"Джейн Эйр", "Грозовой перевал", "Птичка певчая", "Анжелика", "Унесенные ветром"... Всё это - любовная любовь практически всех девочек моей юности, от одних названий которых замирало сердце. И среди прочих почетное место занимали "Поющие в терновнике" - семейная австралийская сага о Мэгги Клири, влюбившейся в священника.
Экранизацию я так и не посмотрела: хватило случайно попадавшихся по ТВ отрывков. Не вдохновили как-то актеры, сюжет сильно изрезан. Зато сам роман перечитывала не единожды. Поначалу увлекало только детство Мэгги, потом - юность: чтение "взрослело" вместе со мной. Дома у нас не было запретных книг, родители разрешали брать любые. Но я сама часть томиков читала избирательно, лишь про то, что было интересно в данный момент. Так и в "Джейн Эйр" долгое время останавливалась на моменте, когда героиня покидает пансионат. А вот сама повзрослела - и с не меньшим интересом начала следить и за мистером Рочестером. И с Мэгги была примерно та же история: собралась замуж? Ну и давай, до свидания! Остальное узнаю, когда достарею до твоих лет. Потом, конечно, начала читать целиком.
В какой-то момент интерес к перечитыванию угас: ведь вокруг столько новых, незнакомых историй! "Поющие в терновнике" продолжила любить. Но не брала в руки лет двадцать: все события, вплоть до диалогов, оставались свежи в памяти. Возможно, поэтому и еще лет ...дцать не возвращалась бы. Однако, после знакомства с другим великим австралийским романом, "Все реки текут", захотелось сравнить обе книги. Вдруг, с высоты прожитых лет, поющие-терновники покажутся простенькой мелодраматической историей, проигрывающей куда более эпическому полотну Нэнси Като?
Но волшебство повторилось: известный практически до буквы эпос о Дрохеде захватил вновь. И это несмотря на то, что ощущение заученности романа наизусть не обмануло: сюжет действительно навечно отложился на подкорке. И лишь в финале, на Джастине, память слегка забуксовала. Видимо, сказалось, что ни в юности, ни сейчас не очень-то люблю читать о детях и внуках главных героев. Как говорится, это уже совсем другая история... Вот во "Все реки текут" такого не было: весь роман строится вокруг главной героини, именно она всегда в центре повествования, а не ее дети или внуки.
Также из головы вылетели практически все главы, посвященные Ватикану, Англии и военной службе близнецов. И тогда, и сегодня они кажутся чужеродными элементами, выбивающимися из общей канвы. Если подробный рассказ об эксцентричном предке по материнской линии, Родерике Армстронге, помогает лучше понять сложный характер главной героини (а заодно и знакомит нас с историей освоения Австралии), то какое отношение к Мэгги имеют военные тяготы или католические интриги? Нэнси Като тоже показывала войну, но все же глазами Филадельфии Гордон. И даже эпизод об жестоком обращении японцев с военнопленными изящно встроила так, чтобы мы опять-таки узнавали об этом вместе с Дели.
Колин Маккалоу в основном строит повествование так же:
"Вечером в пятницу первого сентября, когда радио сообщило, что войска Гитлера вторглись в Польшу, дома были только Фиа с Мэгги, и обе пропустили новость мимо ушей. Уже сколько месяцев идут об этом толки; и потом, Европа так далеко, на краю света. Что общего с ней у Дрохеды, Дрохеда – вот средоточие вселенной".
И это очень удачно: читатель-то уже знает, что вскоре предстоит пережить целому миру и что Австралия окажется куда ближе к войне, нежели ей хотелось. Эпизод получился сильный. Но местами писательницу все же несет, и она загоняет нас то Северную Африку, то в джунгли Новой Гвинеи.
При перечитывании меня ожидало и еще одно открытие. Почему-то помнилось, что "Поющие в терновнике" - роман хороший, но женский, из которого мало что можно почерпнуть об Австралии. Но нет: и тут полно производственных и бытовых подробностей из жизни фермеров, овцеводов, рубщиков тростника. Будут описаны и засухи, и наводнения, и кризис 1930-го года.
Просто если Нэнси Като не чурается длинных абзацев, которые вполне можно поместить в учебник, то Колин Маккалоу делает это без академизма, живо, красочно, в основном в непосредственном описании быта и диалогов героев.
