И в глазах Юры мрак, а тело напряжено, ноздри раздувались, как после бега.
Сейчас он походил на лесное косматое чудовище, и я к стыду своему, чувствовала некий благоговейный страх перед его гневом.
И вдруг Юра оскалился и нажал курок.
Я закричала и сложилась пополам от ужаса происходящего, но тут же пришла в себя.
Выстрела не было. А эти двое смеялись. Правда, водитель несколько натянуто, зато Юра красиво. Закинув голову назад и сверкая белыми зубами.
Из дула пистолета со щелчком выскочило лишь маленькое пламя, даже не коснувшееся мужичка. Зажигалка!?
Меня пробрало настолько, что я заплакала. Во мне бурлило и облегчение, и обида за столь неудачную шутку.
— То кричат, то ноют. — насмешливо произнес Юра. — Бабы, что с них взять. Спасибо мужик, что подвез.
— Она говорит, ты ее похитил, — кивнул фермер в мою сторону.
— Да, жена это моя! — грубо хохотнул Юра и резко подтянул меня к себе, сжав в объятиях. — Игра у нас с ней такая. Правда, милая?
Он чмокнул мне нос и угрожающе заглянул в глаза.
И вопрос был только в том, нет ли в закромах у Самсонова еще одного, но уже настоящего пистолета.
— Игра, — вряд ли у меня был вид влюбленной женщины, но я все же разомкнула губы в легкой улыбке. — Спасибо, что подбросили.
— А, ну раз игры, — перестал напрягаться фермер и попытался завести машину.
Она немного по обижалась на неуважение к русскому автопрому, но все-таки завелась.
Все это время Юра прижимал меня к себе, и я чувствовала как тяжело и гулко бьется его сердце в грудной клетке.
Тук! Что сейчас будет. Тук! Он меня убьет. Тук! Мне пиз**ец.
Уезжая, и оставляя меня наедине с Юрой, фермер ворчал что-то об извращенцах, которым бабки и время некуда девать. И была в этом своя правда.
Нас облепила густая тьма, только голубоватый свет выделял наши лица: его, неожиданно злое, и мое ожидаемо испуганное.
По коже мурашками ходил мороз, но я знала, что с холодом это никак не связано. Было тепло, несмотря на раннее утро. Розовая полоса в дали неба, так и не добралась до нас.
Все произошло так быстро!
Господи, как я хотела оказаться дома, в офисе где угодно, только бы подальше от него т своих к нему чувств.
Я ничего не могла с собой поделать и испуганно рванула в сторону, в шаткой надежде на спасение.
— Совсем, дура! — вдруг заорал он, рванув меня и буквально впечатал в себя, так что я охнула от боли. Его грудь казалась каменной глыбой.
— Тебе повезло, что мужик божьим одуванчиком оказался. Другой бы прямо в тачке твои ноги раздвинул! Мало, тебя пользовали? Захотелось еще?
— Лучше он, чем ты! — запальчиво крикнула я ему в лицо и сдобрила слова пощечиной.
Его голова дернулась, а когда он снова посмотрел на меня, я в очередной раз поняла, какую ошибку совершила. В голове заезженной пластинкой крутились его давнишние слова: «Тебе пиз**ец, Фролова.»
Мне пиз**ец, и я видела это по полыхающему огню в его глазах, который разгорался все ярче.
— Я…
Он схватил меня за растрепавшуюся косу, оттянув до боли и прошипел в лицо.
— Когда-то ты так не думала! Очевидно, за столько лет ты набралась наглости и изменила свое мнение. Может быть, проверим?
— Что проверим… Что ты…
Я не понимала, что он имел в виду, но его моя и не волновала.
Он просто оторвал меня от земли и грубо запихнул на заднее сидение своего джипа, а сам сел за руль.
Страх. Он приходит в нашу жизнь всегда неожиданно.
Впервые я его познала, когда мне сообщили, что родители попали в аварию. Я, лелеемая с детства принцесса, осталась совершенно одна в этом мире. Ни бабушек, ни дедушек, одна лишь тетка, и та в Англии.
Но тот страх оказался ничем, по сравнению с тем ужасом, что я испытала попав в детский дом.
И этот ужас преследовал меня всю мою жизнь, не отпускал. И сейчас он в лице Юры сидел впереди и сосредоточенно вел машину, иногда касаясь меня взглядом своих темных, горящих ледяным пламенем глаз.
