В мастерскую Рахманина на даче в Вилкове нагрянула милиция. Его супруга была дома в этот момент. Капитан Юрасов молча подал ей ордер на обыск, как на даче, так и в его творческой мастерской. В дом Рахманиных, что находился в самом Краснодаре, поехала следственная группа уже из Краевого Управления.
- В чём дело? - смешалась жена художника. - Я не понимаю, что за странные выпады? Опять какая-нибудь ловкая клевета?
- Где ваш муж? - был вопрос вместо ответа, Юрасов настроен решительно и категорично.
- Он в отъезде, уехал в Москву вместе со своим помощником Назаром Шестаковым на какую-то художественную конференцию.
- Когда? - Юрасов взглянул на ручные часы.
- Сегодня во второй половине дня, - был ответ Нонны Николаевны.
- Почему так срочно? У него же школа своя, ученики? - задал вопрос уже пришедший вместе с группой Анатолий Сойников.
- Почему же срочно? Вовсе нет!.. Ему несколько дней назад позвонили из Москвы с приглашением приехать на эту конференцию, а он всё откладывал. Но там и номер ему забронировали в гостинице "Москва", ждали его... А сегодня около полудня кто-то позвонил, и он сорвался в срочном порядке. Сказал, что ждать уже нельзя и его там не поймут коллеги. Они с Назаром быстро собрались и поехали в аэропорт.
- Вот так, без билета?
- Мужу нигде не откажут, его везде знают и уважают. Ему любой билет дадут в любое время суток, стоит лишь позвонить в горком партии... Будто вы не знаете?! Но я не поняла, в чём дело, какой обыск в отсутствии мужа?
- По телефону, говорите, ему позвонили в полдень? - Юрасов подошёл к Нонне в плотную. - И долго ваш муж разговаривал?
- Нет, не долго, минут пятнадцать...
- Понятно!.. Приступайте, - скомандовал Юрасов и следственная группа рассредоточилась по дому.
Весенняя Москва благоухала свежестью проливных дождей и ароматом мокрых улиц, отражающих в лужах всё пёстрое многообразие шумной столицы. В старом здании румынского посольства на Земляном валу был организован выставочный центр, само же посольство переехало на улицу Радио. Первый этаж был посвящён истории Москвы, начиная от эпохи Ивана Грозного и кончая теми днями в которые проходила выставка. На ней были представлены экспонаты со всей страны в рамках данной темы, художники пятнадцати республик собрали сюда лучшие свои работы посвящённые столице СССР. На втором этаже шли обсуждения с художниками у которых имелась своя творческая мастерская и программа обучения талантливой молодёжи.
- Юрий Карлович, - обращался к Рахманину профессор-искусствовед Шаболин, заламывая руки от удовольствия, - вы один из немногих, у кого есть своя художественная школа в Краснодаре. Мы, собравшиеся тут, хотим, чтобы вы поделились своими наработками и опытом в этой сфере. Не каждому удаётся так мастерски и ловко находить общий язык с творческими ребятами. Я слышал, что о вас там просто великолепные отзывы и характеристики. Как вам это удаётся? И ещё один момент, у кого вы утверждали свою программу обучения?
