Все части детектива здесь
– Прямо в точку! – говорит она и кивает – лучше и не скажешь.
Перед уходом она поворачивается к нам, стоя у двери, и говорит:
– Вы настоящие профессионалы своего дела. Думаю, впереди вас ждет еще много удачных расследований.
Она закрывает за собой дверь, а Клим говорит ей вслед:
– Твои слова, да богу в уши...
Часть 21
– Что? – усмехается Лампа – да у нас в семье ни разу в жизни разводов не было! Да и куда ты пойдешь, голь перекатная?!
Злата усмехается ей в ответ:
– Уж поверь, доморощенная художница, мне есть, куда идти! В отличие от тебя! Квартирку-то освободить придется! Да и денег у меня имеется побольше, чем у тебя и твоего братца, моего муженька, который разводил вас, как лохов, а сам спускал деньги корпорации направо и налево!
– Что?! Ах, ты стерва! Ты наверняка опоила чем-то нашу дурочку-маменьку, что она аж завещала тебе деньги и картину!
– Тетя Лампа! – Самуил выступает вперед Златы – имейте уважение к памяти покойной бабушки и проявите уважение к моей маме, а не то я за себя не ручаюсь!
Евлампия затихает, но ненадолго.
– Я этого так не оставлю! Мы все эти годы были рядом с этой несносной старухой! А для чего? Чтобы получить шиш с маслом? Она оставила самую малость своим внукам, ничего – детям, зато даже этой дурочке Руфь досталась картина!
– Которую мы продадим, а средства пустим на нужды церкви! – уверенно заявляет Манефа, давая понять, что ни Лампе, ни даже самой наследнице картины от этой картины ничего не достанется.
– Вот уж большей глупости и придумать невозможно! – фыркает Лампа.
– А с чего это вдруг – обычно тихая и пассивная Руфь поворачивается в сторону матери – ты взялась решать за меня, что мне делать с моим наследством?
Манефа от неожиданности застывает и стоит так, открывая рот и силясь что-то сказать.
– Но дочка... Мы ведь договаривались, что если вдруг что...
– У меня поменялись планы, мама – говорит Руфина, оглядывает компанию открытым и прямым взглядом и вдруг заявляет – да пошли вы все! И все ваше чокнутое семейство!
– Ес! – тихо восклицает Сережа, делает соответствующее движение рукой и поворачивается к нам – давно уговаривал ее сделать это.
– Молодец, Руфина! – поддерживает Злата – я думала, что буду первая, кто скажет и сделает нечто подобное, но ты меня опередила.
В это время Руфина выдергивает свой локоть из рук матери и подходит к Сереже. Она берет его за руку, встает рядом с ним и изрекает:
– И вообще – я замуж выхожу!
Мы с Климом удовлетворенно смотрим на Манефу – складывается ощущение, что ее челюсть сейчас упадет к ее ногам.
– Руфь! – наконец с возмущением говорит она – это что за выходки? Ты почему стоишь рядом с этим мужиком? Иди сейчас же сюда!
– И не подумаю! Это твой будущий зять, мама. А если ты его не принимаешь, тогда ищи, где тебе жить – терпеть по отношению к нему неуважения с твоей стороны я не стану.
Честно говоря, сейчас Руфь вызывает у меня лишь восхищение. Столько времени быть в коконе, и наконец, выбраться наружу, превратившись в прекрасную бабочку – это нечто сказочное.
– Нет, что здесь происходит?! – восклицает Аполлинария – вся семья, некогда крепкая, катится в тартарары!
– А может быть, эта семья держалась только на деньгах своих родителей? – громко спрашиваю я и мягко улыбаюсь Аполлинарии – вам ли не знать об этом, Аполлинария Александровна?!
– Маргарита Николаевна – говорит нотариус – я вас оставляю с этим жужжащим ульем. И желаю удачи! Мы с моим помощником пойдем прогуляться. В приемной есть кофе, он сейчас принесет вам.
Нотариус убирает в сейф бумаги, его помощник приносит нам кофе, а в кабинете воцаряется такая тишина, что я слышу жужжание мухи на стекле с другой стороны окна.
– Итак, начнем – говорю я. И честно говоря, даже не знаю, с чего начать.
Неуверенно смотрю на Клима, а он подбадривает меня кивком головы.
– Эта история началась задолго до того, как преступнику пришла в голову мысль, что наследодатель, на которого возлагались такие надежды, может изменить условия завещания. И началась она с того, что один из членов семьи узнал о измене главы клана своей жене с другой женщиной, и сообщил об этом Генриетте Аверьяновне.
– И кто же это? – вызывающе спросила Лампа.
