Вернувшись, Ольга нашла свою квартиру занятой состоятельными жильцами. Все ее богатство - бумаги, были выброшены в пыльный сарай... Куда с ними деться? И она пошла по дворам, чтобы найти хоть временный приют. Нужно было срочно обрабатывать собранный материал, сдать его и куда-то возвратить Вовика.
Ее приютила женщина, живущая с дочкой и пятнадцатилетней внучкой.
Вечером после ужина разговорились.
Сколько я за эти годы сменила квартир, пока ребенка ждала, а с ним еще сложнее. Изолированную комнату не всегда нейдешь, а вместе с хозяевами трудно. Вовка резвый, а ущемлять не хочется, и так оставила его без отца...
- Сама ушла?
- Сама.
Женщина помолчала.
- Везите своего "резвого" Вовку пока к нам,- сказала она наконец.- Мы люди с понятием. Галя вон тоже без отца.
А вечером у камелька оттаявшая от ласкового приема Ольга, неожиданно вылила перед доброй женщиной истерзанную душу. Еще никогда до этого, даже перед своей защитницей с детских лет, Лизой, Ольга не позволяла себе подобной, облегчающей расслабленности, а тут, уставшая до изнеможения, не выдержала и разоткровенничалась, совсем не ожидая, какие эмоции вызовет ее жалоба у собеседницы. И вдруг услышала, как отзвук тоже глубоко загнанного внутрь страдания.
- Такой не поможет. Его сердце черство. Таким, как он, вполне достаточно собственного преуспевания и даже доставляют удовольствие страдания других. Галя-то ведь его дочь...
- Как?! У Лени была жена? А он у нас считался холостым...
- Он и был холостым. Галя дочь его фронтовой подруги, теперь к его неудовольствию обыкновенной медсестры.
- Так как же мы не знали обо всем этом?
- Потому что в его студенческие годы мы молчали, боясь, что это повредит ему.
- А потом?
- А потом он дал нам понять, что он слишком высок для нас...
Пораженная Ольга молчала. "Да, сердце Валентины оказалось прозорливым, распознав фальшь внешне размашистой натуры Леонида."
- Дочка у меня хорошенькая,- слышала она,- он ведь все на красивое бросается. Жена-то у него, видали небось, какая жар-птица...
- Не "жар-птица" она, а пигмей,- не выдержала Ольга, угадав и в этих аномалиях порочное влияние Ляли. Жестокости Леонида она не переставала удивляться. Ведь, как сетовала собеседница, мать Галочки великодушно просила его только о маленьких знаках внимания, вроде поздравления дочери с поступлением в школу, в октябрята, в пионеры... Но он ей и в этом отказал. Вспомнились почему-то его трогательные стихи о дочке-первенце от Ляли, вдруг утратившие свое очарование. Как искусно, оказывается, лепил он в стихах свою безупречную биографию, безжалостно отсекая все, что могло запятнать ее. А девочка тянулась к отцу, писала стихи, с детской наивностью надеясь растопить его черствое сердце. "Маленькая терпеливая мечтательница! - с горечью подумала Ольга, смотря на разметавшуюся во сне девочку.- Все твои ожидания напрасны. Ты ведь даже не представляешь с какой коварной женщиной скрестились твои пути. Никогда не придет к тебе твой отец, потому что эта женщина вытравит из него все человеческое..."
После приезда Ольги из Свердловска Мария Александровна вернулась с работы не одна, а с Раей Зеленковой, с которой работала в одной библиотеке. Приход Раи был неожиданен для Ольги, как новогодний подарок. Оказывается, она вернулась в Алма-Ату уже год назад, по вызову тяжело заболевшей Екатерины Ивановны. Екатерина Ивановна умерла, оставив Рае в наследство половину дома и сада. Вторая ее племянница Клавдия, занимала теперь смежную половину, как более предприимчивая немедленно отделив забором и свою половину сада. И Рая, уже полгода жившая одна, чтобы избавиться от тягостного одиночества, приглашала Ольгу к себе, решительно отметая все ее "но"... А "но" были тревожными. Они еще в студенческие годы при посещении Екатерины Ивановны обе побаивались Клавдии, несмотря на молодость, она была немногим старше Раи, отличавшейся от милых и сердечных Екатерины Ивановны и Раи вздорностью и скаредностью. Она еще тогда видела в Рае возможную претендентку на наследство и уже тогда возненавидела ее. Но Рая уверяла Ольгу, что теперь они независимы и им на ее вздорность наплевать.
