Бабка Анафема сидела и аккуратненько, словно какую-то гадость и мерзость, рассматривала фотографии, которые ей только что на стол положил Николай. Впрочем, так оно и было: гадость и мерзость. Только не по содержанию снимков, они-то что, снимки, как снимки, вполне невинные даже можно сказать, а вот по сути, по характеру воплощения и по тому, что в головах, в душе у этих людей — гадость и мерзость.
А есть ли у них душа вообще?.. — бездушные и бессердечные. Это же надо до такого додуматься, и так подставить девочку…
Анафема взяла очередной снимок, благо Николай их и пальцем не задел, сразу в целлофановый файлик определил, да еще и Надежду успел за руку ухватить, чтобы никуда не убежала, и сразу привел к ней. Вот Анафема и рассматривала снимки, аккуратненько беря их пинцетом, да и на руки перчатки еще надела на всякий случай. Уж чего, чего, а пинцетов и перчаток у неё в хозяйстве хватало, все-таки «зельеварением» на досуге увлекалась. И не только на досуге.
— На фотошоп не похоже… Дяде уже сообщил?
— Да.
— Что сказал?
— Чтобы к нему ехали, вместе вот с этим, — и Николай кивнул головой в сторону снимков.
— А это неправильно. Нет, мы, конечно, поедем, но, попозже. Ладно, не бери в голову, сейчас сама ему позвоню. Пусть подъедет, и эксперта с собой прихватит, может, на ящике пальчики какие интересные найдутся. Пусть снимет, пока не заляпали. Снимки-то они и у себя могут посмотреть, изучить, а вот ящик мы ведь к ним не потащим.
Николай был согласен с рассуждениями Анафемы Петровны, вот только уверенности не было, что дядя пойдет навстречу — дела-то ведь нет. Они даже заявление еще не написали.
Однако, он ошибся: дядя, полковник полиции, «прискакал» быстро. И вместе с экспертом, как и просила Анафема.
Эксперт ушел колдовать с почтовым ящиком, а полковник пристал с вопросами к племяннику и к Анафеме — что, зачем, почему, как.
— А где сама Надежда? Ох, прав был Николай, когда её потерпевшей назвал. Воистину, потерпевшая. Где она?
— Девочка спит. Не трогай её, к вам приедем, ей снова надо будет на вопросы отвечать, уже под протокол, или как там у вас называется? — не трогай, в общем. Сами пока расскажем, что знаем.
Полковник про себя, конечно, удивился, как это девочка смогла уснуть и спит теперь спокойно, но, ни слова не сказал, с Анафемой спорить бесполезно, себе дороже. Да и потом, действительно ведь ей надо будет все это снова рассказывать. Так что пусть спит, раз спит. Позже разбудят.
— Ну, рассказывайте.
Снимки в почтовом ящике
— Ну…, а что рассказывать? Ты, по-моему, на счет снимков и так уже всё понял: в почтовом ящике у Надежды их обнаружили. Ой, Николай, давай сам рассказывай, ты ведь это, непосредственный участник, как говорится, так что у тебя лучше получится.
Николай посмотрел на дядю, тот согласно кивнул головой, рассказывай, мол, давай, что уж.
— Утром, когда пошли гулять с собаками, в почтовом ящике ничего не было, я на автомате всегда на него смотрю, мало ли что. Когда вернулись после прогулки, в ящике уже что-то было. Я подумал, что обычная реклама, но, заметил конверт. Надя поднялась уже в квартиру, а я стал все доставать из почтового ящика. Действительно, было письмо. Только не через почту отправленное, ни марок, ни почтовых штемпселей нет. Адресовано Надежде. Я его взял. Нет, руками не трогал, рекламными листочками прихватил. Дома, когда Надя ушла на кухню, решил посмотреть, что это за письмо. Что хотите со мной делайте, но, вот не нравятся мне письма, которые не через почту отправляют, не в руки передают, а в почтовый ящик подкидывают. Поэтому и хотел сам посмотреть сперва. Разрезал конверт, а там… Сами видите, что. Фотографии и записка для Нади. Она там же в файле лежит. Да не доставайте, я её уже сфотографировал, вот, — и Николай показал дяде снимок.
Текст записки был лаконичным: «Выгоняй своего жениха, ссорься с ним или еще что делай, но, чтобы духу его тут не было. Иначе эти снимки будут опубликованы в сети».
— Ну, выгонит она его, а дальше-то что они будут делать? Что-то смысла я в этом не вижу…
— Ой, смысла он не видит! Дальше — еще что-нибудь придумают. Запугают, заставят, в психушку упекут, смысла он не видит.
— Ладно. А ты давай, рассказывай, как так получилось, что Надежда это увидела?
Николай виновато опустил голову.
