Сергей Рахманинов и Мариэтта Шагинян дружили. Дружба была трогательной и милой: Рахманинов называл Мариэтту «Rе» и писал ей чудесные письма, а Шагинян подбирала для него стихи, на которые композитор мог бы написать музыку, и между строфами XIX века ухитрялась подсунуть тексты современных поэтов, которых она любила, а композитор не очень. Иногда удавалось классика обмануть. Они дружили с 1912 по 1917 годы, потом это стало невозможно – Рахманинов эмигрировал, и даже писем писать было нельзя. Пять лет – много это или мало?
Однажды в двенадцатом году Рахманинов и Мариэтта Шагинян поспорили о Пушкине. Рахманинову было под сорок, он уже был известным композитором, но при этом человеком очень скромным, сдержанным, скрытным – слава его не испортила. Сергей Васильевич отличался тонким юмором и наблюдательностью. Пушкина композитор знал неплохо и глубоко чувствовал – дипломной работой Рахманинова стала опера «Алеко», написанная по поэме А.С. Пушкина «Цыганы». Опера очень понравилась П. И. Чайковскому.
А Шагинян была ещё молодой девушкой – страстной, порывистой, увлекающейся. Поэт Владислав Ходасевич написал о ней: "Мне нравилась Мариэтта. Это, можно сказать, была ходячая восемнадцатилетняя путаница из бесчисленных идей... Но имела доброе сердце, и, размахивая картонным мечом, то и дело мчалась кого-нибудь защищать или поражать..." Может быть, они и подружились, потому что были такими разными...
Рахманинов заявил, что не все строчки Пушкина интересны и значительны. А Мариэтта Сергеевна страшно возмутилась, она-то считала, что у Пушкина каждая строка – совершенство. Тогда Рахманинов достал с полки первый попавшийся томик Пушкин, раскрыл его на случайно выбранной странице… Показал ей стихотворение «В роще карийской…» и попросил найти в нем какой-то особенный смысл. Он считал, что в этом произведении нет ничего необыкновенного. Небольшое произведение А.С. Пушкина «В роще карийской…» не очень хорошо известно даже знатокам творчества Пушкина:
В роще карийской, любезной ловцам, таится пещера,
Стройные сосны кругом склонились ветвями, и тенью
Вход ее заслонен на воле бродящим в извивах
Плющем, любовником скал и расселин. С камня на камень
Звонкой струится дугой, пещерное дно затопляет
Резвый ручей. Он, пробив глубокое русло, виется
Вдаль по роще густой, веселя ее сладким журчаньем.
Шагинян, чтобы не сплоховать, постаралась успокоиться и заставила себя медленно, раза три прочитать этот отрывок, сперва только глазами, потом вслух. «Пейзаж - и ничего больше!» — повторил Сергей Васильевич. Молчание писательницы вселило в него основательную надежду одержать победу в споре. Шагинян вспоминала:
Но я в это время, что называется, собирала «в поход» всё своё «оружие». И потом начала ему рассказывать, что раскрывается в этом простом пейзаже. Спустя три года весь этот разговор, как и подлинные реплики Сергея Васильевича, я превратила в настоящий рассказ под названием «Стихотворение» …
Такова история возникновения рассказа М.Шагинян, который не очень известен широкой публике, но, безусловно, был бы полезен учителям - он показывает, как интересно работать со стихотворением, погружаясь в глубину слова, строчки, смысла написанного.
Главные герои рассказа – Петр Петрович и его дочь Марусенька. Она учится в театральной школе, и девочкам велели выразительно прочитать именно это произведение Пушкина. А у Маруси ничего не получается, вот она и приходит за помощью к отцу. Но реакция отца на стих была просто ошеломляющей:
— Что за чушь, — удивился Петр Петрович, — откуда это?
Руся обиделась и покраснела.
— Странно, папа, как может быть чушь у Пушкина!
— Да разве это Пушкин?