— Куда мы едем?
Юра молчал все время, пока мы ехали по трассе, сколько я бы не спрашивала.
Ехали долго. За окном на огромной скорости — шины повизгивали — проносились лесные чащи, где полосами розового и желтого цвета рассвета окрашивались кроны деревьев.
Устав перекрикивать музыку, требуя немедленного ответа я почти уснула.
Открыла глаза, когда солнце уже прилично пригрело мне залитое слезами лицо.
Все вопросы отпали разом, когда мы проехали синюю табличку с надписью "Дмитров"
Я моментально погрузилась в темное болото боли, страха и ужаса. По спине пробежал холодок и голос из прошлого — хриплый, прокуренный: «тебе пиз**ец» ворвался в мозг ослепительной вспышкой.
Только собственный крик не дал мне впасть в забытье воспоминаний.
— Нет! Нет, Юра! Я не хочу туда! Я не могу туда вернуться! Я все поняла!
***
Это был он.
Детский дом номер три центрального московского округа. Место, с которого и начался ад моей жизни.
Да, сейчас он определенно стал выглядеть лучше. Дорожки вычищены, лужайки засажены цветами, а краска не облупливается, окна пластиковые новые, даже нигде не разбиты, но это был Ад.
Любой детский дом был Адом. Потому что их мало, а сирот много. Потому что никому до этих детей нет дела.
Свора брошенных щенков, озлобленных, голодных. Там творится черти что. И изнасилования только верхушка айсберга.
Мне еще тогда сообщили, что не трахнись я с Юрой, меня бы спокойно продали какому-нибудь богатому папику. Больно красивой я была, да еще и девственницей. А девственницы в детских домах водятся недолго.
Быстро и дорого продаются.
Юру пропустили через железные ворота без проблем. Моя истерика уже была на грани нервного срыва. Все тело покрылось мурашками, а зубы застучали, как будто кто-то в август пустит осенний ветер.
Нет! Нет!
Я старалась остановить Юру, кусала, дергала за руки, пока он одним ударом не откинул меня обратно на заднее сидение, как надоедливого комара.
Я сопротивлялась, как сумасшедшая, пока Юра вел меня по чистеньким коридорам. Дети еще спали, и мои завывания эхом отражались от этих бесконечных покрытых кафелем стен и возвращались к нам.
В какой-то момент Юра просто закинул мое тело на плечо и понес туда, где я помнила, был мужской корпус, а потом втолкнул в одну из спален.
Его бывшую комнату.
Три фигуры мигом подскочили, потому что удар двери, стену оглушал и пугал до дрожи!
— Подъем салаги! Дембель скоро.
Дембелем здесь, как и в армии называли выход из детдома и только квартира, подаренная государством, хоть как-то скрашивала этот праздник.
— Доброе утро, Юрий Алексеевич, — как на параде отрапортовали трое уже довольно рослых парней.
Я не смотрела на их лица, но отметила спортивные фигуры и темные волосы двух и пшеничные, третьего.
— Макс, Антон. Кажется, хотели проверку мне на верность.
Парни мазнули по мне любопытным взглядом и переглянулись, а я забилась сильнее, но вытолкнуть кляп, который запихнул мне в рот Юра со словами:
«Детей же разбудишь» было нереально.
— Мы готовы, — сказал, выйдя вперед блондин.
Явно лидер. И Юра был таким. Высокий, дерзкий, красивый сукин сын! Стал еще хуже! Что он собирается делать?!
Что он собирается со мной делать?!
И что? Парни ждут приказа убить меня? И они ведь его выполнят. Юра явно им покровительствует.
— Вот, — он буквально швырнул меня на кровать одного из них. Я больно ударилась плечом об стену и застонала.
Так мне точно медицинская помощь понадобится, а возможно уже скоро не понадобится…
— Не все сразу, — заговорил Юра и, взяв рядом со столом стул, развернул его и сел, растопырив ноги. — По одному. Будет брыкаться, так что двое держат, а один… трахает.
Что?! Что?!
Я посмотрела на Юру, как на больного, со всем невыразимым ужасом. Хотелось заснуть и проснуться у себя. Или никогда не просыпаться, только бы не видеть этого лица. Ничего не выражающего. Безразличного. Пустых ледяных глаз и губ, дернувшихся в злой усмешке.Осознание прибило кулаком по голове.