Ольга проснулась с хорошим настроением. "С чего бы это? - подумала она.- Ах, да, Рая!" Ее впервые за годы мытарств кто-то сам приглашал к себе в дом и с нетерпением ждал. Она быстро оделась и, поручив еще спящего Вовика заботам Галочки, выбежала на улицу.
Ещё не проснувшийся город тонул в глубоком снегу. Вдоль улиц тянулись белые, низко провисшие провода. На крышах искрился снег. Из труб лениво и пышно шел дым. Ветви деревьев распушились и слились. Заиндевевшие березы, казалось, позванивали от мороза. Отяжелев от снега, все клонилось к земле. Только всегда бесснежные, лишь поседевшие пирамидальные тополя прямо и стройно тянулись в небо.
И счастливая Ольга, у которой отлегла забота о квартире, отчётливо увидела всю эту красоту.
Своим восточным концом улица упиралась в речку, прямо против мостика через которую лежал Раин сад. Изогнутые ветви его живой изгороди уходили в сугроб, навевая какой-то сказочный мотив. Только дом, некогда тепло встречавший их в студенческие годы, в отсутствие Клавдии, разумеется, теперь ощетинился двумя калитками, и это изменение, как недоброе предчувствие испортило бы настроение, если бы из одной из них не выбежала радостная Рая.
- Ты пришла в девять часов,- сказала она с упреком.- Я уже заждалась...
- Я вышла рано, но тихо шла,- оправдалась Ольга, входя во двор и, остановившись, добавила.- Сегодня же праздник!
- Какой ещё?!
- Зимний праздник природы,- она обняла Раю.- Посмотри, как она ослепительно хороша! Ос-ле-пи-тель-но! - щурясь от белизны снега, повторила она.- Даже глаза режет! Смотри. Я буду говорить, а ты смотри. Весь в снегу фруктовый сад. Ветви его вновь склонились низко, только теперь уже не от плодов, а под тяжестью снега. Небо голубое, голубое, без единого облачка и все это залито солнцем! Видишь?
- Вижу. Нужно сад обтрясти, а то ветки сломятся под такой тяжестью,- деловито сказала Рая.
- Раечка, подожди, я насмотрюсь,- умоляла Ольга.
Но Рая уже бежала по саду, а деревья позади нее облегченно вскидывали вверх свои оголенные черные ветки. Оля побежала в другой конец и стряхивала снег, с сожалением смотря, как от ее прикосновений серебряными искрами рассыпается его холодная величественная красота.
Дурашливо и шумно отряхнув снег с себя и Раи на крылечке, Ольга вошла в уже перераспределенный сестрами дом и осмотрелась. За крохотною кухонкой была еще одна комната в три окна.
- Ой, Райка, как у тебя красиво! Да мы из этого гнезда сделаем рай!
- Это ты-то?! - рассмеялась Рая.- Считай, что с твоим появлением в доме воцаряется бедлам, но я тебе все равно рада.
Рая с ее радушием, а главное с пониманием ее труда.
Двор-сад. Алмаатинка. По целым дням из садов слышно воркование горлинок, а по утрам из зоопарка вздохи льва. Но и в этом раю, так необходимого ей спокойствия Ольга не обрела. Ее с первых же дней начала третировать Клавдия. В ее понимании просто не укладывалось, как это можно позволять безвозмездно пользоваться домом и садом совершенно чужому человеку, да еще человеку во всех отношениях не выгодному. Их давнишняя дружба и одиночество Раи не в счет. Для Клавдии все это были сантименты. Работу Ольги она не ставила ни во что и на этом основании совершенно не считалась с нею. Осуждать ее Ольга не могла - та явно заблуждалась. Заблуждалась в силу своего абсолютного невежества в вопросах творчества. Ведь писателя зачастую представляют не скромно живущим, простым, близкм людям и долго работающим без признания и вознаграждения, а человеком обязательно отличающимся достатком, важностью, солидным положением, не позволяющим ему снисходить до простых смертных. Это превратное представление о писателе и запутало окружающих Ольгу людей, и женщина, которая беззастенчиво заявляла, что она и дня не проработает бесплатно, считала себя вправе осуждать Ольгу за труд, которого сама она даже ясно представить не могла...
Да, увлеченная далеко не доходным делом Ольга была голодна, раздета, бедна. Нет, бедна она никогда не была. В ее глазах бедна, даже убога была Клавдия, которой не дано было познать того душевного подъема, когда тебя заберет, когда уже не дорого ни здоровье, ни нервы, ни неумолимо укорачивающаяся от перенапряжения жизнь, а дорого только то, что ты создал...