"В тростнике полно всякой живности: кишмя кишат мелкие и крупные крысы, тараканы, жабы, пауки, змеи, осы, мухи, пчелы. Вдоволь любой твари, способной свирепо укусить или жестоко ужалить. Потому-то рубщики сначала опаляют урожай – уж лучше работать в грязи и саже, чем в зеленом тростнике среди этой хищной дряни. И все равно не обходится без укусов и царапин. Не будь башмаков, ноги Люка пострадали бы еще сильнее, чем руки, но рукавиц ни один рубщик не наденет. В рукавицах работаешь медленнее, а в этой игре время – деньги. И потом, рукавицы – это для неженок".
Тут Колин Маккалоу - большой плюс. Хотя и подача Нэнси Като мне весьма понравилась: подробная и исторически выверенная, но не лишенная увлекательности. С точки зрения историзма "Все реки текут" - куда более ценная вещь. К тому же у Маккалоу нет ни слова о проблеме аборигенов Австралии - их для героев просто не существует. Вскользь будет упомянуто лишь о новозеландских маори, да и то лишь потому, что они были среди предков героев. Спасибо, что хоть о кроликах рассказали.
Кроме того, для "женского романа" слишком много места уделено религии, ее месту в жизни как обычного человека, так и священника. Рассматриваются и темы семьи, отцов и детей, воспитания, сексизма. В какой-то степени перед нами и роман взросления. Все это было и во "Все реки текут", разве что только религия рассматривалась куда менее подробно.
Но стоит только перейти непосредственно к персонажам романов, как Нэнси Като остается далеко позади. На первый взгляд сюжетная канва схожа: Мэгги и Дели - сильные женщины, которые никогда не сдаются. У обеих главных героинь непростое детство, несчастная первая любовь, трудная жизнь, неудачное замужество и дети, не желающие жить "правильно". Обе сталкиваются с сексизмом и противостоят этому. Обе испытали запретное чувство. У обеих нет возможности нормально воспитывать своих детей и обе сами не получили нормального воспитания.
Но вот эмоциональная сторона удалась Колин Маккалоу не в пример лучше. Ее герои - живые. Им сочувствуешь, им веришь, ими проникаешься. Читая подряд эти два романа, особенно ярко понимаешь, что имели в виду критики, называя слабым местом "Все реки текут" психологическую сторону. В этом плане "Поющие в терновнике" написаны мастерски: читатель буквально вживается в шкуру героев, вместе с ними ощущает жару, холод, усталость. Вместо "Дели страшно волновалась" Колин Маккалоу пишет: "Отец Ральф чувствовал – пот проступил у него на лбу, струится из-под волос на шею". Не "Адам весь дрожал от холода", а: "У детей трескалась кожа на коченеющих пальцах, они старались не улыбаться потрескавшимися губами, носки приклеивались к кровоточащим пяткам и щиколоткам, и их приходилось отдирать". Видимо, и поэтому "Поющие в терновнике" прочно удерживаются в памяти, тогда как за относительно недолгий срок события из "Все реки текут" заметно поблекли. В романе полно ярких, запоминающихся эпизодов: одна только переживательная история с куклой, рассказанная на первых страницах, чего стоит!
(Далее со спойлерами).
Практически все герои у Колин Маккалоу получились живые, интересные, запоминающиеся. Не повезло только старшим братьям Бобу, Джеку и Хьюги, для которых никто не потрудился прописать интересных сюжетных линий. Эти персонажи набросаны схематично и сливаются в одно унылое ничто. Недалеко от них ушли и Джеймс с Патриком. Как-то не верится, что пятеро здоровых мужчин ничем в жизни, кроме земли, не интересовались. Скорее автор просто не знала, что делать с такой прорвой. Братьев уже и мертвили, и в тюрьму сажали, и на войну посылали, а они все ну никак не переводятся!
Истории остальных персонажей одновременно и трагичны, и прозаичны: сколько такого сплошь и рядом. Самым целостным образом получился, пожалуй, Падрик Клири. Восхищает его трудолюбие, терпение, незлобивость, простодушие, преданная любовь к жене и детям. Жаль, что Фиона, словно Скарлетт О'Хара, большую часть жизни провела, зациклившись на прошлом, с глупым упорством лелея роковую любофф и жалея себя. А в результате проморгала настоящее счастье. Причем пострадала не только она, но и Пэдди, и дети. Увы, некоторые слишком упиваются роковыми страдашками и не хотят быть банально счастливыми. И в упор не видят реальность, живя в иллюзорном мире. Как Скарлетт любила не реального, а воображаемого Эшли, так и Фиона зациклилась на женатом бабнике, а затем и на его сыне, не желая понимать, насколько мало значила для избранника. И насколько много - для мужа и совместных отпрысков.
