Князь Дмитрий Московский давно уже чувствовал в груди холодную тяжесть. Будто сидела в ней противная скользкая жаба, и порой цепкими лапами своими вцеплялась в сердце и принималось терзать его. В эти мгновения, сердце то замирало, то принималось отчаянно трепыхаться, пытаясь вырваться из жабьих объятий и ненадолго боль отступала. Однако Дмитрий уже жил ожиданием ее возвращения.
Говорить о своем недуге он не желал, многие годы хранил в себе. Первый раз жабу почуял еще тогда, при битве с Мамаем и больше она его не покидала. Только поначалу была маленькой, но постепенно росла, росла, заполняла собой все пространство за грудиной.
Ото всех скрывать хворь было легко, да только не от Евдокии. Много раз ловил он на себе ее встревоженный взгляд, когда становился напряженным, сосредоточенным, чтобы не показать - жаба опять принялась за свое.
-Дмитрий, что? - спрашивала Евдокия.
Князь, неимоверным усилием воли, старался показать, что ничего его не тревожит. Иногда получалось Евдокию обмануть. Жена и без его бед была худа и хрупка для своих неполных тридцати трех лет. Она уже считалась женщиной, приближающейся к тому возрасту, когда вместо детей уже ожидают внуков, но продолжала рожать мужу детей. После Андрея родилась Аннушка, а за ней Иван. Одного дитя скинула, когда узнала, что Василий из Орды сбежал и прибывает незнамо где, теперь снова была в тягости.
Годы волнений за старшего сына обескровили Евдокию. Исчез румянец с некогда тугих щек, худа была, как птичка. А сама все старалась каждого одарить теплом своим и заботой. Дмитрий боялся за нее, готов был отказаться от ночей с женой, лишь бы не подвергать ее новым родом, да она сама не соглашалась. Ради жены князь оставил при себе заморского "врачувателя" - толи немца, толи голландца, с невыносимым, режущим слух акцентом. Он говорил по-русски, но его мало кто понимал, и "врачуватель" злился бестолковости окружающих его людей. Именно "врачуватель", настоящее имя которого было Фриц, осмотрев княгиню, сказал Дмитрию.
-Дитя, когда сидит в утробе матери, сосет из нее жизненные соки! В княгине соков не осталось! Она как растение, которое нуждается в поливе и тепле.
Князь прекрасно его понял, ведь с ним Фриц говорил через толмача, передал его слова Евдокии. Она отмахнулась от мужа и уже вечером пришла в его горницу.
Однако о своей хвори Дмитрий не рассказал даже "врачувателю", терпел молча.
Жаба снова вцепилась когтями в сердце, когда вернулось посольство из Молдавии. Они явились ни с чем, смущенно прятали глаза. Василия у господаря Петра не было! От послов Дмитрия не стали скрывать, что княжеского наследника увез с собой митрополит Киприан.
Дмитрию хотелось вскочить на ноги, как бывало прежде, забегать по комнате. Жаба не дала.
-Как он посмел? - процедил сквозь зубы.
-Говорят княжич по своей воле с Киприаном отбыл!
Дмитрий задумался. Затуманить голову совсем еще мальчишке, много труда не надо! Он хорошо знал на что способен Киприан, задавшись целью.
-Киприану кроме как в Литву везти Василия некуда! - размышлял вслух Дмитрий, - Для чего ему мог Василий понадобиться? Только чтобы от меня желаемое получить! Сам в Литву поеду!
-Оно конечно правильно, князь! Да только поначалу надо разведать, что да как! - возразил один из послов.
-Разведал уже единожды! - оборвал его Дмитрий, - Сына опять упустил!
Возражать ему не посмели, виновато опустили головы, хоть князь и винил в неудаче только себя.
-Только вот что! - опомнился Дмитрий, - Для всех разговор наш должен тайною быть! Я скажу, что дело у меня в земле новгородской, а сам в Литву пойду! Молва пойдет - языка всех лишу!
Это был единственный способ уберечь Евдокию еще от одного удара. Пусть пока в счастливом неведении ждет возвращения сына!
Внезапный отъезд Дмитрия не насторожил Евдокию. Сколько раз за прожитые в Москве годы, он вот так внезапно срывался с места. То по нужде княжеской, то чтобы ворога остановить, то чтобы народу помочь там где голод, пожар, али мор случался. Она спросила только:
-Лихо в пути ждешь?
-Какое лихо, люба моя!? Замирение на земле вышло, дела мои мирные!
И того ей было достаточно. Евдокия, обнимая мужа на прощание, только добавила:
-Воротишься ли к приезду Васеньки?
Жаба с удовольствием вонзила в него коготь.
-Успею! Василию путь не близкий, а мне до Новгорода рукой подать! - соврал Дмитрий.
Теплая улыбка жены была ему наградой и искуплением за ложь.
Когда Дмитрий уехал, Евдокия вернулась в терем. Младшие дети, вместе с няньками и мамками жили в соседней к княгине светлице. Шум, гам, плачь, сюсюкание, прибаутки, потешки...Все сливалось в один, бесконечный звук, растущих детей.
Евдокия страшно боялась за здоровье детей. По теряв нескольких, она всеми силами стремилась оградить остальных от малейшей опасности, которая подстерегала неокрепшие детские тела. Пуще всего боялась заразы. От остального могли уберечь внимательные глаза и ловкие руки, а вот от хвори спасения не было.
Бывало заболеет кто из ее деток и Евдокия, непременно отселив больного в отдельную горницу, принималась сама выхаживать его. Она была убеждена, что лучшего средства чем материнские руки, молитва и любовь, нет лекарств для ее детушек. Не чуралась конечно и лекарями, и травницами. Поднимала на ноги захворавшего и снова простирала крыла свои надо всеми.