- Моя программа проверялась не один год, здесь в Москве в УНО. Мне это стоило немало бессонных ночей, - повернувшись к Шаболину, говорил Рахманин. - Я работал над ней вместе с ведущими педагогами и психологами. Всё не так-то просто, мой друг! - он кивал головой и ободряюще смотрел на слушателей. - Отдаёшь ребятам очень много, порой, самого себя, а в замен получаешь талантливые работы и радуешься их успехам, как своим собственным. Доверяешь им полностью, но... бывает что и подводят, стервецы!.. Вот вопиющий случай из моей практики, который мне чуть не стоил авторитета и, даже, свободы... представьте себе! - он сел поудобнее, развалился в креслах и продолжал: - Я решил кроме творческого направления развивать у себя в студии ещё и спортивные мероприятия, интеллектуальные виды тихого спорта - шахматы и шашки. Получился клуб по интересам, я всё свободное время проводил с теми, кто туда приходил учиться азам мастерства, так как сам имею немалый навык. И что же?! Чуть только я отвлёкся на свои нужды и перестал опекать этих людей, как мне казалось вполне самостоятельных и взрослых, отдал им даже часть своей мастерской и разрешал приезжать на дачу за город, так они устроили там притон!.. Нет, не думайте, что притон такой, как вы сейчас подумали... нет! Они там начали проводить азартные карточные игры, на деньги, и в том числе, на проигрыш людей и объектов... Назар, мой помощник, прошляпил, и я не догадался, что надо постоянно контролировать этих мерзавцев. Итог - нападение на квартиры, на людей и, наконец, на... дом престарелых! Верх цинизма!.. На этом деле их и повязали. Там были мои хорошие ученики, которым доверял всецело, но... они моего доверия не оправдали и подставили своего учителя под статью!.. К счастью, меня хорошо знают в определённых кругах и никто не позволил бросать на меня хоть тень подозрений. Но это всё очень неприятно, вам скажу... Вот это и есть одна из негативных сторон моего опыта, а так в художественных классах царит только творческая атмосфера и я готов с вами поделиться теми методами, которые постоянно использую в своей работе и, которые дают отличный результат!
Дискуссия продолжалась, его слушали затаив дыхание. Многие, сидящие тут, знали его, как непререкаемый авторитет, как человека, спасшего шедевры Праги и Дрездена, который все послевоенные годы посвятил реставрации и обработке утративших свою целостность полотен и скульптур. И вот в самый разгар жарких споров на самом пике художественного сборища, со служебного входа вошли двое в одинаковых серых костюмах и направились через зал к Рахманину. Они встали за спинкой его кресла и подождали, пока он обратит на них внимание.
- Вас просят пройти в администраторскую, - тихим голосом проговорил один из пришедших. - С вами хотят поговорить сотрудники МУРа.
Рахманин повернулся к ним с той же мягкой улыбкой, с которой вёл разговор в кругу собратьев по кистям и мольбертам. Он слегка удивился, повёл бровью, но ничуть не обескуражился таким заявление, он был готов дать любой отпор. В его понятия не укладывалось то обстоятельство, что кто-то когда-нибудь возьмёт над ним верх. Этого просто не могло быть! И сейчас он докажет этим МУРкам, кто он есть на самом деле!..
Капитан Антоник ждал его для личной беседы в кабинете директора выставки. Везти такую личность, как Рахманин, на Петровку в сопровождении сотрудников Угрозыска, ему запретили.
Художник вошёл в кабинет с деловым настроем и, судя по яркой улыбке на лице, в прекрасном настроении. Он сел за стол напротив вставшего ему навстречу капитана, пожал ему протянутую руку и принял выжидательную позу.
- Я не буду от вас скрывать, что пришёл запрос из Краснодара о вашем задержании. Он пришёл с подробным отчётом о проведённом расследовании на месте вашего постоянного проживания.
- Что, что?! - Рахмани округлил глаза. - Я не ослышался, милейший?
- Нет, не ослышались... Сегодня утром прилетел курьер из Краснодарского Управления Внутренних дел, в течении предыдущих трёх дней там проходило тщательное расследование вашей деятельности. Об этом и хочу с вами поговорить, пока в неофициальной обстановке, чтобы прояснить все детали, - капитан положил перед собой папку и раскрыл её, вытаскивая оттуда нужные документы. - У меня к вам есть один каверзный вопрос... Адидас - это ваша кличка?!
- Что значит, кличка? - обиделся Рахманин. - Что я вам уголовник какой-то?! Это моё прозвище, - был обескураживающий ответ, который сразу посадил капитана Антоника "в галошу". - Мои друзья с лёгкой руки помощника Назара Шестакова дали мне такое прозвище. Чем оно плохо?! Даже очень хорошо звучит, не так ли?! - Рахманин перегнулся через стол и зловеще улыбнулся.