Он не шутил. Он, блять, не шутил!
Я хотела вскочить, выскочить из комнаты и помчаться за помощью. Куда угодно. Но их четверо и я одна. Лишь одно движение и я снова врезаюсь в стену.
— Чего ждете? Я сказал вперед.
Парни тут же повернулись ко мне. Окружили плотным кольцом.
Их лица ничего не выражали, я умоляла взглядом пощадить и качала головой.
— Не надо, — прошептали мои губы, потому что мне оставалось только выть и плакать.
Двое парней сделали резкий рывок и вот я уже прибитая к кровати, а руки по сторонам.
Блондин дергал за полы халата и стаскивал джинсы. Я изворачивалась как уж, но он только натужно пыхтел, механически выполняя приказ Юры.
Сам он смотрел только мне в лицо, почти не моргая, и сколько бы я не посылала ему молчаливые призывы одуматься. Игнорировал все.
Прохлада дунула по голым ногам, один из парней сжал грудь. Я надеялась, что у парней не встанет на взрослую тетку.
И снова ошибка.
Блондин оголил твердый член, стоявший колом и стал вклиниваться между моих ног.
Господи, Юра! Неужели ты так и будешь смотреть?!
Неужели тебе приятно, что на твоих глазах меня будут пользовать другие! Юра! Прошу!
Хочешь наказать, накажи сам! Сам! Как угодно! Побей, но не отдавай другим!
Боже, я же люблю тебя! А ты остался все такой же низкопробной мразью!
Блондин, пыхтя, начал на меня взбираться, но я неистово извиваясь, чувствуя как болит тело от клешней-рук парней, все-таки смогла ударить острой коленкой его длинный тонкий член, так что он охнул от боли и согнулся пополам.
Словно озверев, он взвыл и дал мне оплеуху.
Вскрик вывел из транса. Что я творю?
Резкое движение и Антон слетает с Лисски.
Я стоял и смотрел на это пиз**ец, что сам в принципе устроил. Хотелось дать себе по мозгам, чтобы уже совсем на место встали.
Парни сразу отпустили Лисску и бросились к Антону. Ну приехали. Он походу руку сломал.
Я посмотрел на съежившуюся в углу рыжую и в первые за много лет ощутил это ноющее… дебильное чувство вины.
Просто реально выбесила.
— Да, хватит ныть! — мазнул я взглядом по парням и сделал шаг к рыжей. — В медпункт его, пока весь приют не перебудил своими воплями.
Серьезно. Антон хоть и подминает всех под себя. Трус еще тот, хотя за его бравадами этого и не разглядеть. Отец по пьяне мать убил. Теперь в тюрьме. Жизнь, что называется удаться.
Парни вышли. Нас окружила неприятная вязкая тишина. Я наверное что-то должен сделать, как то… Блять… ну… загладить свою вину. Сел на кровать. Скрип и она прогнулась под моим весом.
— Рыжая.
— Уйди, — всхлипнула она, отвернувшись к стене.
— Это… — Ну не извиняться же. — Это был урок.
— Урок?! — развернулась рыжая, взметнув растрепанными волосами и стала меня бить кулаками по груди, лицо я прикрыл. — Учи рабов своих! Ты не имел права, так меня пугать! Никогда ко мне не прикасайся, понял! Я ненавижу тебя!
— Ну, уж дудки, — поймал я ее руку стальной хваткой. Кричи сколько угодно, но я уже понял, как действую на тебя. — Воюя со мной, убегая, ты делаешь хуже себе. Тебе ли не знать, как я зверею от борьбы и не подчинения.
— И что?! — прошипела она, не хуже змеи. — Я должна понять, простить и раздвинуть ноги, чтобы пожалеть бедного сиротку?
Она так близко. В глазах огонь. Сиськи ходуном, то вверх, то вниз. И мой взгляд невольно захватывает в плен ее соски. Здесь не прохладно, но они острые, как пики и смотрят прямо на меня.
Дерзкие, вздернутые, темные. Даже странно, я помнил их, как розовые, даже несколько бледные.
Она еще раз дернула рукой, но взвыла от боли. Я держал крепко и мы оба понимали мои намерения.
Надо было думать, когда голая, произносила «раздвинуть ноги». Член на это сразу напомнил о себе и голоде, который с каждым трахом рыжей становился все сильнее.