Ну а дальше детям пришлось разгребать последствия. Неистовая любовь матери погубила Фрэнка, выросшего в нервозной обстановке и не понимающего столь странного, полярного отношения к себе родителей. Своим поведением Фиона спровоцировала ревность между отцом и сыном, испортила отношения между братьями. Немалый вклад внесла и в формирование пограничного расстройства личности Фрэнка, сломав тому жизнь. Думается, странности матери сыграли весомую роль и в женофобии остальных сыновей, предпочитавших всю жизнь держаться от этих непонятных женщин подальше.
Кстати говоря, некоторые читатели обвиняют Клири в том, что они "забили" на Фрэнка, а сама писательница попросту "слила" столь яркого героя. Однако сам текст противоречит данному мнению. Прописать трагическую судьбу герою отнюдь не равно слить его. Ну а Фрэнка не навещали, чтобы не унижать его достоинство.
"– Я не могу поехать, – сказала она [Фиа] ровным голосом, но все ощутили в нем нестерпимое страдание. – Если он меня увидит, это его убьет. Это убьет его, Пэдди! Я ведь хорошо его знаю, он такой гордый, такой самолюбивый, он так хотел чего-то добиться в жизни. Он хочет нести свой позор один, пусть будет по его воле".
Но Фрэнка вовсе не кинули и не забыли. Напротив: втайне позаботиться о нем попросили самого влиятельного друга семейства - Ральфа де Брикассара. Другое дело, что убийство - это убийство, и смягчить наказание не удалось.
"Свою встречу с Фрэнком в гоулбернской тюрьме он [Ральф] описывал очень сдержанно, ни словом не выдал, как она была мучительна, не намекнул, что у Фрэнка душевное расстройство и оно становится все тяжелее. Тщетно он добивался, чтобы Фрэнка перевели в Мориссет – лечебницу для душевнобольных преступников, его и слушать не стали".
Однако священник и дальше не выпускал из виду судьбу Фрэнка, продолжая делать для него все возможное, а его помощники регулярно присылали родителям сведения о блудном сыне. И о досрочном освобождении Фрэнка хлопотал тоже Ральф: став кардиналом, он сумел сделать практически невозможное. Фигура Фрэнка получилась запоминающейся и трагичной, несмотря на малое "экранное" время, отведенное данному герою. Это ли не признак мастерства?
И все же главные герои романа - Мэгги Клири и Ральф де Брикассар.
Про воспитание Мэгги, на которую попросту забили как на девчонку, можно говорить долго и преимущественно матом. Весьма красноречива сцена, где просвещать ее приходится священнику. Ничего удивительного, что в итоге Мэгги привязалась к Ральфу как к единственному (после Фрэнка) человеку, которому на ее не наплевать. И опять-таки родители, соблюдавшие католические обряды скорее формально, вовремя не объяснили дочери, что обет целомудрия дается священником навсегда и что бывших священников в католицизме не бывает: это пожизненно.
"Мэгги и в мысль не приходило, что Ральф ни при каких обстоятельствах не может изменить своему обету. Да, она знала, что не дозволено ни выйти замуж за священника, ни влюбиться в него, но уже привыкла обходить это препятствие, мысленно освобождая Ральфа от духовного сана. Хоть ее и обучили основам католической веры, никто при этом не разъяснял сути монашеских обетов, а сама она не ощущала нужды в вере и не углублялась в подобные вопросы".
А ведь, казалось бы, заметив тесную связь между Мэгги и Ральфом, стоило бы провести профилактическую беседу, проследить за тем, чтобы Мэгги больше выезжала в свет и общалась со сверстниками. И, конечно, попросить Ральфа, ради блага самой Мэгги, поменьше проводить с ней времени. Надо отдать должно Ральфу, он пытался избегнуть опасности, как только ее осознал: и уехал, и попросил Фиону позаботиться о том, чтобы Мэгги больше времени проводила с молодыми людьми. Однако "едва епископ Ральф уехал, Фиа начисто забыла свое обещание".
Заметила, что многих приводят в недоумение ответные чувства Ральфа к Мэгги. Что он нашел в этой провинциальной девчонке, за что так привязался? Он, часом, вообще не того?.. Однако при внимательном прочтении можно заметить, что автор неоднократно подчеркивает внутреннее одиночество Ральфа: ему ни на минуту нельзя расслабиться, никогда нельзя просто побыть собой.