Антоник поперхнулся очередным вопросом:
- Почему такое прозвище вам дали?
- Ещё весной прошлого года к нам в город приезжали представители Лондонского филиала этой немецкой обувной фирмы. Они у меня купили несколько моих картин для любителя абстракции, а потом приехали снова и, по заказу того же господина, купили у меня ещё четыре картины. Вот ребята и насмехаются так надо мною, что представители фирмы "Адидас", скоро скупят у меня все запасы. Отсюда и прозвище... Вон, мол, гляди, наш Адидас пошёл! - и Рахманин закатился громким смехом.
- Да-с, Адидас!.. И правда, звучит! - Антоник откашлялся и продолжал. - Но вам ставят в вину этот ваш невольный титул. Вы, якобы, запугали весь Краснодар своими грубыми вылазками и шантажом. Слово "Адидас", там уже нарицательное, вселяющее ужас!.. Это так?!
- Да, кто это вам всё напел?! Что за вздор? Не понимаю, вы хотите меня привлечь к ответственности за невинное прозвище, что ли? Ужас!
- Здесь в присланном отчёте указано, что вы сами были организатором азартных игр и спрятали в психиатрическую больницу вашу дочь, Нелли, как только она поняла, кто на самом деле её отец, теперь вы шантажировали старшего следователя прокуратуры Ахмедова, в результате - случилось непоправимое, погиб его сын, которого вы выкрали накануне, прямо из школьного двора, а вместе с ним - погиб сотрудник горотдела милиции капитан Лялин, который нашёл ребёнка в одном из горных посёлков и попытался его вывезти оттуда.
Лицо художника напряглось и приобрело сероватый оттенок:
- Чем же я шантажировал этого Ахмедова? Я достаточно обеспеченный человек и не нуждаюсь в деньгах, у меня есть и мастерская, и своя художественная школа, и галерея, - Рахманин развёл руками.
- А цель шантажа - вовсе не деньги...
- А, что же?!
- Вы требовали у Ахмедова отдать вам Медникова для дальнейшего контроля над ним, тут в рапорте указано...
- А кто такой Медников?! - Рахманин в сильном удивлении оборвал капитана,
он, как отличный актёр разыгрывал сейчас настоящий спектакль.
- Здесь указано, - Антоник раскрыл папку на нужной странице, - что это помощник майора Богданова, возглавлявшего до своего ранения розыскной отдел. Два года назад Медников пропал без вести, а потом его нашли в той же клинике, куда вы упрятали свою дочку, и вот теперь, хотите его вновь вернуть туда... Объясните - зачем вам это понадобилось, да ещё таким варварским способом?
- Так, я могу отвечать только за свою дочь, а за какого-то Медникова отвечать не намерен. В подтверждение моих слов насчёт Нелли, вы можете обратиться к главе коллегии Московских адвокатов Бероеву Артёму Аристовичу, а так же к ответственному работнику горкома партии с такой же фамилией и его сыну - Руслану, моему несостоявшемуся зятю. Весьма печальная история, вам скажу!..
