Всё закончилось разговором о яблоках. — Какие ты предпочитаешь? — спросил Фишер, — Голден? Смит? Или наши, антоновку? Всем известно, яблоки полезны. Если они яблоки. Он с безумным видом перебирал горстку круглых камней. Его губы покрылись корочками, глаза беспокойно подрагивали, а грязные пальцы тряслись, когда он ворочал булыжники. Сейчас он выглядел неважно. Я присел рядом и тоже взял камень. Золотистые вкрапления отражали солнечные лучи, и казалось, что в руках у меня горит кусочек солнца. — Золото, Фишер, я предпочитаю золото, — ответил я и швырнул камень.
С Фишером я был знаком уже пять лет. Я не знаю, откуда к нему прицепилась эта кличка, звали его Филипп, но называть себя он просил только Фишером. Тощий, смуглый, с торчащими коленками и локтями, неизменно в коричневых шортах и такого же цвета футболке, он напоминал ощипанную птицу. — Помогай, — поманил он меня, когда мы встретились в первый раз на пустыре за бабушкиным домом, куда я пришел после ссоры с родителями. Он лежал пузом на земле, высунув кончик языка, и шерудил рукой в щели между сложенными шлакоблоками. Я подошел ближе и нагнулся, стараясь разглядеть, что он пытается достать. — Что там? Фишер с трудом вытянул руку, и показал мне чумазую кукольную голову с выдранными на затылке волосами. — Картива, — ответил он, слюнявя палец и оттирая от грязи голубой нарисованный глаз. Я присел рядом. — Что такое Картива? Фишер посмотрел на меня как на ничтожество. — Она, — кивнул он на голову и встал на ноги. — Там у них дом, внутри, видишь? — Он указал на щель. Я лег на его место и заглянул в темноту, подозревая, что новый знакомый слегка не в себе. Стоило мне заглянуть в щель между бетонными блоками, как я услышал мягкий скрежет вперемешку с шипением, и, как мне показалось, увидел сотни маленьких горящих глаз, которые злобно таращились на меня из темноты. — Черт! — воскликнул я, метнувшись от щели и вскочил, готовый сорваться с места в любую секунду. — Что это такое? — Картива! — уже раздраженно ответил Фишер, надел кукольную голову на указательный палец и двинулся прочь. Мне показалось, что кукла мне подмигнула. — Эй! А ну стой! Что такое Картива? — побежал я за ним, — И что там, внутри? — Всем известно, что куклы после смерти сбиваются в стаи, ищут свой дом и живут там, становятся картивами. — поучительным тоном ответил Фишер. Я решил не уточнять, что значит после смерти, очевидно, он итак считал меня идиотом. — Зачем она тебе? — задал я вопрос, который волновал меня ничуть не меньше щели. Фишер свел брови и снова кинул на меня презрительный взгляд. — Она будет собирать мои мысли. Всем известно, картивы для этого и нужны. Кукла дрогнула на его пальце, чуть повернулась и показала мне язык. Я потер глаза и потянулся к ней, чтобы удостовериться, что не схожу с ума. Фишер отпрянул, спрятал палец с головой за спину и зацокал, как змея. — Ц-ц-ц-ц-ц, — он чуть пригнулся, обнажив верхние зубы, и стал выглядеть довольно устрашающе. — Моя Картива! Сам себе доставай! Я замер, не зная, что делать дальше, а Фишер вдруг разогнулся и расхохотался. — Я знаю, знаю, — смеялся он, — твои мысли в порядке, тебе не нужна Картива. Это мои расползаются как черви, скользкие черви, — он сделал пару хватательных движений, будто ловил что-то из своей головы. Кукла прикрыла глаза и сложила губы трубочкой, послышался звук, словно она втягивает спагетти. — Работает! — закричал Фишер, и запрыгал на месте. — Работает-работает! Я Фишер, — подошел он ко мне и протянул свободную руку. — А я... — начал я, но он не дал мне закончить, закрыв мой рот ладонью. — Нет! Нет-нет-нет, не говори! Я не должен знать, иначе ты исчезнешь, как другие. Его ладонь была прохладной и мягкой, как бархат. И пахла странно, такой запах я воображал себе читая про джунгли. Он убрал ладонь только когда я кивнул. В следующую секунду Фишер исчез. Я стоял на