Мужчины им так и не позвонили.
Подруги ждали звонка, а когда уже потеряли надежду, снова случайно встретили их в кафе «Джузеппе».
Данила, белый как лунь, в том же самом кожаном плаще, подошел неровной походкой в раскачку к их столику.
Окинув взглядом одиноко возвышающийся фарфоровый чайник и две чашки с чаем, скривил едко-пухлые губы.
- Девчонки, паехали что ли во Фламинго, паужинаем, - предложил он, как ни в чем не бывало.
В последующие недели Данила звонил Зое, приглашая встретиться вчетвером. Не раздумывая ни секунды, они бросали все дела и бежали на свидание. Обе, как-то сразу, не сговариваясь, почувствовали, что эти мужчины для них важнее всех остальных.
К тому же компания сверстников изрядно поднадоела.
Танцы в «Доктор-клуб», однокурсники-мажоры, приставания пьяных гопников и медиков-ботанов, ежевечерние походы в «Джузеппе» - не успев начаться, уже вносили в жизнь скуку и однообразие.
С новыми же знакомыми все складывалось иначе: с ними каждый день был непредсказуем...
***
В Казани было два кафе «Джузеппе».
Второе располагалось на улице Ленина, бравшей свое начало от университета, где учились Ленин, Толстой, Аксаков, и где теперь получали образование Даша и Зоя. Заканчивалась улица Ленина старинным Кремлем с видной издалека сторожевой башней Сююмбике.
Оба кафе открыл итальянец Джузеппе, который, как рассказывали, приехал из Венеции посмотреть Россию, влюбился в местную татарку, женился, да так и остался тут жить.
Однако, в «Джузеппе» на Ленина подруги никогда не бывали.
Зоя вообще передвигалась по городу исключительно по каким-то своим личным маршрутам. Чтобы случайно не зайти на «запрещенную» маршрутом улицу, они шагали в обход, уставая и натирая ноги.
Сначала Даша принимала их длительные прогулки как должное, она переехала в Казань недавно и плохо знала столицу. Но, освоившись, стала понемногу негодовать: почему нельзя пройти напрямик или сойти с трамвая на нужной остановке, не объезжая полгорода, чтобы потом идти дворами и ломать каблуки?
Не выдержав, она однажды воспротивилась.
- Да не пойду я к Ленинскому садику через Баумана! – Даша недавно купила новые туфли – нежно-бархатистые, словно из оленьей кожи – и уже ободрала их. – Почему мы не можем спуститься к остановке сразу от универа, а не наматывать километры? Как хочешь, но я пойду нормальной дорогой! Давай у памятника встретимся, я тебя подожду.
Она уже было развернулась чтобы уйти, как увидела в глазах Зои странный водянистый отлив. Неужели слезы?
- Ты что? – спросила, сразу пожалев о своей резкости.
- Ты не казанская, ты не знаешь, что тут было! Ты не представляешь, сколько пацанов убили! – слезы, сдерживаемые упругими, словно проволочки ресницами, хлынули через край.
- Зоечка, извини меня! Давай где-нибудь покурим? Пожалуйста! – испуганно предложила Даша, впервые за время знакомства увидев подругу плачущей.
В Казани девушки не курили открыто на улице. Нужно было найти укромное местечко, и они спустились на старинную улицу Баумана.
Казанские особняки с обветшалой лепниной – ветхие, унылые зимой - теперь словно покрывала тонкая мерцающая ткань, фасады налились цветом, становясь голубыми, дымчато-розовыми, сиреневыми.
Подруги юркнули в ближайшую арку. В грязном сыром дворе воняло так, будто тут сдохла целая стая кошек.
Разволновавшаяся Зоя, похоже, запаха не ощущала. Даша старалась дышать не глубоко и смотрела под ноги, чтобы ненароком не наступить на падаль.
Прикуривая сигарету, Зоя уже не плакала, но ее рука с широкими лиловыми ноготками мелко дрожала.
- Вся Казань поделена на территории, понимаешь, - объясняла она, уже совсем успокоившись. – Раньше перейти черту, означало, что тебя изобьют, а если девушка – изнасилуют… Странно, что ты ничего про это не слышала.
Даша читала в «Казанских ведомостях» - газете, которую выписывает бабушка - статью, привлёкшую ее своим названием: «Казанский феномен».
Там рассказывалось о том, как мальчишки во дворах «делили асфальт», как дрались в открытую «стенка на стенку», калеча друг друга битами и арматурами.
В статье говорилось, что Казань стала как бы истоком, образцом будущих преступных группировок по всему бывшему СССР.
В статье автор анализировал причины жестокости в татарстанской столице, выдвигая версию, что степные боевые сообщества ордынских Батыя и Тамерлана породили страшный генетический пример.
Дальше Даша перестала читать, не восприняв информацию применительно к повседневной жизни. Кто-то кого-то где-то убивает, так ведь в каждом городе имеется своя криминальная хроника.
Зоя докурила сигарету.
