Зеркало истины. Глава 23
Нахождение в больнице Ларисы Сергеевны подзатянулось, гистология пришла хуже, чем она надеялась, опухоль оказалась агрессивной, и ей назначили четыре курса химиотерапии — так мало, благодаря тому, что опухоль застали довольно рано, и она не успела метастазировать.
Болезнь словно изменила её внутри, когда вокруг тебя столько боли, трубок, торчащих из разных частей тела и внезапно ставших пустыми кроватей по утрам, невольно задумаешься о своей жизни. Она представляла свою болезнь, как маленького, сердитого ежа, который свернулся у неё в груди и шипит, огрызается, когда его пытаются согнать с насиженного местечка. Мысленно она с ним разговаривала и просила уйти, оставить в покое дать время ещё пожить, выдать замуж внучку и вырастить ребенка которого носила под сердцем дочь.
В палате, их было четверо, все примерно одного возраста, с разницей в год или два, каждая со своей историей болезни. Землячка Катюша, из Шадринска, упала. Ещё прошлой зимой раскатилась на скользком тротуаре и ахнув, рухнула на землю, больно ударившись спиной. Полежала минуточку на стылом асфальте, вроде ничего не сломано и поднявшись, поспешила домой, любимый муж должен скоро прийти с работы, а у неё ещё ужин не приготовлен. Они жили вдвоём, старшая дочь училась в московском институте, младшая в колледже, тут, в Кургане.
Через месяц на её спине появилась шишка, Катюша на неё даже внимания не обратила, подумаешь, прыщик какой, есть дела поважнее, муж что-то начал по вечерам задерживаться, духами чужими за версту несёт, до собственных ли болячек? Шишка росла себе и росла, вот уже подмышкой оказалась, а тут как-то и в груди обосновалась. Теперь ей не до гуляющего мужа стало, вихрем понеслась по больницам, а там уже четвертая стадия и ничего не поделаешь.
Но Катя, молодец, присутствия духа не теряла и остальных в палате как могла поддерживала, ведь получалось, что здесь она старожилом была, знала все ходы-выходы и как к какому врачу подкатить, если что. Света была полной её противоположностью, нытик и стонота из тех, кому вечно дует, и лампочка ярко светит. Она боялась самых простых манипуляций и даже простой укол вводил её в ступор.
В реальной жизни она тщательно следила за своим здоровьем и каждые полгода сдавала анализы и делала разные УЗИ, доводя своего участкового терапевта до тихой истерики. Но даже в этом случае поймать болезнь на ранней стадии, увы не удалось. Сначала её гоняли из одной больницы в другую, не могли поставить правильный диагноз, потом без конца меняли схемы лечения и в итоге она прошла процедуру мастэктомии и сейчас доводила своими слезами Юлю, присоединившуюся к ним недавно.
Та в основном молчала, лежала на своей кровати, лицом к стене, словно ледяная статуя и слова из неё вытащить было невозможно. Все давно уже рассказали друг дружке свои диагнозы и поведали о семейной жизни, даже Света не устояла, но Юля в разговоры не вступала, а одна из дежуривших ночных медсестёр как-то шепнула им, что у неё личная драма. Женщины головы сломали, в чем здесь дело ведь грудь у Юлю была всем на загляденье, высокая, упругая, рвущая полы симпатичного халатика.
Так и проводили они час за часом, разговаривая и поддерживая друг друга, помогая, когда кого-то привозили в палату после тяжелых процедур. Лариса Сергеевна много думала, вспоминала счастливую прошлую жизнь, себя молодую и маленькую Надюшку, переживала за внучку и следовала все рекомендациям врачей, чтобы побыстрее вернуться домой.
Чем больше погружалась Надя в историю жизни Даши, тем больше ей хотелось узнать о неё всё. Она уговорила Павла, и на осенних каникулах они специально съездили в город, где нашли прекрасно сохранившиеся дома купца Волостникова и родительский дом Даши и дом врача.
-Надо же, - восхищенно сказала Надя, поглаживая рукой красную кирпичную стену бывшей школы, -сколько здесь живу, а всё мимо проходила, не зная, что творилось за этими стенами. Представляешь, за каждым старым домом в этом городе скрывается своя история.
-Я-то как раз представляю, -ответил ей Павел,-но меня пугают твои сны, они кажутся такими реальными. Ты знаешь, я тут порылся в инете, поискал информацию о истории Далматово, о людях, здесь проживающих раньше и пришел к выводу, что сны твои совсем не простые, что-то хочет от тебя прошлое, что-то там, у кого-то осталось незавершенным, не законченным. И теперь это прошлое, через тебя пытается завершить начатое.
-Ты так говоришь, что мне прямо не по себе стало, смотри, аж мурашки по рукам побежали, давай не будем больше об этом, хорошо? Пошли лучше в монастырь сходим, я тысячу лет там не была, а ведь в нём говорят та икона находится с которой Далмат в эти места пришёл.
-В бога я, предположим не верю, но как историку мне интересно взглянуть, до этого всё недосуг было. Вот ведь, мы люди, какие, чтобы увидеть красивое и необычное за тысячи километров едем, а на то, что рядом находится внимание и вовсе не обращаем. Подхватив её под руку, он повел Надю в сторону монастыря.