пустыре в абсолютном одиночестве. Ни Фишера, ни блоков с щелью, только я и солнце. Побродив вокруг, я вернулся к бабушке, где свалился с температурой на долгих три недели. После выздоравления я решил, что Фишер мне привиделся. Безуспешно облазив пустырь, и не обнаружив там ни следа от блоков, кукол или Фишера, я почти забыл о нём. В середине августа, перед рождением молодого месяца, вдруг наступила отвратительная погода. Я всё еще гостил у бабушки, и в этот день был не в духе. Она забыла купить мои любимые конфеты и теперь я должен был идти в единственный в поселке магазинчик сам. Проклиная холодный ветер и крупные капли дождя, заливавшиеся за шиворот, я бежал, утопая по щиколотку в размокшей земле. А когда добрался до места, дверь оказалась заперта на большой амбарный замок. Пнув железную дверь, покрытую облезлой голубой краской, я развернулся, готовый бежать обратно, как вдруг увидел кукольную голову на пальце. Она довольно улыбалась, половина правого глаза стерлась, зато левый часто моргал, с усмешкой глядя на меня. Фишер стоял под дождем, капли стекали по его отросшим с прошлой встречи волосам, делая их похожими на сосульки, с длинного носа свисала сопля, а губы шевелились в беззвучном бормотании. Одной рукой он царапал краску на двери, а другой, на которой висела кукла, размахивал передо мной. — Вход в королевство сладостей не здесь, это всем известно. Всем, — сурово поглядев на меня, выдал Фишер, и нырнул сквозь дверь. Я подошел туда, где он только что стоял, и увидел проход в магазин. Узкий, даже половина меня туда бы не влезла, он располагался возле дверного наличника. Я увидел внутри свет и продукты на полках. Получилось разглядеть даже мои конфеты. Фишер носился внутри, как маятник от часов, туда-сюда, туда-сюда. У меня зарябило в глазах и я прикрыл их, облокотившись о стену. И провалился внутрь, оказавшись под ногами у Фишера. — Сладкое королевство. Да. Фишер перешагнул через меня и протянул кукольную голову к пакету с конфетами. Кукла дернула носом и раскрыла рот. Он открывался и открывался, пока весь пакет не втянуло внутрь. Тогда кукла прикрыла рот и рыгнула. — Эй! — я неловко поднялся с пола, и оставляя мокрые грязные следы, направился к ним. — Так нечестно! Я тоже хочу! Кукла засмеялась, Фишер тоже, а потом она выплюнула мне в лоб конфету. Шоколадный трюфель сделал шмяк и упал на пол. Я стиснул зубы и кинулся на Фишера, намереваясь отобрать его куклу. Как и в прошлый раз, он пригнулся и зацыкал. Но теперь ему вторила кукла, а из ее рта показались мелкие острые зубы. Я резко затормозил, чуть не уткнувшись в Фишера, кукла успела цапнуть меня за руку и я вскрикнул. На ладони выступила капелька крови. — Не злись, злиться плохо, это всем известно, — Фишер поднял палец с кукольной головой вверх и помахал им в мою сторону, заставив дернуться. Кукла широко улыбнулась, и сплюнула на меня с десяток конфет. — Бери. Бери-бери-бери, — зачастил Фишер и закружился вокруг меня в каком-то странном, дерганном танце. — Вкусно, в королевстве всегда вкусно, — тянул он, пережевывая шоколад, который плевала ему в рот кукла, вместе с оберткой. Коричневая слюна стекала по его подбородку. Я почувствовал нестерпимое желание тоже ощутить этот вкус, схватил конфету, развернул и отправил в рот. Это было потрясающе вкусно, шоколад растекался во рту, обволакивал сладостью с привкусом миндальной горчинки. Фишер хохотал, продолжая свой танец, а я совал в рот конфету за конфетой, чувствуя, как теплый шоколадный поток заливает мне горло. Сладость стала приторной, невыносимой, я закашлялся, согнувшись пополам, дыхание перекрыло. Схватившись за собственное горло, я повалился на пол, уловив довольные рожи Фишера и куклы, и закрыл глаза, в попытках вдохнуть, а когда открыл их, Фишер снова исчез. Громыхнула входная дверь и на пороге появился хозяин магазина, Трубач. Почему