"Ему тоже надоело – не то чтобы жить, надоели маска вечной сдержанности, безжалостный климат Австралии и то, что нет друзей, нет людей душевно близких, и сам себе он надоел... Ему уже тридцать пять, он приходский священник в глубокой провинции, а много ли это в иерархии католической церкви? Карьера его не успела начаться – и уже кончена. Ох уж эти мечты юности! У него не хватило стойкости в час испытания. Но никогда он не повторит такой ошибки. Никогда, ни за что…"
По сути, перед нами типичная ситуация "вот и встретились два одиночества". С первого же взгляда Ральф уловил, что Мэгги - заброшенный ребенок, "в семье на отшибе, потому что девочка", и пожалел ее. Автор подробно описывает рождение симпатии и обосновывает, почему священник помогает Мэгги гораздо больше, чем другим страждущим:
"Загляни он [Ральф] в себя поглубже, он, быть может, понял бы, что его чувство к этой девочке рождено странным сочетанием времени, места и характера. Никто о ней всерьез не думает, а значит, есть в ее жизни пустота, которую он может заполнить и наверняка заслужит ее привязанность; она еще совсем ребенок и, значит, ничем не грозит его образу жизни и его доброму имени пастыря; она красива, а все красивое доставляет ему удовольствие; и, наконец – в этом он меньше всего склонен был себе признаться, – она сама заполняла пустоту в его жизни, которую не мог заполнить Бог, потому что она живое любящее существо, способное ответить теплом на тепло".
Думается, первоначально чувства де Брикассара скорее напоминали то, что мы ощущаем по отношению к хорошенькому бездомному котенку: накормить, обогреть, приласкать, с удовлетворением наблюдая, как осчастливленное нами существо привязывается к нам, как мы становимся центром его вселенной. И это - явно не грех и не абьюз котенка. Ральф заменил Мэгги Фрэнка, смягчив болезненный удар от его потери. Священник - единственный, кто действительно интересовался девочкой и старался сделать ее жизнь сносной. Чего стоит только эпизод с верховой ездой: Пэдди даже в голову не пришло, что его дочь - богатая наследница, а значит, ей нужно дать соответствующее образование.
"- ...Честное слово, Пэдди, вы просто болван! Наследник самого большого, самого богатого имения во всем Новом Южном Уэльсе – и ни разу не дали единственной дочери сесть на лошадь! Как же она, по-вашему, займет свое место рядом с мисс Кармайкл, мисс Хоуптон и миссис Энтони Кинг? Они-то все – прекрасные наездницы!"
И это при том, что Мэгги и сама заикалась отцу о том, что хочет учиться ездить на лошади. Но тот попросту "тут же про это забыл"! Мэгги не обучают танцам, редко вообще выводят в свет. Родная мать о ней думает: "В Мэгги нет ничего таинственного, она всего лишь девочка. Известно заранее, какая ее ждет участь, не стоит ни завидовать, ни жалеть".
Так что ни о какой педофилии не может идти и речи, если только нет привычки во всем подозревать сразу самое плохое. Мэри Карсон, тертый калач, как раз из таких. Но и то сомневается: "Быть может, она, Мэри Карсон, видит то, чего не видят другие, потому что и сама любит Ральфа де Брикассара? Или ей просто мерещится и ничего тут такого нет, просто мужчина, которому сильно за тридцать, дружит с девочкой-подростком?". Впоследствии станет понятно, что подозрения Мэри родились не на пустом месте. Однако она была не вполне права: изначально дружба священника и ребенка действительно была вполне невинной. Более того: в ней отчаянно нуждались оба. И, только повзрослев, Мэгги разглядела в Ральфе мужчину. А когда и сама Мэгги выросла, Ральф, как упорно ни сопротивлялся, не мог не увидеть в ней женщину. И боролся с этим долго, уступив собственным чувствам только на острове Матлок. Мэгги на тот момент была чужой женой и матерью, и ей исполнилось 26. А педофилов, насколько известно, привлекают дети именно определенного возраста. Когда ребенок вырастает - интерес пропадает. Да, Ральф упорно отказывался видеть в Мэгги женщину, а не ребенка, но совершенно по иной причине: как священник он не мог позволить себе любить. Вот и бегал от Мэгги как черт от ладана. Странное поведение, если вы любите маленьких девочек, надо сказать.