Я незаметно кидаю взгляд на Самуила.
– Если он посчитает нужным – сам все расскажет. Сама я не буду произносить некоторых имен, до того момента, пока не надену на преступника наручники. Итак, Генриетта Аверьяновна незадолго до смерти мужа обнаруживает с помощью члена семьи, что она, к сожалению, не единственная женщина в его жизни. И винит она в этом только себя, хотя конечно, на какой-то процент это является правдой, так как ее муж был еще сильным мужчиной, а у нее уже тогда начались проблемы с либидо. С другой женщиной, которая, кстати, намного младше него, Александр Вавилович встречается порядка одного года, когда вдруг та женщина заявляет ему, что ждет ребенка. Это приносит главе клана настоящую радость, так как он любит и свою жену, и ту женщину, увы, такое иногда случается. Но при родах у той женщины обнаруживаются некоторые осложнения, и родившуюся дочь выписывают из роддома раньше матери, которую отправляют в реанимацию. Счастливый отец нарекает ребенка Офелией и обеспечивает девочке заботу и тепло. Не успевая составить новое завещание, согласно которому часть наследства принадлежала бы последней дочери, Александр Вавилович умирает от сердечного приступа, вызванного неожиданной новостью о том, что мать его дочери скончалась в больнице.
– О, боже! – Самуил запускает пальцы в волосы и мотает головой – какая трагическая история!
– Оставшись без денег, родная сестра матери девочки удочеряет ее и тут выясняется, что у малышки очень серьезные затруднения, касающиеся здоровья – у девочки атрофия мышц, которая впоследствии может просто превратить ребенка в овощ. Новоиспеченная мать девочки, имея на руках ДНК-экспертизу, которую предусмотрительно сделал Александр Вавилович, признав Офелию своей дочерью, на случай дальнейших тяжб, решает внедриться в дом Генриетты Соболевской, чтобы посмотреть, что представляет из себя она сама и ее семья. Между тем, Генриетта Аверьяновна, подозревая, что дети и внуки могут как-то после смерти «патриарха» поспешить прибрать к рукам его наследство, притворяется инвалидом и садится в инвалидное кресло, нарочно сделав себя зависимой от всех членов семьи, и зная, что так, возможно, она проживет дольше и больше, не будучи отправлена в какую-нибудь там «психушку».
– Что?! – удивляется Гурий – мама ходила? Она не была инвалидом?!
– Именно так, Гурий Александрович. Я даже больше скажу – глубоко ночью или рано утром, а то и поздно вечером она могла бесшумно пройтись по коридору, – благо, богатое балетное прошлое позволяло ей так ходить – остановиться около какой-либо двери, или проникнуть в пустую комнату, взять стакан, и слушать – что происходит там, внутри, за дверями и стенами. Чем дышат ее дети? О чем они думают? О чем мечтают? Так она узнавала вас заново... Один из вас сейчас задается вопросом – как же он не видел ее на камерах видеонаблюдения, так тщательно отсматриваемых? Отвечу – записи с камер вы смотрели на перемотке и темное время суток просто пропускали, да и Генриетта обычно одевалась в черное. А поскольку в доме был общий для всех режим, темное время суток наступало в двадцать два ноль-ноль, а вам и в голову не могло прийти, что после «общего отбоя» кто-то бродит по темным коридорам и слушает, что происходит в квартире.
Итак, Генриетте стало предельно ясно, чем дышат ее дети и даже внуки. Впрочем, внуки еще были слишком молоды, чтобы стать настолько меркантильными... И тем не менее, зная все это, Генриетта не хотела никого обделять, а потому было составлено завещание в пользу всех членов семьи. И все бы сегодня получили свои доли, если бы в один прекрасный момент устроившаяся на работу сотрудница спустя долгих девять лет не решилась признаться Генриетте в том, что у ее мужа на стороне есть ребенок.
– И что же это за сотрудница? – спросила Лампа.
– Я вам ответила уже, что некоторые имена я называть не собираюсь. Так вот, мать девочки видела, что ситуация ребенка критическая, а болезнь уже запущена. Все девять лет она узнавала Генриетту и не решалась ей признаться, а когда решилась, та попросила одного – увидеться с девочкой. Иногда Генриетта незаметно выходила из дома, правда, преступник вскоре узнал об этом и стал задаваться вопросом – куда? Но поскольку записи камер отсматривались им позднее, он не мог предугадать, когда она отправится со своими неясными целями в следующий раз. Итак, встретившись с ребенком, Генриетта искренне полюбила Офелию, которую на тот момент уже звали Юлей, и продолжала ее так называть. А Офелия искренне полюбила ее. И Генриетта взялась помогать в лечении девочки, и даже наняла врача, который приходил якобы к ней, а на самом деле – рассказывал ей о наблюдении за состоянием здоровья Офелии.
