Зал сегодня заполняли очень долго, снова ждали именитых гостей, снова рассаживали. И мне показалось, что самым ожидаемым гостем был Владимир Зельдин, и зал его встретил овацией. Андрей Кончаловский сегодня сидел в зале, на приступочке с левой стороны, я сидела рядом и периодически на него исподтишка поглядывала. Убегал он в каждые моменты перестановки декорации. В конце спектакля, он как-то забавно вскинул руки вдоль шторы, закрывающей вход, как будто потянулся, сбросил напряжение.
Перед началом спектакля, объявление о выключении телефона прозвучало голосом Андрея Сергеевича Кончаловского.
По спектаклю: то ли я уже привыкла, то ли что, но были какие-то длинноты, казалось, паузы перетягивают. И Александр Домогаров сегодня впал в скороговорку, а в некоторых местах казалось хорошо, что играет хмельного героя, есть возможность повторить слова, и даже отдельные фразы... Из вчерашних находок остался натянутый на нос цилиндр; и после стрельбы профессор Серебряков так быстро вбежал на сцену, что я и не заметила, кусал он платок или нет (по правде говоря, я сегодня в этот момент отвлеклась на Вафлю). Сегодня Александр Бобровский чуть не заплакал в праведной обиде, что его героя называют Иван Иванович, а не Илья Ильич.
Понравились сцены дяди Вани, особенно в финале, когда он уже сидит под столом и просунув голову сквозь прутья стула, от усталости укладывает ее на сиденье и чуть не засыпает под монолог Астрова и тот почти на цыпочках подходит к стулу и за ухо вытягивает его. Иван Петрович так обреченно и расслабленно поддается этому насилию, мол, делай со мной что хочешь, но я у тебя ничего не брал и ничего не буду отдавать. И потом, когда Соня убеждает его отдать морфий, он отходит к шкафу и сперва медленных два нешироких броска делает, потом темп убыстряется, и пачки бумаг уже почти в зрителей полетели. Класс.
Пройдусь по сценам:
Очень нравиться момент, когда Телегин пытается вклиниться со своей историей в монолог дяди Вани. Он начинает рассказывать, обращаясь к Войницкому и тот сразу же демонстративно, начинает насвистывать какую-то мелодию и поворачивается к нему спиной. Телегин, немного подергав плечами поворачивается к Астрову, два шажка к нему, вроде слушает, можно дальше продолжать... Но тут, и Астров достает платок и закрывает им себе лицо. Приходит нянька Марина и Телегин заканчивает свой монолог ей. Завершает эту картину входящая в комнату Соня с пирогом на большой тарелке... а за ней следом сперва слышен хохот maman и появляется Карташова.
Обращаю внимание, что нет жесткой фиксации положения героев на сцене во время диалогов и монологов. Например, вчера, входит Елена Андреевна, Астров встал из кресла, накинул на себя свой пиджачок, и выйдя на авансцену говорит, что приехал по вызову к профессору, и потом уже отходит к поручням на веранде - курить. Сегодня всю свою речь он отговорил сидя в кресле, а уже потом на словах других героев пошел курить. Как бы дана свобода переходов... надо следить только за подачей фразы (текстом), а где ты окажешься слева или справа, это не так важно. Ну, естественно это не во всех сценах, где-то положение зафиксировано железно.
Посуду сегодня били нещадно... на мельчайшие кусочки Соня расколотила чайную кружку, вазу выстрелом разбили вдребезги.
Кружку разбивает Соня, когда Войницкий устраивает перепалку с маман и уже не может остановиться в своей горькой обиде. Соня с размаху шлепает кружку, и все замолкают. А Вафля начинает собирать эти осколки по всей веранде (сделано, для того чтобы Бобровский свои толщинки на попе всему залу показал...)
Да, вот в этом случае и получается, что Войницкий читает свой монолог, одновременно подтягивая к себе чашку с чаем, набирая в блюдечко варенье, потом счищая капли варенья со своего галстука. Астров произносит знаменитый монолог о лесах, попивая водочку...
Сцена «к нам едет ревизор...» идет жестикуляция - Серебряков предлагает всем леденцы, никто не берет, и один только Телегин, пытается набрать их как можно больше. Пока профессор злобно не взглядывает на него и не захлопывает крышку.
Нет... все в пределах того же коридора.
Сегодня гер-профессор блаженно улыбался, когда ему обмывали ножки и сам поднял и развел их в стороны, своим дамам, чтобы они их вытерли (несколько раз было наоборот, дамы хватали его ноги - и растягивали профессора...) и то и другое, главное - смешно.
Зал хохочет в полную силу во время домогательства (вот перекрест с фамилией, а?) Елены Андреевны. И две овации на появление Войницкого с цветами и от «саратовского говорка» Астрова...
Поклоны прошли очень красиво... Людей с цветами и на сцену пускали, и снизу подавали. Самым первым прибежал дарить букетик (кажется Юлии) Федор Чеханков. Господи, как же он постарел и исхудал, страшненький. Владимир Зельдин даже крепче его выглядит. Потом пошли дамы и дети. В общем цветы Домогаров в три захода собирал. Андрей Сергеевич Кончаловский два раза вышел. И в финале встал Владимир Зельдин, пожал руку наклонившемуся Кончаловскому, а потом громко позвал – «Саша...», Александр Домогаров подошел к рампе и низко склонившись к Зельдину (даже вроде присел), они поцеловались...