И Рахманин бросился рассказывать капитану про болезнь дочери в выгодном ему ключе с описаниями её безумия, выпитым снотворным вместе с успокоительными препаратами, и как на помолвке она потеряла рассудок в присутствии многочисленных свидетелей, вследствие чего была отправлена на принудительное лечение. Он так же жаловался на то, что Ахмедов, утверждая такую "дикость", сводит с ним личные счёты, потому что вступая в должность, решил показать себя и проявить с лучшей стороны на фоне ушедшего Бероева. Он воспользовался личной трагедией в семье Рахманиных, встал на сторону Нелли, но ему не удалось подцепить здесь кураж, и он теперь уже не знает как оклеветать и очернить "мирного и доброго" старика! Он не отпирался от связи с бандой своих "учеников", только поворачивал всё в сторону наглого обмана и лжи, в которую его втянули эти "ребята", жаждущие власти и наживы. Он только что в присутствии коллег-художников рассказывал эту душераздирающую историю азартных игр на его даче, а теперь передавал её в ещё более мрачном ключе капитану Антонику. Он, действительно, понятия не имеет почему Ахмедов так к нему неблагосклонен и уверен, что... московская милиция, его уж точно защитит от этих наглых наговоров и наветов. Антоник понял, что этот художник скользкий, как налим, но... всё-равно решился проверить его слова и доводы, несмотря на грамотно-составленный рапорт краснодарских коллег. Он нашёл противоречия в задокументированных протоколах допросов, а так же узнал каким именно способом получили от Петухова-младшего признательные показания на месте преступления. А это уже было в пользу Рахманина. Как ни чудовищно это прозвучит - но обвинения посыпались после такой проверки уже в адрес краснодарского угрозыска и... Ахмедова, чьё дело было решено выделить в отдельное производство. "За клевету, ложные обвинения и показания, которые были собраны преступным путём, с применением насилия, что марает честь и достоинство работника прокуратуры".
Вера Ахмедова сидела на диване закутанная в чёрную шаль и не сводила глаз с мужа:
- И ты после всего... хочешь здесь остаться? - она вытирала мокрое от слёз лицо.
- Кто-то ведь должен довести до конца это запутанное дело и ответить за гибель нашего сына и капитана Лялина... Вера, - Джамал подсел к ней и взял в ладони её ледяные руки, - я отвезу вас обратно в Новороссийск, там твои родственники, наши общие друзья и знакомые. Я знаю, как тебе тут тяжело...
- Мне не просто тяжело, Джамал... Я каждый день жду сына, что он придёт со школы домой, а это... похоже на безумие. И я не понимаю, почему он не приходит! - она сорвалась на крик и прижалась к груди мужа. - Зачем ты сказал, увезу тебя?.. Мы поедем вместе... Ты не останешься здесь!.. Да, не останешься?!
- Я не могу сейчас уехать, Вера. На днях мы ждём комиссию из Москвы, они приедут разбираться на месте, поднимут все дела, выслушают доводы...
- Значит ты... меня бросаешь? Вместе с Савушкой бросаешь?! - она кричала и дрожала всем телом, у неё снова начинались судороги, как уже несколько дней подряд. После похорон сына она сидела, точно неживая, нечувствительная и безучастная ко всему несколько суток, а потом стала впадать в истерику и судороги, которые скручивали всё её нежное и хрупкое тело, и вот опять...
Ахмедов вскочил с дивана, кинулся к столу, где стояли капли и графин с водой. Вера не могла себя уже контролировать, она в горьком безумии сейчас обвиняла мужа во всех грехах, не могла и не хотела понять, почему после его временного отстранения от работы, он всё же решился остаться в Краснодаре, хотя его друзья из Новороссийска звали его обратно на прежнюю должность.
В это время в городской больнице готовился к выписке Егоров. Он получил от врача нужные бумаги и рекомендации, собирал вещи в своей палате, стараясь не очень налегать на правую сильно пострадавшую руку, которая ещё требовала долечивания амбулаторно. Он складывал майки и рубашки в тряпичную сумку, повернулся на скрип открываемой двери и увидел на пороге... Султанова.
- Я приехал тебя встретить, - произнёс он и прошёл к Егорову в палату.
Алёшка удивился его неожиданному приезду, но не очень.
- У тебя, что незапланированные выходные? - спросил он.
- Почему же, нет. Я отпросился у Лазарева, как только узнал дату твоей выписки. Решил поехать за тобой сам, а то ещё куда-нибудь закатишься и... ищи тебя!
Они вышли из корпуса, по солнечным городским аллеям направились к трамвайной остановке, чтобы вместе доехать до общежития.
