Журавлиный клин 34
Снег только что растаял, а Эмме приспичило привести те деревья, что были выделены семье доктора на дрова. Часть забрали с осени, а меньшая часть осталась на корню. Женька с нанятым работником ходили километров за шесть пилить и готовить деревья к перевозке.
Франц страдал болтливостью. Он постоянно о чем - то говорил и даже доказывал. Женя не откликался. Он так и соблюдал свое правило: не показывать, что понимает немецкую речь. Потому немцы говорили при нём, не заботясь скрывать секреты.
- Кто сейчас дрова готовит? – спрашивал себя Франц. И отвечал – Никто. Это только Эмма такая умная. Боится, что русские придут и её деревья отнимут.
Женьке хотелось узнать, когда же, наконец, эти русские придут. Ждать уже сил никаких не было. Но Франц нашел другую тему для рассуждений.
Недели через две бревна и обрубленные ветки ждали своего часа, когда их переправят на место. Лукас сговорился с хозяином лошади, и каково же было удивление Жени, когда на подводе он увидал Ивана.
Всю дорогу они разговаривали. Это был подарок судьбы.
- Ваня, что слышно о фронте. Где же наши? Когда придут? – сразу же спросил Женя. Это было то, что волновало и беспокоило больше всего.
- Вот дает. Да разве ты не знаешь?
- Чего? – у Женьки всё внутри похолодело. – Неужели ждать бесполезно?
- Чудак – человек. Наши -то уже здесь. Все страны освободили. Осталось их Гитлера поймать и всё.
Женька смотрел на Ивана во все глаза. Верил и не верил услышанным словам.
- Как это – здесь?
- Так это. Здесь. У этих фрицев дома.
- А мы?
- Не дошли еще до нас. Но скоро будут.
- Ты не брешешь?
- Вот чудак. Не брешу.
- Перекрестись.
- Вот, истинный крест, скоро нас освободят.
Женька вскочил. Запрыгал, заплясал, прошелся петухом, выдал коленце и присядку. Потом встал на колени, крикнул что-то в небо и заплакал. Зарыдал, не в силах сдерживать слезы и не отдавая в своих действиях отчета.
Ванька остановил лошадь. Смотрел на Женьку. Его тоже пробили слезы. Они вместе плакали, смеялись и опять плакали. Они совершенно забыли о Франце. Ничего и никого сейчас для них не существовало. Только эта радостная весть.
Немец сидел на телеге и с напряжением смотрел на этих русских. Их поведение не укладывалось в его картину мира. Что такого произошло, что они сходят с ума или совершают какой – то непонятный обряд. Он даже встал с телеги, намереваясь незаметно удалиться. Только сделать незаметно не получится, кругом открытая местность.
Иван, наученный контролировать все, что попадает в поле зрения, крикнул немцу, чтобы тот сел на место. Тот послушно сел.
- Пойдем, - похлопал он по плечу Женю. – У нас еще задача – дождаться своих – никуда не делась. Много терпели, а уж немного – надо постараться.
Он тронул лошадь. Поехали. Женька спокойно сидеть не мог. Кровь играла, радость просила выхода. Он спрыгнул с повозки, пошел рядом.
- Так, значит, домой скоро! – говорил он. – Эх, маманю увижу. Батя вернется, заживем. А с этими чего будет? – он устрашающе посмотрел на немца. Тот аж съежился.
- А это как товарищ Сталин скажет, - серьезно ответил Иван. – Глаза бы мои их больше не видели. Я, считай, около трех лет в сарае жил. Если бы не Дунька, пропал бы.
Они грузили бревна, палки. Поклажу разделили на два раза. Иначе лошадь не вывезет. Обратно сами шли пешком. Парни – с одной стороны, Франца поставили с другой. Он не перечил. Был тихий и молчаливый.
- Боится, - шепнул Женька. Иван посмотрел на немца, подмигнул. Тот вобрал голову в плечи.
- Сейчас хозяевам расскажет, - предположил Женя.
- Пускай. Они теперь тоже не особо смелые, знают, что наши пришли. Не ровен час и здесь будут.
Подойдя к дому, и правда, Франц сказался больным. Что-то у него заболело. Лукас велел подойти, хотел его посмотреть. Но Франц махнул рукой и затрусил в другой конец деревни. Второй раз парням пришлось ехать без него. По этому поводу они сказали Эмме, чтобы дала обед. Женя с испугом ждал реакции на такую дерзость. Но Эмма злобно скривила губы, гордо подняла голову и пошла в дом. Вынесла две большие булки.