— Конечно. Отрывок, написанный в тысяча восемьсот двадцать седьмом году. Пономарев говорит, что главная его прелесть в оборванных гекзаметрах шестой и восьмой строки.
— Ваш Пономарев чудачит, а вы ему в рот смотрите. Принеси сюда книгу, я сам прочитаю.
Но у папы тоже ничего не получилось. Оба чувствуют, что от них ускользает что-то важное. И тогда они начинают думать над каждой строчкой. Кстати, поначалу восьмую строчку в этом стихотворении я так и не нашла. Но потом поняла, что текст стихотворения, который читают герои рассказа, несколько отличается от представленного в собрании сочинений (1963 г. под ред. Б. Томашевского) произведения Пушкина. А читают они вот этот текст:
В рощах карийских, любезных ловцам, таится пещера.
Стройные сосны кругом склонились ветвями и тенью.
Вход в нее заслонен, сквозь ветви, блестящим в извивах,
Плющем, любовником скал и расселин. Звонкой дугою
С камня на камень сбегает, пробив глубокое русло,
Резвый ручей…
Тихо по роще густой, веселя ее, он виётся
Сладким журчаньем.
И в нем как раз есть прерванные шестая и восьмая строки. Текст немного отличается от данного в собрании сочинений под редакцией Б. Томашевского. Почему?
При жизни Пушкина это стихотворение напечатано не было. Впервые набросок был опубликован Морозовым в его первом издании собрания сочинений Пушкина в 1887. Известный пушкиновед Д. П. Якубович в статье «К стихотворению „Таится пещера“» подробно исследовал произведение и сравнил с переводом из Овидия. Он дал некоторые варианты, так как многое в черновике-оригинале зачеркнуто и непонятно. Отсюда и разночтения.
Судите сами. Конечно же, для понимания написанного текста потребовался огромный труд, но сложность исследования привела и к неизбежным разночтениям.
Однако герои рассказа получили уже отредактированный текст в собрании сочинений и приступили к работе. В рассказе их размышления выглядит так:
Н-да, идея! Пейзаж, и больше ничего. Погоди, давай вместе разберем, что там такое. Сперва выступает пещера. Что она делает? Она таится.
Так; значит, она неподвижна. Мы ее установим в центре. Что там еще? Сосны. Они что делают?
— «Стройные сосны кругом склонились ветвями и тенью», — произнесла Руся.
— Сосны тоже спокойны, но они уже выказывают некоторое действие, не для себя только, а по отношению к пещере. Они склонились вокруг нее.
Особенно всем понравился третий герой - плющ, заслоняющий вход в пещеру, извивающийся и блестящий в лучах солнца там, где он попадает в промежуток между ветвями. Сразу появляется ощущение движения и объемности света. И всех покорил упругий и настойчивый ручей, пробивающий себе дорогу и сладостно журчащий в роще. С ручьем пришел звук и осмысленность движения.
И папа, и дочка очень увлеклись стихотворением – для них было наслаждением думать об образах, вникать в самые потаенные уголки пушкинского пейзажа, объяснять действия героев стихотворения, понимать то, что на первый взгляд кажется странным и даже необъяснимым, видеть листочки плюща, сияющие в лучах солнца, пытаться заглянуть в бездонную глубину пещеры.
Казалось, они не читают и разбирают стихотворение, а заново его создают. Но вот наконец все загадки распутали, и Маруся, пробившись к самой сердцевине стихотворения, читает его превосходно.
Ан нет, ещё одна заминка. А идея? Какова же идея этого стихотворения? После долгих раздумий пришли к выводу:
Цель пещеры — сохранить глубину, оттого она и таится; цель сосен и плюща — вырасти, оттого они и разворачиваются. Если мы развернем пещеру, это будет уже не пещера, а плоскость; если мы свернем сосны и плющ, мы их лишим жизни, потому что у них разные жизненные задачи. Сила одного в сворачивании, сила другого в разворачивании. И они друг другу необходимы.