– Еще бы она не полюбила – хмыкает Лампа – такой ходячий денежный мешок, как мамаша, было непросто не полюбить.
Я пожимаю плечами:
– Если вы никогда и никого не любили искренне и безусловно, это вовсе не значит, что другие точно такие же.
Она замолкает и смотрит на меня так враждебно, словно это я, а не Генриетта лишила ее наследства.
– А однажды в голову Генриетты и вовсе приходит замечательная мысль – зачем оставлять все наследство тем, кто только и мечтает о том, как бы прибрать все к рукам, если можно оставить его малютке, которая: первое – любит ее абсолютно безусловно; второе – нуждается в лечении; третье – очень умненькая и имеет большие перспективы в будущем, если заняться ее лечением и образованием. С момента знакомства Генриетты и девочки жизнь самой Генриетты уже никогда не будет прежней. Даже ее зять Иннокентий, как-то раз придя к ней в комнату, услышал эту фразу, в которой было заключено так много: «Смысл жизни обретаешь только тогда, когда становишься по-настоящему нужным кому-то. Если бы я узнала это раньше, я бы не стала ни в чем винить его». Она искренне чувствовала, что нужна девочке, а девочка нужна ей. Новоиспеченная же мать малышки только радовалась тому, что та теперь получает заботу, любовь, поддержку и необходимое лечение. Итак, Генриетта начинает подготовку к тому, чтобы составить новое завещание. И первый, в ком она начинает сомневаться – это ее нотариус, который тесно повязан с семьей, а значит, и с Гурием. Она понимает, что если оставит у него новое завещание – Гурий тут же будет обо всем знать. Только вот опасаться ей надо было совсем не его...
– Должны ли мы понимать, что подобной фразой вы сейчас убрали меня из числа подозреваемых?
– Можете считать, что это так. Продолжаем дальше. Уж не знаю, каким образом, но преступник увидел по камерам – случайно или нет – что в дом приходят посторонние люди во время так называемой сиесты, когда оставшиеся дома женщины отдыхают. Преступник выясняет, кто эти люди – врач, осмотревший Генриетту и зафиксировавший, что она находится в трезвом уме и твердой памяти, новый нотариус, да и сама Генриетта отлучается куда-то раз в месяц... Преступник понимает, что запахло жареным, и скорее всего, если мать что-то скрывает от своих близких, это касается именно завещания. Я так думаю, что он или она не единожды имели разговор с женщиной, пытались убедить, что нельзя так поступать с собственной семьей и детьми. Я даже думаю, что преступник прижал Генриетту к стенке или просто в какой-то момент видел условия этого завещания и ужаснулся, понимая, что вся семья остается совершенно без денег. Окончательно убедившись в том, что вредную старуху не переубедить, а также поняв, что мать не оставит новое завещание старому нотариусу, преступник решает совершить убийство. Это удобный момент – никто не знает, где завещание, может быть, Генриетта и не даст ему ход, будет что-то переделывать, доделывать, в общем, завещание останется в том состоянии, когда будет неприменимо. И удобный день не заставляет себя ждать – на подъезде висит объявление о том, что в такой-то день отключат свет в доме, и, что самое немаловажное – его отключат на определенное время. Преступник решает, что лучшего момента не сыскать – мужчин в доме нет, только Филарет, который должен вот-вот уйти на занятия, да и женщин осталось не так много – приходит в комнату Генриетты, которая на тот момент уже выпила капсулу со снотворным, а преступник сделал финт ушами с этими капсулами, чтобы лишний раз обезопасить себя, ведь женщина могла кричать и сопротивляться. Генриетта еще не уснула, и преступник пытался вразумить ее по поводу завещания. Вероятно, та сказала ему что-то такое, что еще и взбесило преступника, придало ему физической силы. Поняв, что все разговоры бесполезны, преступник, будучи достаточно сильным физически, сначала выкидывает в приоткрытое окно лоджии саму Генриетту, а потом в порыве гнева и ее коляску. Кстати, чтобы выбросить такую хрупкую женщину, и особая физическая сила не нужна – ведь окно достаточно длинное по высоте и приподнимать бедную женщину даже не пришлось. Генриетта падает мне на капот, произносит имя «Офелия» и умирает. Кстати, надо сказать, что преступник достаточно хитер, умен и силен физически. Вот например, он прекрасно знал, что по утрам Генриетта принимает БАДы, а по вечерам – снотворное. Мы долго думали, каким образом ему удалось выкрасть БАД, напичкать его снотворным, а потом положить назад. А все оказалось проще простого – преступник попадал в комнату Генриетты самым неожиданным путем – по внешнему подоконнику. Соседствующая с Генриеттой комната – это кабинет. Преступник обматывал веревкой тяжелую статую, шел по карнизу, держась за подоконник вышерасположенного этажа и открывал внешнюю ручку окна. Уж не знаю, что за идиот сделал на окнах лоджии внешние ручки. Таким же путем, через кабинет, преступник попадал назад и спокойно шел в свою комнату.
