— Мама, это не только твой дом, — жёстко парировала Катя.
Внутри закипало бешенство, то самое, которое копилось с детства. Даже когда отец ушёл из семьи, Катя чувствовала его защиту, его сильное плечо, душевную опору. Теперь же она осталась с деспотичной и суровой матерью один на один, лицом к лицу.
— Смотри-ка ты, голос прорезался! — усмехнулась мать. — Да, позаботился о тебе папашка твой, отписал свою половину дома ещё при жизни. У него ведь сыновей-то не было, ага? «Они мужики, сами заработают», — вот и все его аргументы. Только доченька любимая, свет в окошке! Ещё бы, ты же на него похожа больше всех, одно лицо, ничего моего! Володя на нас обоих похож, Костя в мою родову удался, а ты вся в отца. И упрямая, как ослица, вечно себе на уме. Ну точно папенька ро́дный! Только вот вторая-то половина дома моя, и я отсюда уходить не собираюсь, не надейся! Потому житья я тебе с этим... прижитым... не дам, так и знай! И завещание напишу на Володю и на Костю. Не жди, что весь дом тебе достанется!
— Мама, ведь Алёша — маленький ребёнок, и он ни в чём не виноват! Как ты не понимаешь? Он один остался, и куда он теперь?
— Всё я прекрасно понимаю. Мне вообще нет никакого дела до того, куда он теперь. Его родители должны были о нём думать, а не о гулянках. Я его не сиротила, и нечего меня виноватить! Меня никто не жалел, не спрашивал, каково мне было, и я никого жалеть не собираюсь. Совести у тебя нет совсем, мать для тебя — ничто! Всё, разговор окончен.
Тамара Ивановна встала из-за стола и вышла во двор. Катя тоже вскочила и начала собирать сумку. Она пообещала Денису и Ольге, что сегодня приедет за Алёшей. Только вот что теперь делать? Куда с ним идти?
Когда шла на автостанцию, заметила какое-то движение возле заброшенного ангара на пустыре, но задумываться об этом было некогда.
Затем вышла на следующую улицу, увидела дом Анфисы Дмитриевны, и в голову пришла спасительная мысль. Остановившись, Катя с минуту подумала и повернула к крашеному в зелёный цвет деревянному дому с белыми резными наличниками.
Девушка по-прежнему помогала старенькой учительнице, которой уже исполнилось восемьдесят семь лет, и Анфиса Дмитриевна с радостью согласилась сдать Кате одну из комнат. Точнее, даже не сдать, а просто пустила к себе жить, от денег отказалась.
— Живите столько, сколько нужно. Мне веселее. Сама знаешь, детей у меня нет, только племянники и внучатые племянники, но они редко наведываются. Правда, зовут к себе в город, да я не соглашаюсь. Одиночество меня никогда не тяготило, но вот чем старше становлюсь, тем сильнее хочется, чтобы рядом кто-то был.
— Анфиса Дмитриевна, Алёше два годика всего, он ещё многого не понимает, шуметь будет. Точно не помешаем?
— Не беспокойся. Я на одно ухо почти полностью глухая, потому когда сплю, мне сложно помешать: я ложусь на то ухо, которое слышит. А когда не сплю, можете шуметь сколько угодно, я ведь не учёный, мне тишина ни к чему. И на мать не обижайся, у неё своя правда. Отойдёт.
Зная характер мамы, Катя очень сомневалась в том, что та «отойдёт» когда-нибудь, но спорить не стала.
* * * * * * *
Впоследствии Катя часто думала о том, что возраст Алёши сыграл в те тяжёлые времена большую положительную роль. Мальчик ещё очень многого не понимал, хотя достаточно бойко разговаривал, а к новым условиям жизни привык и адаптировался очень быстро.
Вскоре он начал называть Катю мамой, а Анфису Дмитриевну — бабой. Девушка же считала старую учительницу музыки настоящим ангелом, которого ей послала судьба.
Алёшу удалось устроить в ясли, а Катя вышла на работу. Львиную долю времени и сил отнимало оформление документов об опекунстве и пенсии для Алёши, но дело постепенно продвигалось. Катя постоянно говорила себе, что это время нужно просто пережить, а потом станет легче.