Едва отбыл Дмитрий, как княгиню позвали для встречи пришедшие в Москву богомольцы. Шли они из самого Киева и пройти хотели до Ладоги. Богомольцы, на приглашение Евдокии в терем пройти, переданное через пожилых товарок, отказались.
-Торопимся сильно, а в Москву заглянули, только, чтобы сказать - из Рязани чума идет, по всем сторонам света расползается! Предупреди людей - мор страшный грядет! Мы дальше поспешим - людям дать знать надо!
И ушли. Княгиня перекрестила их след, поклонилась благодарно.
-Ой, беда, беда, матушка! - причитали вокруг нее бабы.
О том, что делать, коли мор постучит в ворота города, Евдокия знала не хуже бывалого лекаря.
Перво-наперво запереть ворота для всех пришлых. Не пущать в город до тех пор, пока седьмицу не проведут по ту сторону толстых, белокаменных стен. Так же и наружу никого не пускать. Велеть покуда без надобности из изб не выходить, а коли болезнь проявится, на двери дома белый крест поставить. К такому дому посылали лекарей, определить заразная ли болезнь напала. Коли в дому покойник, так крест на двери сажей намалевать - придут за покойником.
В княжеском терему и богатых домах жгли травы целебные и творили молитвы. Москва в один день опустела, затаилась, затихла в ожидании - успела ли проникнуть зараза в открытые ворота города?
Евдокия тревожилась за тех, кто более сего сейчас был уязвим не только перед болезнью, но и подвергал себя опасности умереть голодной смертью. Бедняков, живших подаянием в Москве хватало!
Велела лекарям, чей долг обязывал их обходить город в поисках белых и черных крестов на дверях, заодно справляться и о том, не терпит ли кто нужду отчаянную. Для таких из закромов велела зерна да мяса со строганиной раздавать.
Москве оставалось только молиться и надеяться.
Василий пребывал в плену уже третьего правителя, но в отличие от двух предыдущих, не стремился вырваться на волю. К нему конечно приставили охрану, но нужды в том не было. Накрыла княжича любовь к Софье Витовтовне, первая, самая чистая и сильная. Такая, что ради нее готов был отказаться ото всего на свете!
Вернулся скоро князь Витовт с супругой и сразу увидел, какими глазами смотрит на его дочь русский княжич. Витовту это очень не понравилось.
-Это, что ж на твоих глазах гость тобой же привезенный, дочь мою позорит? - спросил он Киприана, когда вызвал митрополита для разговора с глазу на глаз.
-А в чем же позор? - удивился притворно Киприан.
К разговору с Витовтом он готовился загодя, придумал множество фраз и доводов, чтобы подвести князя к нужному решению. Однако все его задумки не пригодились - Витовт начал с самого главного.
-Княжич-то Софьюшку глазами так и пожирает! Ты зачем сего варнака ко мне приволок?
-Помочь надо было отроку! - спокойно ответил Киприан, - Чай единоверец, живая душа. Да и тебе выгода от помощи ему на лицо!
-Это какая же?
-Скажешь князю Дмитрию, что велел мне, как только прознал про нахождение княжича в Молдавии, правдами или не правдами, его выручить. Мол языки злые донесли, что господарь Петр переговоры с Византией вел, которые себе захотели столь ценного заложника заиметь...
-Ага! А Дмитрий спросит меня, чего ж сразу весть в Москву не послал?!
-А ты скажешь, посылал мол, а как же! Да гонец не вернулся, времена-то лихие!
-Ох и шиты белыми нитками твои доводы!
-А-то пойди, докажи! - усмехнулся Киприан.
-Так-то все так, но дочь свою все одно, позорить не дам! - вспомнил Витовт то, что так ему не понравилось.
-Тут дело молодое и нам на руку! По всему видать - княжич Василий к Софье Витовтовне сильным чувством воспылал, на все готов. Гляди и руку дочери твоей вскорости попросит...
-Пусть только сунется...- сказал Витовт с угрозой и даже сжал кулаки.
-А отчего нет? Породниться с Москвой, это то, что тебе сейчас требуется! У князя московского войска и союзников много, при случае не откажет в помощи. А Василий старшой его сын, ему после Дмитрия и княжить...
-Ну уж того часа ждать - время зря терять. Дмитрий Иванович годами только в цвет вошел, ему самому еще долго княжить!
-Сколько кому на этом свете лет отмеряно - одному Богу ведомо!
Витовт призадумался. Внезапно вспыхнувшая неприязнь к Василию не была направлена непосредственно на личность самого юноши. Она вспыхнула бы по отношению к любому, кто посмел бы смотреть на Софью подобным взглядом. Это была ревность отца, впервые заметившего, что любимица дочка выросла и уже готова упорхнуть из родного гнезда. Конечно он понимал, что в словах Киприана есть логика, но в то же время Господь подарил ему только одну дочь и ее судьбой следовало распорядиться правильно.
-Дело надо обстряпать до прибытия князя Дмитрия! Я ему нынче весточку отправил, мол сын твой благополучно а Литву доставлен!
-Так ты же уже седьмицу, как Василия сюда привез!
-Время тянул до твоего возвращения...
-Ох и хитер ты, митрополит! - Витовт проговорил с восхищением, - Все продумал!
-Так что? Дашь свое родительское благословение!
-Пока еще никто за ним не приходил! Коли придет - подумаю.
Киприан понял, что одной рукой уже ухватил журавля в небе...
Поддержать автора можно с помощью перевода на карту ЮМани: 2204120116170354
или