— Тапочки у неё такие, мягкие…, я и не услышал, как она сзади подошла, чтобы на завтрак позвать. Только и понял, что она за спиной, когда вскрик её услышал. Одной рукой снимки рекламным листом прикрыл, а другой её ухватил, чтобы никуда не убежала, а то собралась уж было. Ищи, свищи её потом. Ну, взял её за руку, да к Анафеме Петровне привел. Чтобы под присмотром была. Потом уже за снимками сходил.
— Ну, а дальше я расскажу. Теперь мой черед.
Соседка в слезах
— Сижу, пью чай, никого не трогаю. Звонок в дверь. Открываю: Николай и Надюха. И Николай толком ничего объяснить не может, только рукой в сторону её квартиры машет и что-то про снимки говорит, а Надежда так вообще — бледная, губы трясутся, слезы градом и только твердит: это не я, это не я. Перехватила её за руку, повела на кухню, Николай за снимками ушел.
Дальше Анафема Петровна не стала выдавать всю правду, как она, оценив состояние соседки, призвала на помощь свою кошку Фиму и воспользовалась её способностями: и в мысли Надежды заглянула, и информацию там считала, и быстренько усыпила девушку, уложив её в своей комнате. Так что, когда Николай вернулся, Надя уже крепко спала.
— Что это она? Спит?
— Спит. Да не смотри ты так на меня, обычный гипноз. Пусть спит. Или прикажешь ей на всё это смотреть?
— Ну, нет так-то. Только я думал она долго не успокоится, её так трясло.
— Вот и хорошо, что ко мне её привел. Пока мы тут с тобой решаем, что делать, она поспит.
Поэтому дальше Анафема Петровна рассказывала полковнику то, что смогла «вызнать» у Надежды, пусть Сергей Иванович думает, что девушка успела ей вкратце все, ну, или почти всё, сама рассказать.
— На снимках она. И Евгений, племянник её мачехи. Тот самый, что следил за Надей, надеюсь, узнали? Только вот она этого ничего не помнит. Не было такого, говорит. Ничего такого не помнит. Последнее, что помнит, как пила чай в доме у отчима, тот на работе был, Зинаиде Матвеевне якобы плохо было, вот, «доченьку» и позвала, чтобы прощения попросить… Надо будет, кстати, проверить, был ли реально вызов в скорую. Или это только для Надежды все разыграли. Чтобы поверила. Ну, вот. Значит, чай она пьет на кухне, с Лилей, тут как раз этот Евгений приходит. А дальше она ничего не помнит. Совсем ничего. Пришла в себя на лавочке в парке рядом с остановкой недалеко от нашего дома. Решила, что, видимо, устала так, перенервничала, вот и отключилась. А утром вот эти снимочки в почтовом ящике обнаружились. Всё.
— Угу. Я вот одного понять не могу: она у тебя совсем дурочка или как? Её из квартиры уже пытались выставить, завещание украли, а она к ним в гости идет. Еще и чай пьет там. Это, вообще, нормально? Или она с головой не дружит?
— Но, но, потише. Это у тебя, у меня, да и у твоего племянника уже профдеформация, потому как чаще гуано всякое приходится разгребать, поэтому никому и не верим, и всякие пакости ожидаем. А Надя…, Надя — чистая, добрая девочка. Порядочная. Сама никому пакости не делает и от других их не ждет. Доверчивая.
— Очень. Ну, ладно, помчалась к своей мачехе (хотя, какая она ей мачеха?), но, чай-то зачем там пила?
— А ей и в голову не пришло, что могут что-то подсыпать.
Полковник задумался, молчал какое-то время, потом выдал:
— Слушай, я даже не знаю, получится что-то сделать или нет. Она — ничего не помнит, — тут полковник ткнул пальцем в сторону фотографий, — Если это — постановка, и с ней ничего такого не делали, сам понимаешь, о чем я, то доказать что-либо будет сложно. На фотографиях, скорее всего, никаких следов нет, если её не трогали, то тоже — никаких следов. Даже не знаю…
«Закон — что дышло»
— Я тебе дам — «не знаю». Я тебе сходу могу несколько статей назвать. Хочешь?
— Не хочу. Анафема, ну, ты же понимаешь, дело такое…
— Опять начал? «Приходите, когда вас убьют» — так, да? А то я не знаю ваши законы. Не зря ведь говорят, «закон — что дышло: куда повернул, туда и вышло», так что и ты уж постарайся и извернись, и сделай так, чтобы вышло куда надо. У тебя племянник вон, юрист, пусть поможет, если сам придумать не можешь.
— И что прикажешь мне делать?
— Вот уж не знаю: сами думайте, по какой статье возбуждаться. А не возбудишь, ты, Сергей Иванович, меня знаешь, сама начну ситуацию разруливать, и так её разрулю, что тебе мало не покажется. И, поверь мне, я смогу.
Полковнику только и оставалось, что тяжко вздохнуть и согласиться. Надо только придумать, кому поручить это дело… Эх…
— Ладно, буди её, к нам сейчас поедем. Экспертизу пройти еще надо будет.
Продолжение — «Такую тетушку в родне иметь — и врагов не надо» — см. ссылку ниже: