.