************
Дом врача Виктора Сергеевича Полушкина словно охранял своих жильцов, не давая бедам сгущаться над своей крышей. Через два месяца полностью выздоровевший Гриша жал хозяину дома руку и благодарил за своё спасение.
-До конца жизни буду помнить доброту вашу, Виктор Сергеевич, если бы не вы, лежать бы мне во сырой земле в безымянной могиле.
-Что вы, голубчик, -конфузился старик,-вам не меня благодарить надобно, а ангела своего, Дашеньку и мать её Ксению Петровну, святая женщина!
-И им, непременно, благодарность свою выскажу, а к вам просьба у меня будет, вы уж сберегите ангелов моих, пока суд да дело. Хочу проситься на службу к вам, в Далматово, но обстоятельства предвидеть не в силах, сами знаете, что в стране творится, не хочу им давать ложной надежды на своё возвращение, так вы уж меня не подведите, прошу!
-Стар я, Григорий Николаич, какой с меня спрос, но что в моих силах непременно сделаю, а вы возвращайтесь поскорее, как сын вы мне теперь. Гриша обнял старика, чувствуя под руками его хрупкое тело и прихватив котомку с харчами поспешил в школу, к Даше и её матери.
Несмотря на то, что зарплаты им совсем не давали и посещали школу детей единицы, педагогический коллектив старался поддерживать в здании порядок и проводить занятия по расписанию. Даша, по налаженным дорожкам в волком действовала решительно, добывая для школы дрова и даже немного продуктов для коллег и детей, чтобы подкармливать последних.
Вместе с учениками они шили шубенки и верхонки для солдат Красной армии, получая за свой труд расчет всё теми же продуктами. И хотя, в глубине души, была она недовольна тем, как советская власть устраивается в городе поудобнее, всё же старалась держаться по отношению к ней нейтрально, держа свои мысли при себе.
Гриша нашел её в классной комнате, где она наводила порядок после занятий, оглянувшись на стук двери, она выпрямилась и замерла, увидев его. Они не сказали друг другу и пары слов, вместо них говорили глаза. Да и что тут скажешь? Она - вдова с тремя детьми на руках, он –перекати-поле, куда власть пошлёт, там и зацепится.
-Берегите себя, Дарья Степановна, - выдавил он из себя трудно давшиеся ему слова, -пусть детки ваши растут здоровенькими, Ксении Петровне кланяйтесь, в долгу я перед вами, не оплатном, не поминайте лихом! Он тихо прикрыл за собой дверь, словно и не было его здесь никогда, Даша подошла к окну, силясь сквозь изукрашенное морозом стекло ещё раз увидеть Гришу, но лишь солнечные блики, гулявшие по небу, были ей ответом, выбивая своим ярким отблеском слезы на глазах. Она заплакала тихо, безнадежно, понимая, что может больше никогда не увидеть Григория.
В начале ноября 1920 года в Далматово был создан штаб продовольственной тройки. В стране была объявлена продразверстка. Ослабленная гражданской войной она пыталась встать на свои слабые ноги, а для этого были нужны хлеб, мясо масло, молоко, овощи. На места были отправлены цифры продразверстки и с целью выполнения её планов и были созданы так называемые продовольственные тройки по всей вертикали власти.
Среди крестьян у которых забирали даже запасы семенного зерна и стельный скот, зрело недовольство, на собраниях сельчан то и дело звучали слова о том, что крестьянам неплохо жилось раньше и что советская власть, забирая всё, оставляет их на голодную смерть.
Недовольные быстро исчезали, их увозили из родных деревень ночью и больше их никогда, и никто не видел. Даша знала о том, что происходит доподлинно, ибо была мобилизована вместе со своими коллегами для работы на ссыпном пункте, помогали они и на заготовке дров, и на расчистке снега на железнодорожных путях.
Мысли свои держала при себе и крамольные разговоры коллег не поддерживала, опасаясь за собственную жизнь. В одном она была всегда спокойна, её дети были под присмотром матери и Виктора Сергеевича, которые берегли их как зеницу ока.
Весна 1921 года была неспокойной, то тут то там вскрывались факты скрытия продуктов от продразверстки. Вот и соседка Виктора Сергеевича не устояла, припрятала в подвале дома муку, семенное зерно, а также закопала в землю весы, косы, пары обувных заготовок, за что и поплатилась тут же, дом, инвентарь всё, вплоть до детской одежды было описано представителями волпоселкома.
Когда её, растрепанную и босую выволакивали из дома, кричала она так что грачи, сидевшие на тополях, враз переполошись и взлетели большой статей кружась над улицей. Мал-мала меньше высыпала вслед ней, хватаясь грязными ручонками за её юбку. Виктор Сергеевич рванул было вступиться, но Даша с Ксенией повисли на нем с двух сторон и насильно увели в дом от греха подальше.
Детей посадили на подводу, найденные продукты и вещи –на другую, грачи, покружившись, снова расселись на тополях, а на улицу спустился серый морок, влажный, холодный, несущий в себе предчувствие надвигающейся беды.
Я знаю, что кое-кому из вас не нравится историческая часть романа и переключение между двумя мирами: прошлым и настоящим. Что могу я вас сказать? Сочувствую. Могу ли я что-нибудь изменить? Нет. Такова моя задумка, друзья. Ничего не поделать.