А ручей — это жизнь, и в нем-то и зарыта идея! Он связывает и «внутри» и «снаружи». Пещера таится, сосны вылезают, а ручей сразу и то, и другое: он и вылезает, и вместе с тем роет себе глубину.
Так Маруся и папа находят идею стихотворения. Это идея вечной жизни, которая вбирает в себя все явления мира и находится в постоянном движении.
Рассказ чудесный, но все ли удалось увидеть в этом стихотворении писательнице и героям произведения?
А что говорят о стихотворении литературоведы? Томашевский в примечаниях пишет, что это незавершенный отрывок, он выражается даже резче –недоработанный. Описание пещеры очень близко к стихам Овидия в «Метаморфозах», где излагается миф о Диане и Актеоне. Однако Пушкин перенес действие из Гаргафии в Карию, с которой связан миф об Эндимионе и Диане.
Мы можем сравнить два отрывка. Это Овидий:
(Царство сна.)
Есть в Киммерийском краю пещера, ушедшая в гору,
Царство ленивого Сна, куда ни с зарею, ни в полдень
Солнце не может войти, блеснуть золотыми лучами.
Там в полумраке земля испаряет седые туманы,
Гимном Аврору-зарю не будит внимательный певень,
Ни беспокойных собак, ни чуткого гуся не слышно.
Мертвый покой там царит. И пошлую речь человека,
Рев заунывный зверей, ветвей колыхаемых ветром
Скрип не разносит вокруг там многоголосая Эхо…
Лишь из подошвы скалы волна выбегает с журчаньем —
Речка забвенья течет и ропотом сны навевает…
Пышные маки цветут у входа в глухую пещеру,
Море зеленое трав, из сладкого сока которых
Сеет душистая ночь сны над тенистой землею…
Нету в том царстве дверей — печального скрипа не слышно.
Всякий, кто хочет войдет — привратника нет на пороге.
Черного дерева там причудливо высится ложе,
Пухом покрыто оно, подернуто темным покровом,
Бог почивает на нем с расслабленным негою телом
И вкруг него стеной, но капризные формы меняя,
Легкие, лживые сны, сплетясь в хороводы блуждают.
Легкие, лживые сны — их много как в поле колосьев,
Много как листьев в лесу, как тайн у безбрежного моря
Конечно, перевод не дает точной картины, но придется обходиться тем, что есть. Латынь Пушкин изучал в лицее, но нельзя сказать, чтобы знал её блестяще. Заниматься языком серьезно он начал позже, когда переводил Катулла, Горация, Анакреонта, читал в Михайловском Тацита.
Большую роль в восприятии Пушкиным античности играли французские переводы XVIII в. и двуязычные греко-французские или латино-французские издания древних авторов, по которым Пушкин чаще всего знакомился с их сочинениями. Они были для него частью французской литературы эпохи Просвещения, на которой он вырос. Об этом и о преподавании латыни в Лицее немного можно прочитать в статье "Шокирующее чтение юных лицеистов: фривольные истории, магия и таинства богини Изиды" здесь.
Сто лет назад датский психолог Эдгар Рубин (1886-1951), кстати, троюродный брат Нильса Бора, придумал забавную картинку. Для нее характерно было то, что человек способен видеть на ней два объекта, но не сразу, а по очереди: либо два профиля, либо вазу. Подобные изображения указывают на двойственную природу восприятия: с одной стороны, наше восприятие определяется внешним воздействием, а с другой, нашим жизненным опытом.
Такие произведения часто определяют как картины с двойным (двойственным) изображением. Сальвадор Дали одну из таких своих картин назвал «Галлюциногенный тореадор», и я, вслед за Дали, называю их галлюциногенными. У Дали таких картин немало - он увлекался ими в тридцатые годы. Это "Явление лица и вазы с фруктами", "Исчезающее изображение",«Невольничий рынок с явлением незримого бюста Вольтера» и др.
Однако галлюциногенными могут быть не только картины, но и стихи. Но как они могут быть галлюциногенными? Попробуем разобраться во второй части.