Только в результате цепи случайностей и Мэгги, и Ральф попали в ловушку собственных чувств: первая из-за наивности, отсутствия должного воспитания и общения с ровесниками, а второй - из-за гордыни и честолюбия, считая, что в состоянии обуздать любые душевные порывы. Ральф в этом плане напоминает алкоголика, искренне считающего, что в любой момент может остановиться. Ну а Мэгги, даже повзрослев, отказывается уступать любимого церкви: для нее, верящей в Бога скорее формально, это обиднее, чем уступить другой женщине. Она не понимает и не принимает выбор Ральфа, сделанный давным-давно.
А между тем Ральф - действительно хороший священник, искренне верящий, уважаемый и прихожанами, и начальством (не считая какого-то конфликта в юности). И очень умный, обаятельный, отличный стратег и дипломат. Недаром его покровитель разглядел в де Брикассаре большой потенциал, позволивший впоследствии герою возвеличиться до кардинала. То есть Ральф стал священником отнюдь не спонтанно и не только потому, что так положено второму сыну в семье. Это - действительно призвание. Амбициозность и карьеризм, безусловно, присутствуют. Но без этих качеств далеко не уедешь. Не все созданы для бесхитростной жизни.
По сути, даже в том, что Ральф не уничтожил завещание Мэри, его сложно обвинять. Самая правильная реакция была как раз у семейства Клири. Зачем простым овчарам неслыханное богатство? Им и так причиталось денег более чем достаточно, фактически досталась и Дрохеда. К тому же покровительство де Брикассара не раз и не два выручало их в сложных ситуациях. Довольно вспомнить момент, как государство начало дробить крупные поместья: лишь Дрохеда уцелела, являясь церковным имуществом. Пэдди и его сыновьям оставалось лишь заниматься любимым делом и знать, что никакие катаклизмы не скажутся на их благосостоянии и что, пока Клири живы, никто не выгонит их из Дрохеды. Да и дальше управление Дрохедой Ральф передал Лиону, зная, что тот достойно позаботится о Клири. Те, конечно, по-своему хорошие люди, но в бизнесе точно ни бум-бум. Не по Сеньке шапка. Зато перед Ральфом наследство Мэри Карсон открыло двери в высшие круги церковной власти. Его заветная мечта сбылась.
В свете всего этого становится очевидным, что сознательно Ральф никогда бы не допустил, чтобы на пути его успешной карьеры встала женщина. Ничьи чары на священника не действуют, он всегда слегка насмешлив и отстранен. Мэгги появилась в его жизни подобно троянскому коню, завоевав сердце еще "безопасным" ребенком и пустив там столь глубокие корни, что вырвать их оказалась не под силу. По сути, Ральф совершил лишь одну, но роковую ошибку: забыл, что дети быстро растут...
Говоря о Мэгги, сложно прибавить что-то сверх сказанного. Это относительно простой и понятный персонаж, цельный и яркий. Лишь среда помешала этой женщине занять достойное место в обществе, ну а собственная упертость - достигнуть пресловутого женского счастья. Впрочем, думается, что Мэгги испытывала определенное удовлетворение от своего статуса "нетакуси".
Любопытно, что замужество "назло" героини имело все шансы стать счастливым: ведь "Люк неплохой человек и даже не без обаяния", как признавала сама Мэгги. Люк в некотором роде оказался тоже исключительным, как Ральф де Брикассар, и выделялся из толпы себе подобных. И дело было не только во внешней схожести с Ральфом: особенность Люка признавали все Клири, он всем понравился. Многие девушки хотели заполучить такого красивого и трудолюбивого парня. Другое дело, что сам Люк отнюдь не желал удачного брака: ему вполне хватало денег Мэгги. Мужчина сразу же решил, что ни за что не пустит супругу в сердце: "Ни одна женщина, пусть даже такая милая и красивая, как Мэгги Клири, не заберет над ним власть и не станет им командовать!." И даже интимная жизнь Люка не слишком-то привлекала. Увы, О'Нил оказался шовинистом до мозга костей, лишь мужское общество и настоящую мужскую работу считая для себя достойными. Любя лишь банковский счет. А ведь, будь в Люке чуть больше уважения к женщине, чуть больше нежности, все могло бы сложиться иначе. Ведь, в сущности, Мэгги мечтала о вполне реальных вещах: собственном доме, муже и детях. Чуть подыграй - и девушка нашла бы себя в заботе о малышах, а Люку на старости лет был бы обеспечен надежный тыл, преданная жена и наследники. Но вышло так, как вышло. Мэгги сделала все, что могла. А винить Люка, типичный продукт своей среды, как-то рука не поднимается. Многие пары жили так, да и сегодня живут.