- Почему ты решил, что я вернусь в Приморск, когда тут такие трасти рвутся в клочья? - спрашивал Алёшка. - И ещё, я хочу узнать подробности от тебя, насчёт приезда к нам в барак Рахманиных. Меня тут берегли от ненужной информации, но всё-равно проскочило, что у вас случился с ними скандал... и не малый. Расскажешь?
- Расскажу. Но сперва пообещай, что не будешь пылить... Обещаешь?!
Уже в комнате общежития, сидя на койке у окна, Султанов рассказал в подробностях, как он опознал Доротного. Егоров не поверил своим ушам, а потом сполз с кровати и зажал виски ладонями. У него случился приступ, уже давно забытый и приглушённый таблетками, но теперь... Как же так могло получиться, что он играл за одним столом с самим Доротным и не знал этого?! А теперь, выходит, что и доказать-то ничего нельзя, никто не поверил Женьке, кроме Лазарева и Богданова. Все проверки показали, что в Прибалтике действительно жил этот самый Назар, там были десятки свидетелей которые знали Шестакова ещё до войны. Но Султанову Алёшка верил, как самому себе, не мог обознаться этот парень, который вместе с ним пережил весь этот кошмар в Карпатах. Он бы из миллиона узнал этого кровавого палача.
- Что же делать? Что же нам теперь, Женька, делать?! - как заклинание повторял Алёшка, слушая монолог Султанова. - Нельзя упускать эту тварь, никак нельзя!..
- Нужно самим ехать в Прибалтику и всё ещё раз перепроверить. Я убеждён, что оперативникам толкнули липу там на месте, кто-то очень заинтересован, чтобы этот Назар не раскрылся до конца, - говорил Женька. - Интересно, сам Рахманин знает с кем имеет дело или же он тоже убеждён, что перед ним некий Назар Шестаков? А теперь рассказывай ты, какого рода у тебя было тут задание... И, кстати, домой ты обязан поехать, у твоей дочери 23 апреля день рождения, ей годик уже, а это стоит отметить, тем более отцу!.. Там Светка с тобой разводиться собралась, ты в курсе?
- Что-о?!
- Что слышишь!.. Узнали про твои городские похождения, Дон Жуан! - Женька с обидой отвернулся к подоконнику. - А то... ехать он не хочет!
- Вот что, - Егоров будто не расслышал последних слов, - сегодня будет совещание у Юрасова в Октябрьском он собирает туда всех, кто принимал участие в последних разработках, должен приехать Ахмедов... и ты ему расскажешь всё в подробностях. У него горе, я знаю по-наслышке, что и там не всё гладко с доказательствами на похитителей его сына.
- Что-о?! - наступила пора удивляться Султанову.
- А ты не знал?! У него похитили сына, Рахманин похитил... Мальчик погиб, а теперь комиссия из Москвы желает знать подробности, Рахманин уехал в столицу и просит защитить его от местного произвола. Какого тебе такое, а?
Султанов не мог поверить в сказанное, он представлял перед собой этого затёртого старика с ехидным, но волевым лицом, знал, что он отец его жены Нелли и вся эта информация не укладывалась в его голове. Она была убийственна и нереальна. По дороге в Октябрьский из мыслей не выходила эта история, пересказанная для Алёшки Толиком Сойниковым. Он приходил к Егорову в больницу и приносил последние известия с фронта борьбы с городской бандой. Именно от него Алёша и узнал правду о похищении сына Ахмедова и все последующие события с этим связанные.
Они приехали в посёлок Октябрьский, как раз когда в кабинет к Капитонову входил полковник Родионов с кипой бумаг в кожаном портфеле. Он заперся с начальником Октябрьского горотдела и обсуждал с ним план проведения совещания, пока сотрудники не подошли и встали толпой у здания и парадного входа. Юрасов провёл Алёшку и Женьку в просторный кабинет, где и предполагалось сегодня провести планёрку и так же, как и Егоров, потребовал у Султанова подробностей опознания Доротного.
За столом шли бурные обсуждения, пока Родионов не постучал костяшками пальцев по спинке стула, все обернулись на него и затихли.