Знакомые судачили о том, что Тамара Ивановна выгнала из дома дочь, но та не обращала внимания на слухи. А Катя твёрдо решила, что никогда не будет скрывать от мальчика историю его появления на свет. Конечно, он вырастет и сам мало что вспомнит, ну и пусть!
В один из вечеров в конце августа кто-то позвонил в ворота, и Катя вышла открывать. Думала почему-то, что приехал Денис, однако во двор шагнул Саша Котельников. В руках у него был большой пакет с белым виноградом.
— Привет, Кать! Примешь гостя? — нерешительно спросил парень.
— Входи, раз пришёл, хотя по-хорошему не у меня надо спрашивать, а у хозяйки дома.
Конечно, Катя понимала, что говорит это лишь для порядка, поскольку знала о гостеприимстве и общительности Анфисы Дмитриевны.
Ожидания полностью оправдались: гость был встречен по высшему разряду, хотя пожилая женщина раньше не была знакома с Сашей. Чувствовалось, что Котельникову удалось вызвать симпатию у хозяйки дома, и это тоже совсем не удивило Катю.
Алёшка, который, видимо, соскучился по мужскому обществу, сидел на коленях у Саши и уплетал виноград из большой эмалированной миски.
Одна Катя оставалась совершенно равнодушной к гостю. Во всяком случае, ей так казалось. Даже любимый виноград её не радовал, как и абсолютно не растрогал тот факт, что Котельников помнит случай из их ранней юности. Он даже напомнил Кате о том, как они вместе стояли в очереди в кооперативном магазине.
— Ты в гости к родителям приехал? — Катя решила всё же проявить хоть какую-то вежливость, пусть дежурную.
— Нет, — покачал головой Саша, внимательно глядя на Катю. — Я насовсем приехал. Арендовал старый ангар на пустыре, начал потихоньку машины ремонтировать и реставрировать.
— Мм, понятно, — неопределённо кивнула Катя.
Она не стала задавать вопросы, хотя очень хотелось язвительно поинтересоваться, согласилась ли прекрасная длинноногая незнакомка отправиться с Котельниковым в село.
Катя была уверена в том, что запала и энтузиазма Сашки надолго не хватит. Скоро Котельников опять драпанёт куда-нибудь, ему же вечно на месте не сидится.
— Я искал тебя, Катя. Долго найти не мог. На работе тебя не было. Дома у вас сначала тоже никого не было, потом твоя мама как-то открыла и сказала, чтобы я катился куда подальше. Ещё сказала, что понятия не имеет, где ты обитаешь. Так и сказала. Вы что, поссорились, Кать?
— Можно и так сказать, — пожала плечами девушка.
— Потом у меня работы стало больше, закрутился. А после случайно узнал о том, что у тебя случилось, и о том, где ты живёшь сейчас. Катя, если тебе... то есть, вам нужна помощь, ты только скажи.
— И что будет? — она вдруг почувствовала, что злится. — Кому нужны чужие проблемы? Тебе что ли? Тоже мне, доброхот нашёлся!
Катя говорила всё громче, глаза её сверкнули.
— Живи своей жизнью, понял? Машины ремонтируй и реставрируй. С девушками гуляй, — дело-то молодое! А к нам не лезь! Мы сами как-нибудь!
Катя чувствовала, что ей не хватает воздуха. Несколько раз коротко вдохнула, как рыба, громко всхлипнула, быстро встала из-за стола и выбежала из дома. Впервые за прошедшие недели у неё началась истерика.
— Ничего, пусть поплачет. А лучше пусть поревёт как следует, — Анфиса Дмитриевна попыталась успокоить растроенного и растерянного Сашу. — Не надо пока на неё давить, она не готова. Столько всего свалилось на бедную девочку... И сколько в ней силы! Она только всего самого лучшего достойна, с ней нельзя несерьёзно.
— А я и так серьёзно, — возразил Саша. — Хотя на то, что я «самое лучшее», не претендую.
— А это только время покажет, иначе никак, молодой человек!
— Так что же, мне лучше уйти сейчас? — тихо спросил Котельников.
— Да, лучше пока уйти. Не спеши, дай Катюше время.
Мира Айрон
Продолжение: