Все части детектива здесь
А окно – оно еще ко всему прочему зарешечено, иначе я бы нашла в себе силы как-то добраться до него, выбить эти доски... Но как? Кстати, снаружи почему-то ни звука, словно я нахожусь там, где совершенно нет людей. Заброшки... Это какие-то заброшки, но их много и в городе и за городом, смысла нет гадать, где именно я нахожусь.
Я смотрю на узкую полоску света. У меня нет никаких подручных инструментов, чтобы хоть как-то добраться до этой спасительной полоски. Внимательно осматриваю свою камеру еще раз – матрац, кaндaлы, фонарь под высоким потолком. Что из этого может мне помочь?
Часть 7
Руслан
Я понимаю вдруг, что впервые в жизни не знаю, что мне делать. А ведь я никогда не был таким – всегда быстро соображал и находил выход из любой ситуации. Но не сейчас. Похищение Маргариты словно лишило меня сил и способности соображать. Я начинаю понимать, что без своей жены – я ничто и никто. Ни адвокат, ни отец и даже не человек. Маргарита так плотно вошла в мою жизнь, что без нее я не ощущаю себя живым, соображающим человеком, я не ощущаю себя в социуме и ничего не могу с этим поделать.
Я, как слабая крыса в неволе, мечусь по клетке, но не могу найти выхода. Теперь еще и детей похитили. Что же будет дальше? Они и так практически разрушили нашу семью, что они хотят сделать? Мне страшно от одной мысли о том, что дальше они уничтожат всех, а меня оставят в живых, чтобы я всю жизнь мучился осознанием того, что я не смог помочь своим близким.
Я сижу в машине около дома, время, кажется, остановилось, нужно что-то делать, куда-то бежать, писать заявление о пропаже моих детей и помощницы, а я не могу. Звоню Климу и чувствую, что тот взбудоражен не меньше. Не давая мне вставить ни слова, он говорит:
– В прессу проникла информация о похищении твоей жены, Руслан. Теперь нам всем тут не сладко.
Черт! Вот только этого не хватало! Сейчас весь город будет бурлить от этой новости! Похитили полковника, следователя СК – видимо, шефу у вышестоящих достанется по первое число.
– Вот это да – говорю я слабым голосом, не в силах реагировать как-то по другому – Клим, у меня дети пропали и Галина тоже.
– Что? – я слышу, как он тихо ругается матом – твою же мать! Ты звонил им?
– Ну, конечно. «Аппарат абонента выключен...».
– Только этого нам не хватает! Слушай, погоди немного, может, они просто ушли куда-то!
Сбрасываю звонок и снова сажусь в машину. «Просто ушли». В свете происходящих событий это звучит как-то даже зловеще.
Думаю о том, куда можно поехать, к кому, чтобы начать поиски моих детей, и вдруг слышу звонкое:
– Папа!
Не веря себе, выскакиваю из машины, мне навстречу летит Сонечка, раскинув руки, вся раскрасневшаяся, довольная и смеющаяся. Ангел мой!
За ней идут Юрчик и Галина, живые и здоровые. Подхватываю дочь на руки, крепко обнимаю, чувствуя родное тепло нежного детского тельца. Не надо показывать детям мой испуг, но Галина, вообще-то, могла бы позвонить мне и предупредить, что они уходят.
Всматриваюсь в смеющееся личико дочери, еще раз крепко прижимаю к себе.
– Вы где были, гуляки? – спрашиваю у нее.
– На атлакционах – с трудом выговаривает она тяжелое для нее пока еще слово – Юлчик нас повел.
Я обнимаюсь с подошедшим сыном, мы похлопываем друг друга по плечам, он всматривается в мое лицо некоторое время, а я говорю Галине:
– Галина, вам следовало позвонить мне, что вы уходите.
– Пап, это я виноват – говорит сын – Соня была такая грустная, что я решил порадовать ее походом в парк, и Галину мы взяли с собой. Соня от души навеселилась, правда, сестренка?
– Да! – вскрикивает дочурка, поднимая вверх ручки – я так навеселилась, пап!
– Ну вот и хорошо – улыбаюсь я, думая о том, что за этот час я постарел лет на десять.
– Ты плохо выглядишь, папа – говорит сын – что случилось? У нас, кстати, телефоны разрядились, что у меня, что у Гали.
Скрывать теперь смысла нет – пресса уже все знает, и если не от меня, то из газет и соцсетей и Юра, и Галина тоже будут знать.