Кстати говоря, очень понравилось, каким писательница вывела Люка О'Нила: красивый, трудолюбивый, руку на женщину не поднимает, не алкоголик. Было бы скучно видеть в качестве мужа героини типичного маргинала. А тут их брак даже и мезальянсом не назовешь: в сущности, сама Мэгги - дочь стригаля. Клири недалеко ушли от Люка. А гипотетические жены братьев Клири, вероятно, страдали бы не меньше Мэгги.
Про Дэна и сказать особенно нечего. Спасибо опять-таки воспитанию: у парня развился синдром самозванца.
"Дэн жестоко страдал: его-то любят все, он – средоточие Дрохеды, а Джастина где-то в стороне, в тени. Сколько он молился, чтобы стало по-другому, но молитвы ничего не меняли. Вера его от этого не уменьшалась, только еще острее стало сознание, что придется когда-нибудь заплатить за эту любовь, так щедро изливаемую на него в ущерб Джастине... Дэн чувствовал, как ей больно. Он знал. В ней очень, очень многое достойно любви, а в нем – так мало. Безнадежно было доискиваться иных причин, и Дэн решил: львиная доля дается ему за то, что он красивый и куда покладистее, легче ладит с матерью и со всеми в Дрохеде. И еще потому, что он мужчина".
Дэну банально было страшно обмануть ожидания, и лишь вера давала успокоение: "В церкви Дэну всегда становилось покойно, он растворялся в тишине, забывал о своем человеческом «я». Только в церкви он на месте и не в разладе с самим собой и его оставляет боль". Первой любовью его стала Церковь, и ей он отдался с таким же упоением и экзальтацией, как юные отдаются первому серьезному чувству. Бог любит не за внешность, а добродетель и преданное сердце. Вот Дэн и старался изо всех сил заслужить любовь Бога и желал страдать во имя Его, принести ему в жертву самое дорогое - жизнь. Что ж, его мечта исполнилась.
Кстати говоря, младший брат писательницы Карл тоже утонул молодым в море, у берегов Крита. Данный эпизод "Поющих в терновнике" отчасти автобиографический.
Конечно, хотелось бы для героев более благополучного финала. Но это было бы слишком далеко от реальности. Спасибо, что хотя бы в третьем поколении, в лице Джастины, женщинам Клири удалось справиться с семейной суперспособностью влюбляться не в того, в кого следовало бы. А то ведь тоже, прекрасно понимая, что мать отдает явное предпочтение Дэну, Джастина заковалась от всех разочарований в прочное "мне никто не нужен". Я не очень люблю сегодняшнюю моду во всех своих проблемах обвинять родителей. Но в данном романе очевидно, что мама-папа не просто разок наорали за курение на балконе. Глядя на старшее поколение, дети Клири прочно усваивали, что любить - значит страдать. Вот одни и страдали, а другие любыми способами избегали страданий.
А ведь страдать - значит не любить. Себя в первую очередь. И, кажется, это главное, что должен вынести из "Поющих в терновнике" читатель. Пойте, но не бросайтесь грудью на шип: вы же не неразумная птица. Никакая красота песни не стоит того.
P.S.: Любопытный факт: одно время были довольно популярны книги серии «Зарубежный кинороман» - новеллизации популярных мыльных опер. Так вот, в «Мануэле» есть как минимум одна глава, скомпонованная из различных мест романа Колин Маккалоу: эпизод, где Фиона видит, что сделали с куклой Мэгги, брачная ночь Мэгги, австралийский пейзаж... "Автор" поменял лишь имена и слегка видоизменил текст. Вот лишь небольшой отрывок для сравнения:
P.P.S.: Хочется сохранить на память еще несколько цитат, выбывших из соревнование за место на заглавном фото:
- "Старость - самое жестокое мщение, которое на нас обрушивает мстительный Бог. Почему он заодно не старит и наши души?"
- "Непрерывный чисто физический труд - самая прочная преграда, какую способный воздвигнуть люди, чтобы не давать себе по-настоящему мыслить".
- "Ведь только тому, кто хоть раз поскользнулся и упал, ведомы превратности пути".