- Товарищи, давайте обстановку не нагнетать, и так уж... По пунктам, - он посмотрел на недавно пришедшего Ахмедова. - И вам дадим слово, соберитесь мыслями... А пока по отчётам получается следующая картина: взята банда на месте преступления. Все фигуранты дали признательные показания. Главарём назван Кирилл Дружников, в чём он сам и признался. Дело закрыто. Главный помощник Дружникова Елагин арестован за убийство и организацию азартных игр. Он рассказал, как они проигрывали в карты людей и, что это он причастен к убийству девятилетней Юли Красковой. Они разыграли в этот раз дату и время, то есть утренние часы, кто первый выйдет из подъезда конкретного дома. Утром первая вышла Юля и была зверски убита. Но... все они нагло лгут, это уже понятно по их реакции. Они все смертельно боятся настоящего главаря и мы с вами уже знаем, кто это. Потому и берут всё на себя, но от них нет признательных показаний, относительно других лиц, поэтому мы можем располагать только косвенными данными на художника и его помощника, которого лейтенант Султанов опознал, как подручного убийцы и бандита Кузьменко. Какую роль играет сам Рахманин во всей этой кутерьме, мы тоже не знаем. Имеем лишь показания следователя Ахмедова, и то, он не может их предоставить суду, потому что нет свидетелей их встречи в машине у ресторана. Рахманин будет всё отрицать, что он и делает в Москве. К нам комиссия выезжает уже с проверкой нашей деятельности, относительно собранных фактов, не верят нам, получается... Козырем может быть только опознание Назара Шестакова, как бандита Доротного, а это может сделать лишь один человек - Саблин, который в бегах от страха.
- На чём основываются прибалтийские товарищи, утверждая, что Назар Шестаков именно тот самый человек, которого все знали ещё в довоенное время? Доказательства они предоставили? - спрашивал Женька.
- Да, они прислали нам копии с опросов жителей Кмерге и Вильнюса, где проживали Шестаковы. У местных властей нет никаких сомнений на этот счёт. По фотографиям Назар Шестаков был опознан местными жителями, как хорошо известная им личность, - ответил Родионов.
- Фёдор Степанович, но ведь лицо с помощью операции и хорошего хирурга можно переделать, и вам это хорошо известно, - вставил Юрасов.
- Знаю, Гриша, а потому и предлагаю, раз уж так всё сложилось и мы сами попали под подозрение в главном управлении, как клеветники на заслуженного человека, то должным образом ещё раз соберём все данные на этого Шестакова. И я, старый дурак, верил своим принципам, никогда даже не имел тени сомнения, по поводу Рахманина. Остановил меня только трагический случай с Джамалом, - Родионов кинул взгляд через стол на понуро сидевшего рядом с рыжим Сойниковым следователя прокуратуры.
- Надо организовать его дополнительную проверку на месте и... кого-то надо послать в Прибалтику, - предложил Григорий Юрасов. - Там всё с местными оперативниками и прошерстить. Кого пошлём?
Все посмотрели на Егорова и Султанова, зная, что они готовы землю рыть, но докопаться до истины в первой инстанции, и самое главное, что их уже ничто не остановит. Их невозможно ни запугать ни подкупить, эти ребята - прошедшие через ад и пепел - самые достойные кандидатуры на подобные поиски.
- Да, ну я думаю, раз вы все смотрите туда, - откашлялся в кулак Родионов, - значит уверены в успехе, - он кивнул на Егорова и его друга. - Теперь осталось спросить ребят, они-то согласны поехать в Вильнюс?
Они оба поднялись с места, опустив голову вниз.
- Я не сомневаюсь в их объективности, - ответил на это Ахмедов. - Только мало опыта ещё в сборе подобной информации. И, если уж едут, то обязательно пусть плотно взаимодействуют с местными властями безо всякой самодеятельности. Докладывать каждый день о поисках и писать отчёты в общую копилку, вести всю документацию так, чтобы потом не было причин перепроверять нужные собранные доказательства, даже если они будут отрицательными. Что смотрите? Отрицательный результат - тоже результат!
