Аксинья смотрела на Ивана и не замечала убогой, несмотря на то, что считалась выходной, одежонки, затравленного взгляда, запаха конского пота, исходящего от него.
-Иван...-прошептала она.
-Чем служить могу? - спросил Иван, не зная как обращаться к княжеской наложнице.
Он не сомневался, что Аксинья позвала его к себе имея дело важное. "Но до чего же хороша!" - с щемящей грудь тоской подумал он. Ему вспомнилась Марьяна, будущая жена. Крепкая, сильная, хоть вместо лошади под соху ставь. К такой бабе кнут так в руку и просится - не убудет с нее! А Аксинья, та совсем иная. Изнеженная, избалованная лаской родительской, а теперь еще и княжеской, дотронуться страшно. Ее хотелось оберегать от всех невзгод, как диковинный цветочек, пробившийся сквозь толщу сорняков.
-Служить не надо, любить надобно! - сказала Аксинья и, как по волшебству, слетели с нее богатые одежды.
Иван зажмурил глаза, голова пошла кругом. Позже он не мог припомнить, как так получилось, что руки его против воли обняли этот тонкий стан, как выводила его в ночь из терема та же девка, что и провела туда. Одно он понимал точно, без Аксиньи ему теперь покоя вовек не видать! Он не знал, что когда его след простыл, девушка залилась горькими слезами, понимая, что вероятно видела любого последний раз в жизни.
Ночной визит удалось бы сохранить в тайне, если бы Иван, не в силах совладать с собою, не принялся ночами караулить под окнами Аксиньи в надежде хоть одним глазком полюбоваться на нее. Один раз чуть не был пойман стражниками и Ингигерде тут же донесли о том обстоятельстве. Это был ее шанс расправиться с Аксиньей раз и навсегда, и княгиня упускать его не намеревалась. Как только Иван снова появился в Лыбеди, его скрутили и повязали. Били Ивана сильно, так, что против воли рассказал зачем в Лыбедь наведывался. Тут же о том пожалел, ведь не только его голова теперь висела на волоске, но и милой Аксиньюшки.
Ярослав ничего этого не знал. Ингигерда сама отправилась к мужу, как только нужные свидетельства были выбиты из пленного. Внутри нарастало сладкое предчувствие мести, не столько Аксинье, она кто, девка подвернувшаяся Ярославу под руку, а ему, мужу. Никому не простительно обходиться с ней, Ингигердой, как с бессловесной скотиной, и муж должен усвоить урок раз и навсегда!
Видеть огорошенное лицо Ярослава и продолжать ему в лицо выплевывать слова, обличающее предмет его обожания было настолько приятно, что Ингигерда, продолжала поток слов, даже тогда, когда нужда в том отпала.
-Девка твое имя в грязи изваляла, с простым мужиком вахлялась! Пригрел на груди змею и тем и мое имя опорочил! Прилюдно их высечь да на плаху...
-Хватит! - оборвал ее жестко Ярослав, - Без тебя разберусь!
-Уже, как я погляжу, разобрался! В меха соболиные обрядил курву, перед ней преклонялся! А если понесет, может и выродка ее княжичем сделаешь?
-Сказал - то мое дело! Прочь поди! - муж угрожающе навис над Ингигердой.
Она еще никогда не видела его таким. Обычно сдержанный, Ярослав вдруг стал похож на разъяренного викинга, которых доводилось ей видеть на пирах отца. В пьяном угаре, они могли прямо на глазах своего короля схватиться на смерть. Доставалось и тем, кто лез под горячую руку, желая унять буянов. Оттого и мечи с топорами у них забирали перед пиром, чтобы он не превратился в кровавую резню. Оказалось на подобное способен и Ярослав! Пытаясь не потерять лицо и не выказать страха, Ингигерда, высоко подняв голову, медленно удалилась. Она свое дело сделала и была уверена, что проснувшаяся в муже ярость немедленно обрушится на Аксинью. Судьба Ивана ее не заботила вовсе. Он был только средством для достижения ее целей и роль свою уже выполнил. Из окна своей горницы она видела, как Ярослав пускает коня в бешенный холоп, едва не растоптав мальчишку-конюшего, нечаянно оказавшегося на его пути. Удивленные княжеские дружинники поторопились за ним. Ингигерде оставалось только ждать новостей. Она послала в Лыбедь Устю, чтобы та потом в красках рассказала ей о той каре, которой Ярослав подвергнет свою наложницу.
День был жарким. Горячий ветер бил в лицо, от коня шел жар и нутро у князя все полыхало огнем. Вот уж Лыбедь озеро, по названию которого и селение звалось, где князь Владимир когда-то построил терем для его матери. Ярослав резко осадил коня, захотелось немедля окунуться в холодную воду, остыть. Он так и поступил, удивляя все больше подоспевших дружинников. В голове прозвучали слова Константина Добрынича, бывшего некогда его наставником в Новгороде. "В горячке дела нельзя вершить! Чем сильнее злость, тем дольше надо думать!" Константина давно и на свете нет, помер в ссылке, куда сам Ярослав и услал верного дядьку. А за что услал? За то, что Константин Добрынич своих мыслей ни от кого не таил, говорил все прямо. Почувствовал в нем соперника, способного поставить под сомнение верность Ярославовых решений! Еще одно пятно грязное на душе...