Хлопаю сына по плечу.
– Маму похитили – говорю ему коротко и тихо, чтобы не услышала дочь.
Галина вскрикивает и закрывает рот рукой, а потом произносит:
– Простите, Руслан Богданович, что я не предупредила вас, что мы пошли в парк – теперь-то она понимает, что я пережил за это время.
У сына потерянное и беззащитное лицо.
– И что? Никаких следов? И требований никаких?
Он мыслит, как истинный сын своей матери. Я качаю головой, давая понять, что ни следов, ни требований нет.
– Завтра третий день – говорю ему – и самое печальное именно то, что нет требований. Похититель уже должен был выдвинуть их.
– Насколько высока вероятность того, что она еще жива? – вдруг спрашивает он.
Я беру его за шею, притягиваю к себе, вглядываюсь ему в глаза и говорю тихо:
– Я мысли такой не допускаю, Юра! Не допускаю, понимаешь?!
Он часто-часто кивает головой, но все понимает. Если они не выдвигают требований, значит... Она нужна им для чего-то другого. И это «другое» страшнее всего.
– Пап, может, это связано с ее прошлыми делами?
– Пока непонятно. А самое печальное, что как бы мы не пытались скрыть это от прессы – ничего не вышло. Им теперь все известно, и боюсь, они раздуют это в дело невероятных масштабов.
– Пап, надо что-то делать – говорит мне Юрчик – нельзя вот так сидеть и ждать.
– Я все понимаю, Юра, мы с Климом и ребятами из СК стараемся, но пока у нас плохо получается узнать, куда увезли маму. Сын, мне сейчас нужна твоя поддержка, твоя и Галины – я смотрю на девушку, она кивает головой, тихо слушая наш разговор – возьмите на себя заботы о Соне. Она, конечно, ничего не знает, я сказал ей, что мама уехала в командировку. Не давайте ей скучать, грустить, вспоминать маму и плакать, нужно поддерживать в ней мысль о том, что мама на очень важном задании и скоро вернется. Я завтра же займусь наймом охраны, потому что боюсь, что и вам может угрожать опасность.
– Хорошо, пап – соглашается со мной сын – скажи, а это похищение... Оно может быть направлено против тебя?
– Вполне, но пока точно мы не знаем. У нас есть только мамина цепочка, найденная в заброшенном доме, и считалочка.
– Считалочка? – удивляется Юра.
Я объясняю ему, что имею ввиду, и он хмыкает недовольно:
– Пап, слушай, я думаю, она в руках не совсем нормального человека, неадеквата. И это плохо.
– Почему ты так думаешь?
– Да потому что это ненормально – он взрослый, а оперирует какими-то детскими считалками, вместо того, чтобы выдвинуть требования. Он словно кошка с мышкой, играет с вами, и при этом точно хочет, чтобы его нашли. Я бы начал с психушек, вот честно.
– Возможно, ты и прав, Юра – говорю я ему – подумаем над этим.
На следующий день, с самого раннего утра, я еду на встречу с представителем охранного агентства. Этот здоровый мужик с широкими и массивными, как гора, плечами, встречает меня крепким пожатием руки.
– Наслышан, наслышан – говорит он – адвокат вы известный, да и жена ваша... Простите... Есть новости о ней?
– Пока нет – я ловлю себя на мысли, что за такой короткий срок новость о похищении Марго выросла, скорее всего, до масштабов нашего города – Тимур Владимирович, вы, наверное, догадываетесь, зачем я вас пригласил?
– Конечно. Наше агентство готово оказать вам услуги охраны, но нужно знать объемы. И конечно, мы подготовили бланк договора, чтобы вы имели возможность с ним ознакомиться.
– Хорошо. Что касается объемов – тут все просто. Мне охрана не нужна, так как я сам бывший полицейский, а вот мои дети и помощница по хозяйству... Тем более, сейчас, когда меня практически нет дома. Я бы расположил смены охраны по периметру двора – поверьте, в этом есть необходимость, но я не могу рассказать вам всего. И конечно, кто-то из охраны должен будет сопровождать помощницу и детей, если они куда-то будут отлучаться из дома. Например, моя дочь ходит в детский сад. Водит ее туда помощница, сами понимаете, что в случае чего – она не сможет защитить себя и ребенка.
– Я вас понял, Руслан Богданович. Вы позволите осмотреть территорию дома?
– Конечно. Мы можем проехать прямо сейчас.
