Журавлиный клин 61
Утром Ирина Семеновна рассматривала пополнение. Младенец с красным личиком строил рожицы, был явно чем-то недоволен.
- Сейчас Серафиме доложу. Документ ему нужен. Никитина, имя мальчишке придумала?
- Меркулов Евгений Евгеньевич, - отозвалась Галя.
- Ишь, завернула. Евгений Евгеньевич, - бригадирша вновь посмотрела на мальца. – Ну что, Женёк. Скоро в детдом поедешь. Там тебе кликуху дадут, надолго забудешь про Евгеньевича. А может, никогда в жизни и не вспомнишь.
У Гали от этих слов в душе похолодело. Со своей лагерной жизнью она еще смириться могла. Но участь сына ее пугала.
- Семёновна, разреши сегодня Гальке в бараке остаться. Ей бы отлежаться немного, - вступила в разговор Валентина.
- А кто за неё план делать будет? У меня курорт не предусмотрен. Я бы сама с удовольствием полежала, - зло зыркнула Ирка.
- Я немного подхвачу. Может, девчонки помогут.
- Девки, помогать будете? Или как? – крикнула бригадирша.
Девчонки согласно загудели, закивали головами.
- Тогда пусть остается. А завтра, чтобы как штык. Слышишь, Никитина?
Галя осталась одна. Она смотрела на сына, губами тихонько прикасалась к его носику, щечке. Отчаяние нахлобучивало ее с головой. Сердце рвалось на части от мысли, что её кроху заберут, увезут неизвестно куда. Наверное, впервые за последние месяцы, она жалела о своей судьбе, расстраивалась, плакала.
Немного успокоившись, убеждала себя, что Женя всё - равно их найдет, не может не найти. А пока надо терпеть, верить в лучшее. Она решила идти к Серафиме Ильиничне, просить оставить сына при ней, в бараке. От этой мысли стало легче.
Малец заскрипел, звонкий плач эхом отдавался в пустом полутемном бараке. Галя попыталась встать. Нужно было успокоить малыша, постирать пеленки.
В обед появилась Валентина.
- Я тебе суп принесла, хлеба. И вот каша от утра, - быстро говорила она. – Как вы тут?
- Мне бы воды теплой, Женю искупать.
- Это надо на кухню идти. Ладно, сейчас сбегаю.
Валентина ушла, больше не возвращалась. Галя сама пошла в столовую. Там дородная тетя Тоня с укором смотрела на бледную роженицу.
- Вот о чем своей бестолковой башкой думала, когда с мужиком миловалась? – Она грузно поднялась, неспешно пошла в подсобку. Принесла пустое ведро, начерпала в него горячей воды. Молча поставила у ног Гальки. Та начала благодарить, схватилась за ручку двери, чтобы идти.
- Погоди, - остановила ее Тоня. Пошла вглубь кухни, вернулась с краюхой белого хлеба, вареной картошкой. – Спрячь за пазухой, одна съешь.
Галька быстро убрала съестное, с благодарностью посмотрела на женщину.
- Иди уже. Завтра принесу тебе старую простыню. Мальцу распашонку сошьешь.
Галька быстро намыла сынишку; воспользовавшись теплой водой, устроила постирушку. Легла с чувством благодарности, что все удалось сделать.
Утром закутала сына в одеяло, пошли на работу. Из старого ящика соорудили ему кроватку. Девчонки помогали и шить, и нянчиться. В обед тетя Тоня, и правда, сунула Валентине скрученную простыню и теплый платок: «Пигалице передай на младенца».
Вечером раскроили распашонки. Сложили, чтобы на следующий день прошить на машине. «А из платка потом теплую кофточку сошьем,» - планировала Валентина.
Галя немного успокоилась. Женя пока был при ней, девчонки помогали, терпели ночной плач.
С приходом весны стало больше солнца. Жизнь входила в привычную колею.