В этот момент Лампа срывается с места, бросается в сторону Иннокентия и начинает мутузить его, выкрикивая:
– Ах ты, гад! Это ты убил маму! Гад! Гад! Гад!
Сергей бросается на выручку бедному мужчине вместе с Климом, и им с большим трудом удается ее утихомирить.
– А почему вы, Евлампия Александровна, решили, что в этом виноват Иннокентий? – спрашиваю я ее.
Она сдувает с лица растрепавшиеся волосы:
– Он занимался скалолазанием в юности... Сам говорил.
– Вы забываете, что этим же самым занималась его жена, Аполлинария...
– Но Поля не могла! Она любила мать!
– Я продолжу, с вашего разрешения – киваю я ей - итак, Генриетта умирает, а преступник уверен, что спрятанное ею где-то завещание не выплывет наружу. Ему и в голову не приходит, что мать передала сей документ совершенно незнакомому человеку, он думает, что завещание до сих пор хранится в ее комнате. Итак, перед ним стоит цель – найти его. И он отправляется на поиски тем же привычным путем – через окно, вечером. Шум в комнате слышит Аполлинария и тут же вызывает нас. А знаете, Аполлинария Александровна, что меня смутило? Ведь все, что мы слышали по поводу звуков в комнате и по поводу того, в какое время это произошло – было только с ваших слов... Когда вы, по моему указанию, вскрыли дверь вместе с мужем, и когда приехали наши ребята – в комнате, конечно, уже никого не было, верно?
– Что вы хотите этим сказать? – спрашивает Аполлинария высокомерно.
– Давайте вернемся к этому позже. Вероятно, преступник думал, что у Генриетты должен был быть человек из круга семьи, которому она должна была доверять, и почему-то предполагал, что таким человеком должна быть именно Аполлинария, и что завещание хранится именно у нее. Потому на нее и было совершено нападение. Так мы думали изначально. Но все оказалось куда более прозаичным. Сереж...
Опер подает мне наручники, а дальше я действую по сценарию плохого голливудского фильма – подхожу к преступнику, протягиваю наручники и говорю, усмехаясь:
– Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы говорите, может быть использовано против вас в суде. Вы имеете право поговорить с адвокатом, прежде чем мы зададим вам какие-либо вопросы. Вы имеете право иметь адвоката во время допроса. Если вы не можете позволить себе адвоката, он будет назначен для вас до любого допроса, если вы хотите.
– Что? – восклицает Иннокентий – да как вы можете? Этого не может быть!
Я смотрю на него, потом перевожу взгляд на преступника:
– Мы нашли телефон вашей матери, на нем обнаружены ваши отпечатки пальцев. Кроме того, ваши отпечатки пальцев найдены в подсобном помещении, где установлены мониторы, на которые выходят записи с камер видеонаблюдения в доме. Вы приходили туда и смотрели, кто приходит к вашей матери, а потом выясняли, что это за человек. Вот только Романа вы не видели, так как для встречи с ним Генриетта отважилась выйти из дома. На время того, как она покидала свою комнату – для очередной встречи с Юлией или еще с кем-то, она замыкала ее, а все думали, что она спит внутри. Никто ведь даже не предполагал, что Генриетта может ходить. Никто, кроме вас, так как вы видели, что мать уходит раз в месяц и видели, как она уходила для встречи с Романом. Вы одна были в курсе того, что мать всех разыгрывает.
– Я сама пострадавшая! – заявляет преступница – на меня напали!
– Наш эксперт выяснил, что рана на вашей голове имеет странную форму и направление – так, словно вас не били, а вы ударились сами. Кроме того, с боков зеркала обнаружены ваши отпечатки пальцев – то есть вы пальцами держали его, чтобы удар пришелся на лоб и зеркало разбилось. Вы очень мужественный человек, Аполлинария Александровна, и я-то точно знаю, зачем вы сделали это – вы чувствовали, что круг вокруг вас сжимается, и вам необходимо было отвести от себя подозрения. К слову сказать, и сознание-то вы не теряли. Просто упали и прикинулись, знали, что трусоватый муж и сын не подойдут к вам – Филарет испугается, а Иннокентий боится вида крови. И в комнате Генриетты вы сначала побывали, а потом позвонили мне якобы под предлогом того, что там кто-то шарится. Ведь все было только с ваших слов. Опять же, чтобы отвести от себя подозрения. Все, как оказалось, просто...