Прохладная вода освежила тело, но душу отмыть не могла. Когда на берегу облачался, вдруг понял, что злоба его направлена не на Аксинью, и даже не на того неведомого соперника, что дежурил под ее окнами еженощно, а на себя самого! Слепы были его глаза, затуманен разум! Забрал себе девицу лишь для того, чтобы любоваться ею, как диковинкой, о душе ее не думая, лишь бы чтобы себя, дурака, потешить! Мысль была неприятной, но именно она остудила его нутро. Дальше поехал медленно, размышлял.
Иван сидел в холодном погребе, так как в Лыбеди поруба не было. Всю ночь его мучил страх и ломота в теле не давала покоя, а под утро вдруг успокоился, смирился. Жаль было только, что перед смертью не суждено ему проститься с родными, покаяться. Терзался, что считал их жизнь убогой, никчемной. Теперь же ясно понял, что сердца родных чисты, семейные узы крепки и неказистый их дом на самом деле самая надежная крепость, защищавшая его от невзгод, до той поры, пока он, утаив ото всех, не прибыл сюда по зову Аксиньи.
Дверь открылась, впуская внутрь струи тепла, кто-то спустился по деревянной лестнице, держа в руке факел. От яркого света лицо пришедшего оставалось в тени, но Иван отчетливо видел на пальцах, держащих древко, несколько больших колец с драгоценными камнями.
"Вот и настал час расплаты!" - понял Иван и стал подниматься на затекшие ноги. Смерть он хотел встретить стоя и хоть так сохранить остатки чести.
-Значит вот ты какой!? - задумчиво произнес человек.- Отвечай, по своей ли воле боярышню посещал?
-По своей! - ответил Иван.
-А она, по своей воле тебя принимала?
-У нее спроси! - сказал Иван, подумав, что может Аксинья спасется, сказав, что Иван принудил ее.
-И что, люба тебе девица Аксинья!
-Люба... - последнее слово прозвучало с безнадежной тоской помимо воли Ивана.
Говоривший повернулся и пошел прочь, унося с собой свет и крупицы тепла.
Аксинья уже знала от Фотиньи о том, что случилось с Иваном. Сообщив госпоже своей страшную весть, Фотинья бесследно исчезла и Аксинья осталась совсем без поддержки. Ярослав застал ее в слезах и близкой к помрачению ума от страха. Увидев князя, она повалилась ему в ноги и завыла в голос.
-Хватит, Аксинья, встань! - сказал Ярослав.
Голос его был тихим и уставшим, и это, почему-то, испугало Аксинью еще больше.
-Пощади, князь! Пощади! - продолжала она рыдать, вцепившись в его высокий сапог.
-Давно тебе тот отрок люб? - спросил Ярослав.
-Давно...Батьку просила за него замуж отдать, да тот и слушать не стал! - правдивые слова вырывались у Аксиньи сами собой. На ложь у нее не осталось сил.
-А меня твой батька уверял, что ты только того и желаешь, как с князем рядом быть! Значит желал того только он...
Аксинья не знала, что отвечать. Разговор был странным, совсем не таким, как она ожидала.
-И сейчас бы за Ивана замуж пошла?
Аксинья молчала.
-Говори! - Ярослав повысил голос, - От твоего слова теперь зависит жить ему, али нет!
-Пошла бы... - прошептала Аксинья, понимая, что ее все равно уже ничто не спасет.
-Ну коли так, то пусть так и будет!
Аксинья подняла голову, посмотрела на Ярослава снизу вверх. Видно так жестоко насмехается над ней оскорбленный князь!
-Вставай, сейчас приведут твоего Ваньку! - велел ей Ярослав.
Его и правда скоро привели. Побитого и продрогшего, не понимавшего, что происходит.
-Вот вам моя воля! - сказал Ярослав, - Коли и впрямь любовь промеж вас, то отныне велю вам жить, как муж с женою. В церкви вас нонче обвенчают и тут же в путь отправитесь! В Полоцке жить будете, под рукой племянника моего, князя Брячеслава. Грамоту я для вас справлю. А на Руси чтобы духу вашего не было вовеки!
Иван и Аксинья переглянулись, но без облегчения, все еще не понимая, говорит Ярослав в шутку и впрямь удостоил милости. А Ярослав между тем, протянул Ивану толстый кошель.
-На первое время! Дальше сам думай, как жену кормить!
Он встал и ушел. Ивана и Аксинью повели в церковь, где испуганный поп быстро и скомкано провел над ним обряд. Их усадили в простую повозку и сопроводили до самой границы Киевской земли. Только, когда остались одни они впервые заговорили друг с другом и дальнейшая их судьба затерялась среди тысяч других, простых судеб на просторах истории.