В общем, на то, чтобы решить все вопросы с охраной, у меня уходит полдня. Мы решаем спорные вопросы, потом подписываем договор, и Тимур Владимирович обещает сегодня же прислать первую партию сотрудников.
Я звоню Климу – не терпится узнать, что конкретно известно прессе и как это отразится на ходе расследования похищения.
– Известны только поверхностные факты – отвечает он – но неизвестно, от кого поступило сообщение. Оно пришло на электронную почту издательства, отправителя сейчас пытается выяснить Даня. Пресса взбудоражена, шеф выхватил люлей от старших, а активисты города сколачивают команду для поиска Марго. Не думаю, что они будут этим мешать следствию, но вот преступника спугнуть могут, потому серьезные дяди из Управления сейчас поедут в издательство с требованием перекрыть поток материалов о похищении Марго, а активистов придется попросить не действовать столь рьяно, конечно, по причине того, что это может помешать следствию. Ну, как-то так. Кстати, на цепочке, найденной в доме, только ДНК Маргариты, больше никаких следов. Надписи на стенах написаны кровью, но это не кровь человека – это кровь курицы.
Облегченно вздыхаю и задумываюсь о том, что вероятно, у похитителя нет намерения убить Маргариту. Тогда зачем он ее похитил?
Клим
Когда суматоха с прессой улеглась и те самые «серьезные дяди» перекрыли краник информации у местной прессы, пригрозив закрытием их изданий на длительные проверки, и как следствие – потерю дохода, активисты толпой собрались у здания СК. Мы договорились, что действуют они тихо, результаты докладывают только мне, и их основная задача – не спугнуть похитителя. А потому действовать надо спокойно, не подпускать к своей деятельности прессу, и советоваться со мной. Их задача – как можно быстрее обыскать все «заброшки» города и пригорода.
Я показываю их руководителю группы на карте то место, где похитили Марго, и даю немного информации о том, что мы нашли в заброшенном доме, попутно думая о том, что могли бы и не найти, если бы не Руслан. И вообще – черт его дернул пойти в этот дом. Преступник старается психологически надавить на него и на нас, вероятно, прекрасно зная о том, как все мы относились к Маргарите. При этом нам до сих пор неизвестен мотив похищения нашего следователя, а ведь сегодня уже третий день. То, что это преступление напрямую связано с убийством Ватрушкиной – в этом как раз нет никаких сомнений.
Неожиданно в комитете появляется муж Ватрушкиной, которому правдами и неправдами удалось, наконец, вернуться в город. Василий Яковлевич Ватрушкин совершенно не подходил своей супруге. Мне вообще, глядя на него, непонятно, что они делали вместе. Плотный увалень с короткими ногами и рыхловатым телом, со светлым ежиком волос и маленькими щелочками глаз абсолютно не ассоциируется у меня с красивой Верой Павловной Ватрушкиной. Или, может быть, здесь все по принципу – любовь зла?
– Присаживайтесь, Василий Яковлевич – говорю я ему – как вы?
– Я прямо с рейса к вам, сюда. Мне уже все известно – родители рассказали. Бедная Верочка. Вы, наверное, задаетесь вопросом, что такой человек, как я, делал рядом с такой, как Верочка?
А этот водитель-экспедитор проницателен! Кажется, по моей реакции он понимает, что не ошибся, а потому говорит:
– Понимаете, у нас с ней... своеобразная любовь. Мы давно друг друга знаем, очень давно, еще со школы, и нам всегда есть о чем поговорить. Нам интересно друг с другом и спокойно, понимаете. Поэтому мы вместе. Я не требователен в сексе, в домашнем уюте, в том, чтобы, например, подумать о детях, Веру и меня вполне устраивали такие отношения.
– Но ее коллеги отмечают, что вы ревновали ее и никуда не отпускали.
– Не то, чтобы ревновал. Я хотел, чтобы она была осторожна, всего-то лишь.
– Вы... переживали за нее? Что-то чувствовали? Как можно объяснить сейчас вот эту вашу фразу – «хотел, чтобы она была осторожна»?
– Видите ли... Верочка очень яркая женщина, но она... совсем не умела разбираться в людях, а я не хотел, чтобы она попала в какую-нибудь историю. Она... очень эмоциональна, легко идет на контакт, легкомысленна, я бы сказал...
– Понятно. Но вы знали, что она в ваше отсутствие ходит гулять с подругами?