– Просто?! – ее ноздри раздуваются от гнева – я прочитала это новое завещание, когда пришла к ней однажды вечером! Она уже спала. В нем еще не стояло имени той, кому все доставалось, а также адрес – все эти данные вписали позже! Я просто поняла, что все достается кому-то абсолютно другому! Но с какой радости?! Мы – продолжатели рода Соболевских, а не эта неизвестная девчонка! Мне стало обидно за всех членов семьи! Руфина и Манефа столько заботились о маме, Гурий десять лет вел корпорацию и достиг успехов, которых не смог достичь даже наш легендарный дед! Злата все эти годы поддерживала мужа, а их сын Самуил также вел корпорацию к расцвету! Мой муж Иннокентий трудился на ее благо, а дети старались угодить бабушке, разносторонне занимаясь видами спорта! Они любили ее! Евлампия столько времени проводила рядом с мамой! Я уж не говорю о себе!
Я качаю головой:
– Очень сомневаюсь, Аполлинария Александровна, что когда вы выкидывали в окно свою мать, вы хоть на миг задумались о других членах вашей большой семьи. Скорее всего, думали вы только о себе. Кстати, немаловажный факт! Помимо отпечатков пальцев на телефоне и в подсобке вас видели в тот момент когда погас свет – сначала вы заходили в комнату Генриетты, а потом вышли оттуда. Этот человек, несмотря на непосредственную к вам близость, дал свидетельские показания. Уведите!
– Кто это?! – кричит она, стараясь вырваться из Сережиных рук – кто этот человек?
– Прекрасно, Марго! – шепчет Клим, изображая ладошками аплодисменты.
Мы прощаемся со всеми остальными и уходим, оставив их с открытыми ртами в полном недоумении.
Через полгода после легендарного раскрытия этого запутанного дела, к нам внезапно приходит Руфина. Она совершенно изменилась – миловидное лицо с ямочкой на подбородке и на щечках, стильная прическа, красивая, яркая одежда, словно раньше ей не хватало этих красок, и выпуклый животик, красноречиво говорящий о том, что она готовится стать матерью. Мы с Климом угощаем ее чаем и интересуемся, чем же занимаются члены благородного семейства. Она улыбается.
– Нашей квартиры больше нет. Доверенный Офелии продал ее и для девочки был куплен большой уютный дом. Я слышала, в ее лечении есть неплохие подвижки. Моя мама живет с нами и смирилась с моим замужеством – а что ей остается? Вряд ли она хочет по-настоящему уйти в монастырь. Я бы даже сказала – она еще надеется на то, что ее личная жизнь может наладится. Картину, завещанную мне Генриеттой, мы продали за очень хорошие деньги, купили дом и обустроили его по нашему вкусу – в нем очень много ярких красок. Квартиру Сережи сдаем – в будущем она достанется нашему ребенку. Аполлинария в тюрьме, ее муж развелся с ней и продолжает работать в корпорации на прежней должности. Их дети занимаются тем же, чем и раньше, только вот Луша живет отдельно, а Филарет продолжает жить с отцом. Гурий в тюрьме за свои махинации, – туда ему и дорога – а со Златой мы дружим – откуда я знаю все новости-то. Она по-прежнему хранит картину «Смерть Офелии»,, развелась с Гурием и собирается замуж за Романа. Самуил во всем поддерживает ее. Он очень подружился с Офелией, и девочка даже предложила ему и Злате переехать к ним в дом.
– А что же Лампа?
– О, там вообще интересная история. Новая наследница помогла ей открыть галерею ее работ. Так что в принципе, мечта Лампы осуществилась.
Она еще долго рассказывает нам про всех членов семьи.
– Знаете, мне никогда не нравилась эта квартира – говорит вдруг - она была... Какая-то странная.
– И вы не находите, Руфина – спрашиваю я – что в этом деле все получили по заслугам?
– Прямо в точку! – говорит она и кивает – лучше и не скажешь.
Перед уходом она поворачивается к нам, стоя у двери, и говорит:
– Вы настоящие профессионалы своего дела. Думаю, впереди вас ждет еще много удачных расследований.
Она закрывает за собой дверь, а Клим произносит ей вслед:
– Твои слова, да богу в уши...
Конец
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.