- Мы хотели вам предложить тоже самое, - произнёс Женька, - когда шли сюда, то продумывали, как это сформулировать, чтобы нас отправили, а теперь видим, что и вы согласны... Тогда, всё будет в порядке, мы едем в Прибалтику.
- Что это нам даст? - спросил Сойников.
- Если Рахманин ускользнул, ему удалось с помощью своих московских покровителей выйти из-под удара, то хотя бы военного преступника возьмём, - ответил полковник. - Уже будет ниточка за которую можно потянуть. Но тут надо учесть один неприятный момент - в 1953 году рядовые власовцы, бандеровцы и мельниковцы были реабилитированы и отпущены на свободу, как невольные солдаты, взятые в плен ОУНовцами. Якобы, они не повстанцы были и ополченцы, а испугавшиеся и забитые личности, под страхом смерти выполнявшие преступные приказы главарей. И если этот Шестаков даже окажется Доротным, где доказательства его вины, как палача? Ведь организатором массовых убийств и казней был его покровитель Кузьменко. Как вам такой поворотец, а?
- А я, разве не свидетель, или мне нет никакого доверия, как гражданину СССР? - Лицо Султанова сейчас готово было извергать громоподобные искры и молнии.
- А вот потому и езжайте в Прибалтику, чтобы собрать побольше данных на этого... даже название придумать такому трудно, - Родионов вытер взмокший лоб. - Но повторяю, что всё должно быть объективно и чётко, чтобы потом не было проблем с доказательствами, как в этот раз.
- Мы всё поняли, Фёдор Степанович, - ответил Султанов. - Какие имеем полномочия для того, чтобы обратиться за помощью тамошних госслужащих? Ведь нужно поработать и в архивах.
- Выпишем вам официальную командировку с целью сбора требуемых документов. Ты, Егоров, ещё стажёр, надо согласовать с твоим учебным заведением все детали, ведь у тебя в мае месяце экзамены на выпуск из школы милиции. Куда определяют на работу?
- В Приморск.
- Ну правильно, это же наш Краснодарский край, значит имеем право тебя задействовать и привлекать в совместных мероприятиях, а Женя... тут проще, мы свяжемся с его руководством, с майором Лазаревым и, надеюсь, что он не откажет в любезности нам его откомандировать на задание.
- И что, совсем нет никаких подвижек в деле Адидаса? - переспросил Сойников.
- Подвижки, почему же, есть!.. Все фигуранты молчат, как немые, только один Петухов кочетом поёт, не хочет нарываться на вышак. Но тут сложно с его задержанием. Ахмедов применил против него необоснованный метод и под таким давлением, когда у тебя дуло пистолета перед глазами пляшет, можешь в чём угодно признаться, а потом ведь он может отказаться на суде от такого признания, потому он для суда не свидетель... Но тут есть один благоприятный момент, свидетели на месте показали, что он был ранен в обе ноги при попытке бегства. И участковый из Тарпищево и наш присутствовавший при задержании Сергей Малофеев - всё это показали на протокол, ни слова не упомянув ни о каком насилии и давлении. Так что ещё поборемся, - полковник подмигнул Ахмедову. - А теперь вам слово, как прокуратура смотрит на все эти навороты перед московской комиссией? И ещё раз давайте суммируем все наши собранные данные и определимся с характером дальнейшего расследования.
В ночь на 20 апреля 1957 года Егоров и Султанов прибыли в служебной машине на аэродром города Краснодара. В тихих влажных сумерках по скользкому асфальту, промокшему после обильного весеннего дождя, они стуча каблуками, шли отбрасывая длинные тени на фоне ярко-горящих фонарей в здание аэровокзала. Им предстояла интересная и в тоже время нелёгкая миссия, которая наконец должна была пролить свет на запутанное и противоречивое дело, которым занимались в Краснодаре уже почти год.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.