14 апреля 1930 года в маленькой комнате-лодочке на Лубянке застрелился поэт Владимир Маяковский. В своем предсмертном письме он назвал несколько человек членами своей семьи, хотя женат он не был, и официальных детей он не имел. Но неофициальных было двое – сын и дочь. Правда, дочь родилась в США за 4 года до его смерти.
В июле 1925 года в квартире нью-йоркского адвоката Чарльза Рехта коктейльная вечеринка была в разгаре. Пришло много гостей – русские клиенты Рехта, американские друзья, красивые женщины. Гвоздем вечера должен был стать знаменитый советский поэт Владимир Маяковский. Он уже провел в США несколько встреч, с большим успехом. Адвокат надеялся, что в этот вечер знаменитость удивит его гостей новым стихом.
Но поэт был не в духе. Он не понимал по-английски ни слова, таращился, как болванчик, когда к нему подходили выразить восхищение, курил свои вонючие папиросы и совсем не обращал внимания на женщин.
Внезапно взгляд Маяковского остановился на молоденькой женщине. Худенькая брюнетка в черном бархатном платье выглядела типичной американкой и откровенно скучала. Она подняла свои большие глаза и сказала по-русски:
- Здравствуйте. Вам здесь нравится?
- Не особенно, а вам? – Маяковский из растерянного пролетария резко превратился в прожженного сердцееда.
- Ужасно душно. Давно хотела вас спросить, Владимир Владимирович. Как вы можете называть себя поэтом масс, если я – читавшая и Брюсова, и Блока, и Шиллера, и Гёте, и Теннисона, и Шекспира, и даже Линдсея, и Мопассана, и Гюго в оригинале – с таким трудом понимаю вас?
Поэт явно ошалел от такой наглости и прямолинейности. А девица, высказавшись, вдруг покачнулась на стуле.
- Вам плохо, я принесу вам лимонад?
- Благодарю, очень обяжете.
Через несколько минут Маяковский вернулся с полным бокалом напитка. Жидкость очень освежила и придала сил, но почему-то пахла хвоей.
Элли Джонс, а при рождении Елизавета Петровна Зиберт, манекенщица русско-немецкого происхождения, путешествующая по Америке со своим мужем-англичанином, в совершенстве владела русским, английским, немецким и французским языками, была очень умна и образованна. Между ними завязалась легкая беседа. Правда, все время норовила вмешаться Лидия Мальцева, оперная певица, находившаяся в Нью-Йорке на гастролях, которая считала себя покорительницей и коллекционершей мужских сердец.
В итоге они сбежали с вечеринки втроем и по настоянию Маяковского отправились провожать его в квартиру на Пятой авеню. А там Элли стало плохо от жары, бархатного платья, прогулки на узких лодочках и аллергии на алкоголь, который добавил в лимонад на вечеринке поэт. Девушка упала в обморок и Мальцевой с Маяковским пришлось ее приводить в чувство и укладывать на единственную в доме постель.
А уже на следующий день Элли и Владимир сбежали от всех и отправились…в зоопарк в Бронксе.
Это был стремительный и красивый роман. Несмотря на замужество, Элли больше не пропустила ни одного выступления Маяковского в США, переезжала с ним из города в город. Она отказалась от многих контрактов на показ, хотя Маяковский был самым бедным мужчиной в ее жизни – за выступления ему платили крайне скудно, и любые излишки он отправлял в Москву Лиле Брик.
Они были удивительно красивой парой. Они неспешно прогуливались вечерами по улицам, по пляжам. Под мышкой Элли носила книгу Джеймса Джойса «Улисс» - она всегда читала все новое и наиболее спорное.
А потом лето закончилось, и роман вместе с ним. Маяковскому пришло время уезжать. Никто кроме самой Элли не знал, что творилось у нее на душе. Но она понимала всю бесперспективность этих отношений. Она видела, как этот мужчина искренне к ней тянется. И так же искренне он просил помочь ему выбрать подарок для Лили, которая ждала в Москве. Да ведь ее предупреждали, что он просто бабник. Но впереди возвращение к мужу – в 1925 году женщина не может путешествовать в одиночку, без мужчины. Что ж, стоит благодарить судьбу за то, что ей досталось.
Перед отъездом он усыпал ее кровать незабудками. Кажется, на свои последние деньги. А потом они прощались на пристани. Маяковский в последний раз поцеловал ее руку, которая была бледна и дрожала.
А через восемь месяцев родилась девочка, названная Элен-Патрисия Джонс – она была записана на фамилию мужа Элли, с которым она так и не развелась. Маяковский знал о рождении дочери – он встречался со своими Еленами в Ницце в 1928 году. Это была единственная встреча отца с дочерью. Но существование этого ребенка в Советском Союзе было окутано тайной. Хоть что-то точно о том романе знал лишь Д. Бурлюк, который находился с поэтом в той американской поездке. Но он никому и ничего не рассказал. И известна она стала лишь в конце 80-хх гг. ХХ века, когда Элен-Патриция Джонс Томпсон, или Елена Владимировна Маяковская, решила написать книгу о романе своей матери и своего знаменитого отца – «Маяковский на Манхэттене».