– Конечно, знал. Ругал ее за это – что такой образ жизни не доведет ее до добра. Она молча слушала, кивала, соглашалась, но... и только-то. Она всегда делала то, что сама считала нужным.
– Понятно. Скажите, Василий, у Веры были враги?
– Ммм... нет... она была очень легким человеком, у таких обычно не бывает врагов. Она рассказывала мне про ссору в салоне, когда к ней пришла жена ее любовника, Соловья...
Что? Что я сейчас услышал?!
– Подождите, вы что, знали о ее любовнике?
– Конечно. Верочка все мне рассказывала.
– Интересные отношения! И вам было нормально, что в вашей жизни есть кто-то третий?
– Да. Видите ли... Верочка – молодая, здоровая женщина, ей нужен регулярный секс, а я не могу ей этого дать. У меня снижены половые функции, потому я... допускал подобное. Опять же... Если мне требовалось, Верочка никогда не отказывала мне.
Вот это да! Вот это я понимаю – отношения! Свободные во всех смыслах!
– Ну... вас все устраивало?
– Да. И Веру тоже.
– Мда... интересно. А что вы знали про ее любовника, Соловья?
– Химик он, на каком-то там заводе. Кстати, Верочка даже ходила к нему туда как-то раз... Пришла чем-то раздосадованная или расстроенная, я не понял тогда. Спросил ее, она сказала, что Соловей срочно отчалил в командировку, а ее не предупредил, и узнала она об этом только на заводе. Я тогда подумал, что она расстроилась из-за того, что это было похоже на конец их отношений, но наверное, было что-то другое во всем этом, потому что... после этого Верочка несколько раз плакала.
– Вот как? Так может, она как раз и плакала по этому поводу?
– Нет. Она бы не стала из-за этого вот так переживать. Но когда спросил, она мне ничего не сказала, просто с улыбкой ответила, что это обычные бабские слезы.
– Василий, ее родители и коллеги говорили, что Вера кого-то боялась. Вы что-то знаете об этом?
– Я думаю, это было плодом ее воображения. Да, она боялась какого-то черного человека, которого якобы видела два раза недалеко от дома. Но мне кажется, что это было выдумкой. Ну, сами подумайте – какой черный человек? Сказки венского леса, честное слово. Ну бред, бред просто! Кто вот так будет приходить к твоему дому и пугать тебя? За что и по какой причине? Вы знаете, в роду у Верочки были неадекваты, психически больные люди. Вот например, ее бабка, у нее была шизофрения. Или вот тетка Веры, на вид – вполне себе нормальная, но Верочка мне говорила, что она... уже немного того... Думаю, у Веры тоже начиналось что-то подобное, и этот черный человек – галлюцинация.
– Должен вас разочаровать, Василий Яковлевич. Черный человек существует на самом деле, как бы смешно это не звучало. Вот, посмотрите.
Включаю ему запись с видеокамеры у ворот Маргариты. Он внимательно всматривается в запись и удивленно говорит:
– Во жуть! Но тут совсем другое место. И что он делает?
– Дело в том, что расследовать убийство вашей жены взялась следователь СК Маргарита Жданова. Но на следующий день, утром, по дороге на работу, была похищена, как мы полагаем, вот этим лицом.
– Ну и дела! – опять удивляется Ватрушкин – скажите, я могу чем-то помочь вам?
– Василий, вы в этой фигуре никого не узнаете? Может быть, походка кажется вам знакомой? Или еще что-то?
– Ммм... Ну, тут ведь даже не поймешь – мужчина это или женщина. И идет так широко, опять же. Нет... Я даже не предполагаю, кто бы это мог быть.
– Хорошо. Василий, вот моя визитка – если вдруг что-то вспомните, позвоните мне. Сейчас любая информация будет ценной для нас.
Он кивает и уходит после того, как я подписываю ему пропуск и напоминаю о том, что ему нельзя никуда отлучаться из города.
Входит оперативник, в руках у него конверт с фотографиями, которые передала ему Элла Олеговна Соловей.
– Товарищ майор – говорит он – она исходный конверт выбросила. Только фото оставила.
Я вздыхаю.
– Странно, что фото не выкинула и не убила своего гуляку-муженька.
Беру фотографии и внимательно разглядываю их, стараясь уловить хоть какую-то подсказку. Но на фото только сам Соловей и Вера, в основном, на улице. И на всех снимках они страстно целуются. Немудрено, что Элла Олеговна так разозлилась, увидев эти довольно красноречивые фотографии. Ничего в них нет необычного. Снимались они на очень хорошую камеру, максимально приближенно, так, чтобы хорошо было видно эмоции на лице целующихся. Так, если я ничего не нашел, может, Даня что-то отыщет на них?