— Мне не нужно ничье понимание или прощение, тем более жалость. — Резкий тон и в груди отчаянно колотится возбужденное сердце. — А вот насчет третьего можно подумать.
— Не смей, не здесь!
Тяну ее на себя, она упирается рукой мне в грудь, этим только распаляя.
Ни время, ни место, но крыша уже едет.
Ее запах нежный медовый, женский он давно уже в мозгу как яд, и вытравить его невозможно. Но если умирать, то брать с собой и ее.
— Ну что, Лиска, — шепчу прикусив губу, а рукой поглаживая поясницу, постоянно спускаясь к мягким булочкам. — Чувствуешь ностальгическое возбуждение?
— Ни капли, ты мне противен, — гневное сопение, а я не смог сдержать усмешки.
Опять ложь.
Я сунул руку ей между ног. Там было совершенно сухо. Даже так?
— Ничего, — усмехнулся я. Это поправимо. — Я всегда знал, как завести твою конопатую задницу, чтобы сама умоляла тебе вставить.
— Юра, я устала.
Мои руки обхватили ее плечи. Я стал осыпать ее тело поцелуями: шея, грудь. Укусил губу.
— Тебе ничего делать и не придется, положись на меня. — Чем не извинение?
Она повозмущалась, пыталась оттолкнуть, но я только видел губы. Так близко. Еще немного.
Да!
Коснулся губ пальцами и засунул один в рот, пока вторая рука трепетно сжимала грудь.
Она вдруг замолчала, перестала вырываться и изумленно на меня взглянула.
Да, рыжуля, я могу быть нежным. Редко, но могу.
— Юра, ну не здесь же, — шепот мне в губы, но я уже потерялся в омуте этих глаз.
— Где угодно.
Я языком прочертил дорожку по ее верхней губе, переместившись на нижнюю, втянул в рот, прикусил.
Руки, так рьяно меня отталкивающие, в миг превратились в ласковые лапки кошечки. Ноготки спрятаны, а тело вибрирует, как будто мурча.
Пальцы в её волосах. Огненные пряди хоть и спутанные, но мягче шелка.
Как избавиться от этого. Убить ее? Но ведь она снова будет сниться.
Дебильные сны мешали нормально трахать других. Всегда думал о ней. Теперь Лисса подо мной, выгибается под моими руками, тянет за волосы.
Если это мой яд, я хочу насладиться им до самой последней капли. Пробовать на вкус ядовитую, влажную кожу на груди, вести дорожку поцелуев к шее и вкушать мягкие губы.
Поцелуй перемирия быстро кончился. Желание острое, снова пронзает пах, и член уже рвется наружу.
Глубокий поцелуй становится битвой за право обладания. Губы сталкиваются, стараются договориться, но языки уже вступают в схватку. И тело наливается тяжестью.
Оторвался от губ, чтобы посмотреть в глаза.
Большие зеленые. Она уже не соображает, трется об меня и словно не было пару минут назад моего сраного поступка.
Пока она милая, податливая, не могу этим не воспользоваться.
Целую снова, руку спуская вниз, коленом раздвигаю ноги. «Вжик» и ширинка распахнулась.
*****
Член стрелой к влажной цели. Коленом раздвинуть ноги и приставить головку к розовым складкам. Черт, как это круто!
Поводить, нажать, протиснуться внутрь.
О, да.
И это вставляет получше любого кокса. И я уже одурел от тесноты и в голове туман как от кальяна.
Да, девочка дыши глубоко, выдыхай горячий воздух, пока рвусь в тебя.
Чертовски узко, но я хочу глубже.
В следующий миг слез с кровати и полюбовался тем, как влага поблескивает на влажных половых губах, на плоский живот и подрагивающую, в рваном, дыхании грудь, на то как волосы огненного цвета рассыпались покрывалом на белой простыне. Лед и пламя.
И как ее можно не хотеть трахнуть?
Постоял не более пары секунд водя рукой по твердокаменному члену, наслаждаясь тем как Рыжая смотрит за мной, затем просто стащил ослабевшее в страсти тело и перевернул его.
Вид отсюда, что надо. Упругая белая плоть задницы и там между ног розовая дырочка. Провел пальцами, собрал влагу, размазал по члену. Уже близок к потере сознания. Ноги ватные, а сердце заходится в бешеном рваном ритме.
Продолжение следует…
Контент взят из интернета
Автор книги Попова Любовь