его так называли, я тоже не знал, возможно, за громкий голос, от которого сотрясались мозги, если он стоял рядом. — Малой! Ты что тут устроил... Я пытался сказать про Фишера, а из горла вылетал только хрип. Чувствовал я себя неважно. Когда попробовал встать, повалился вперед, уткнувшись лицом в пол, и отключился. Снова больница на три недели. Аллергическая реакция и воспаление, сказали врачи. В Фишера никто не поверил. "Воображаемый друг" — сказала мама. Я хмыкнул, друг из него так себе. Я надеялся, что больше его не увижу. Только он продолжал врываться в мою жизнь. Сначала редко, а потом всё чаще. Сегодня он появился, когда я размышлял об Атлантиде. Её родители были повернуты на мифах и назвали её в честь какого-то исчезнувшего острова. Светловолосая, тонкая и грациозная, она была похожа на эльфа. Сегодня мы пробовались в пьесу, где ее утвердили на роль принцессы, на голову которой пало родовое проклятье. Я хотел быть принцем, что спасет её своим поцелуем, а стал слугой, что подносит корону. Принцем будет Хлеб. Я называл его так, рыхлый, румяный и толстый парень, который станет целовать на сцене Атлантиду. Чем больше я об этом думал, тем больше злился. Не помню в какой момент, но я решил поговорить с ним. Когда я пришел, там уже был Фишер. — Атлантида, как всем известно, существует для избранных... Я отмахнулся, сосредоточившись на Хлебе. — Привет, — Хлеб махнул рукой, тревожно косясь на Фишера. — Хлеб, — начал я, но не успел договорить. Рядом оказался Фишер, и помахал перед моим носом Картивой, которая строила глазки и облизывала губы. — Хлеб это не имя, нет имени. Не имя, — трещал Фишер, — спроси! Спроси-спроси имя. Нам нужно имя. Хлеб подергивал губами в попытках улыбнуться и пятился от меня. — Хлеб. Так не могут называть человека, это всем известно. — Всем известно, — пискнула кукла, впервые на моей памяти. — Уйдите! — шикнул я, но Фишер только подобрался ближе, заглянул мне в лицо и зацыкал. — Имя. Имя! Имя! Имя! — принялись скандировать они вдвоем. — Заткнитесь! — заорал я, поднырнув Фишеру под руку. Трогать его я боялся. Хлеб взвизгнул и побежал. Я кинулся за ним, закрыв рот и сосредоточившись на дыхании. Вдох-выдох, нет пульса, нет боли в голове. Школьный коридор закончился, мы выбежали во двор, побежали за ворота и оказались в парке, у разобранного фонтана. — Глеб, стой! — заорал я. — Глеб! — радостно крикнул Фишер, возникнув перед Хлебом. — Нет! — я протянул руку, но Фишер уже поставил ножку и парень кубарем полетел лбом в каменную стенку фонтана. Полное тело распласталось на земле, под головой растекалась лужа. — Атлантида принадлежит избранным, это всем известно, — поучительно сказал Фишер. Я остановился у груды камней и прикрыл глаза. Фишер закопошился рядом. Вид у него стал виноватый. — Похоже на яблоки. Похоже. — он взял один камень и взвесил его на ладони. Картива настороженно смотрела на меня. Я присел рядом и тоже взял камень. Золотистые вкрапления отражали солнечные лучи, и казалось, что в руках у меня горит кусочек солнца. — Золото, Фишер, я предпочитаю золото, — ответил я и швырнул камень. Булыжник пропорол череп Фишеру, разорвав его на две части. Бархатистое тело рассыпалось черными хлопьями, а кукольная голова визжала так громко, что пришлось заткнуть уши. Скоро она свалилась с разметавшегося прахом пальца и покатилась в мою сторону. Острые зубы снова были на месте, глаз не спускал с меня злобного взгляда. — Ты заплатишь! — услышал я, пиная куклу прочь. Успел заметить, как она закатилась в щель между тротуарными плитками. Мозг разорвало вспышкой боли, и я отключился.
Глеб выжил. Стал идиотом, но выжил. Фишер исчез. Атлантида стала моей женой. Сегодня наша малютка Мария пришла с прогулки с кукольной головой на пальце. У куклы нет волос на затылке и стерся один глаз, но Мария не желает с ней расставаться. Она назвала её Картива.