- Меня хотели изнасиловать в день рождения, когда мне исполнялось четырнадцать, - сообщила она и замолчала. Даша хотя и была ошарашена, но тоже молчала, не зная, что сказать. – Мы с Азатом, моим двоюродным братом по маме, пошли в кафе-мороженое на Ленина, где теперь «Джузеппе». Кафе было на «чужой» территории, но Азат сказал, что это ничего, типа у него с той «улицей» дружеские отношения. Он на два года был меня старше и тоже, как потом оказалось, состоял в группировке.
Зоя прикурила новую сигарету.
- Без брата или отца девчонки на улице вообще не появлялись тогда. Я одна только в школу ходила и сразу обратно, – добавила она.
В это время из подъезда, где сушилось на веревке постиранное белье, вышел маленького роста пацан лет семнадцати. Он вел, бережно поддерживая под локоть чистеньку абийку, завернутую по-мусульмански в длинный белоснежный платок. В сухоньких пепельных пальцах ее мелькали потертые круглые четки, она лепетала что-то по-татарски поспешавшему за ними хитроглазому бабаю в сдвинутой набок зеленой ковровой тюбетейке и старомодном костюме-тройке.
Даша постоянно наблюдала подобные сцены, особенно по пятницам, когда после мечети молодежь сопровождала стариков к могилам предков на кладбища.
Нигде, казалось, так не уважают традиции, как в Казани. Их с Зоей однокурсники, совсем взрослые парни, скрывали от отцов, что курят, стеснялись в их присутствии материться и пить алкоголь.
- В кафе ко мне подошел знакомиться лысый Шамиль, - продолжила Зоя. - Изо рта у него несло, как из помойки. Предложил погулять. Я, естественно, отказалась… Потом вышла в туалет. Только открыла дверь, меня сзади кто-то толкнул внутрь, - она с силой ударила кулаком в воздух, показывая, как это было. - Зажали рот, начали хватать под платьем…. Я сразу поняла, что их двое, отбивалась, как могла… Потом один навалился на меня прямо на полу… было темно, но когда он хотел меня поцеловать, по вони изо рта я сразу поняла кто это и заорала… Потом… потом я увидела, как рванулась дверь. Азат сграбастал за шкирку Шамиля и долбанул мордой о раковину. Прибежали другие, включили свет…
Даша не смотрела на Зою, а лишь следила глазами за ее рукой с сигаретой, на конце которой повисла неровная стопка пепла, готовая вот-вот сорваться от дрожания пальцев.
- Я просто мало кому рассказывала об этом. Мама, апа и родственники до сих пор плачут… - Зоя как будто оправдывалась, - В общем, когда свет включили, на белом кафеле – на полу и на стенах – везде была кровь. Меня подняли с пола, Азату и второму пацану скрутили руки, те дрались, вырывались. Шамиль сидел у раковины, держал свою разбитую голову – из нее хлыстала кровища. Потом встал на ноги, сказал Азату, чтобы тот выходил поговорить на улицу…
Подруга выронила недокуренную сигарету и закрыла лицо руками. Она беззвучно рыдала не в силах закончить начатое. Даша обняла ее, зарылась лицом в медовые кудряшки.
Позже Зоя рассказала страшный конец истории.
Азат вышел «поговорить». Его пырнули ножом за углом кафе, на улице Миславского – в том месте, где березы растут ветвями вниз как плакучие ивы.
Брата нашли на снегу, обнимавшим руками березовый ствол.
Все это так поразило Дашу, что она еще долго не решалась противоречить подруге, да так и продолжала ходить с ней в обход и дворами.
А ведь раньше Казань виделась ей другой. Старомодной и доброй, точь-в-точь как с оберток сувенирных конфет, которые привозила в гостинец Эни, мать отца. Она хорошо помнит эти зеленоватые фантики-фотографии с изображением Кремля, плавучего замка Ивана Грозного на Волге, мечети Марджани.
Люди в древнем городе тоже казались ей незлобивыми и добродетельными. Нигде так не почитали Бога. У мечетей старики читали Коран, прохожие подавали им копеечку «садакха», чтобы те помолились за умерших родственников.
Протяжный голос муллы, призывающий к намазу был привычен слуху как стук трамвайных колес. Не отставали и церковные колокола – били звучно, раскатисто, золотое эхо дребезжало в воздухе, замирая и растворяясь в листве.
Татары и русские, христиане и мусульмане жили по-соседски дружно, без вражды: ходили друг к другу в гости, женили детей, пекли блины и эчпочмаки, отмечали вместе Пасху и Рамадан.
Невозможно представить, что буквально пару лет назад в городе царила такая нечеловеческая жестокость.
И хотя бандитский беспредел власти сумели остановить, Даша стала обращать внимание, что новостные сводки едва ли не каждый день передают о криминальных разборках со стрельбой. То в ресторанах, то на улицах убивали и ранили друг друга члены группировок.
К счастью, мирные жители покидали свои районы уже без страха, и лишь травмированная случившемся Зоя по-прежнему обходила стороной «чужие территории».
Лысый Шамиль давно вышел на свободу. Он был несовершеннолетним, поэтому ему дали всего полгода. Да и то, не за убийство, а за соучастие в драке. Но Зоя была свято уверена, что Азата убил именно он. А его дружок-шестерка принял вину на себя.