Иду к нему, отдаю фото и прошу хорошенько просмотреть, вдруг его острый глаз-алмаз выхватит что-то из этого ряда снимков.
– Даня, вот номер телефона Ватрушкиной. Понятно, что скорее всего, сам телефон уничтожен похитителем, но тебе нужно запросить данные оператора сотовой связи и проверить все контакты Ватрушкиной, смс-сообщения, может быть, будет что-то еще, достойное нашего внимания. Очень жаль, что мы не сделали этого раньше.
Даня обещает мне, что примется за это в ближайшее же время, а я ухожу к себе и набираю Соловья.
– Петр Олегович – говорю ему с места в карьер – вы почему мне не сказали, что ваша любовница приходила к вам на работу?
– А что? – спрашивает он, а я так и вижу, как он хлопает глазами, недоумевая про себя – это что – имеет какое-то значение? Я даже и не подумал об этом. Я тогда вообще в командировке был!
– Как раз возможно, что имеет. Скажите, а когда это примерно было?
– Да я не помню даже! Месяц назад или больше. Не помню, какого числа я ездил в командировку.
– Понятно. Если вспомните что-то еще – звоните. Скажите, а после этого визита она вам ни о чем не говорила? Может быть, обмолвилась, что на нее как-то не так там посмотрели или что-то не то сказали?
– Нет. Ничего подобного не было.
– Вы не собирались с ней расстаться? Почему тогда не предупредили ее о поездке?
– Конечно, не собирался, я любил Верочку. Да я и уезжал-то всего на два дня, не знаю, с чего она вздумала меня терять!
Я прощаюсь с ним, а потом звоню оперативнику:
– Макс, послушай, поезжай на предприятие, на котором работает Соловей. У них там должна быть какая-то пропускная система. Надо выяснить, какого числа приходила Ватрушкина. Или это можно сделать через бухгалтерию – тогда Соловей уезжал в командировку, и они переводили ему командировочные. Узнай, что там делала эта Ватрушкина вообще. Жутко подозрительно все это!
Марго
Рука продолжает нещадно болеть. Иногда я разматываю бинт, обрабатываю почти сквозную рану перекисью и снова заматываю. Только бы воспаление не пошло... Чувствую себя все хуже и хуже с каждым днем, иногда мне кажется, что я начинаю просто потихоньку сходить с ума. Время в камере тянется неумолимо медленно, и мне все труднее распознавать, когда день, а когда ночь. Как раненный зверь, хожу туда-сюда, туда-сюда, лишь бы только не тронуться умом.
Смотрю сквозь тонкую щель заколоченных досок на окне туда, в свободный мир, который теперь без меня, вспоминаю своего мужа и детей, опять начинаю тихо плакать.
Мне больно и страшно, еще никогда моя воля не была настолько сломлена, как сейчас. Лишь тонкая щель в этих досках не дает мне окончательно уйти в себя.
Как же высоко это окно! И стена – почти гладкая, ухватиться не за что... Если бы у меня появились какие-то внутренние силы, и я смогла бы забраться по этой стене, как человек-паук, дать о себе знать этому миру! О том, что я здесь – заперта в этих странных казематах! И почему-то этот запах сырости знаком мне здесь. Он какой-то особый, этот запах, когда-то я уже чувствовала его, но не могу вспомнить, когда именно.
А окно – оно еще ко всему прочему зарешечено, иначе я бы нашла в себе силы как-то добраться до него, выбить эти доски... Но как? Кстати, снаружи почему-то ни звука, словно я нахожусь там, где совершенно нет людей. Заброшки... Это какие-то заброшки, но их много и в городе и за городом, смысла нет гадать, где именно я нахожусь.
Я смотрю на узкую полоску света. У меня нет никаких подручных инструментов, чтобы хоть как-то добраться до этой спасительной полоски. Внимательно осматриваю свою камеру еще раз – матрац, кандалы, фонарь под высоким потолком. Что из этого может мне помочь? Ах, да! Еще рваная белая блузка и форменные брюки без пояса. Касаюсь шеи – этот гад забрал цепочку, подарок Руса. Ничего. Как мне подать хотя бы какой-то сигнал тем, кто изредка появляется снаружи?
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.
