Журавлиный клин 35
- И правда, конец им пришел, - рассуждал Женя, прожевывая хлеб. Он сначала с жадностью кусал булку, но постепенно насытился и озвучивал свои мысли. – Вот бы нам хозяевами над ними побыть. Чтобы они в моей келье, а я – в их хоромах.
- Может, и так будет. Поживем, увидим.
- Не, я здесь не останусь. Даже хозяином. Я домой хочу, - признавался Женя.
- И мы с Дунькой домой.
- А ты заметил, как Эмма на нас смотрела? Выдра. А хлеба все же дала, по целой булке. Значит, боится. Чует, что ее время закончилось.
- Только бы до наших продержаться. Фрицы, они и есть фрицы. Даже в деревне. Ненавижу их, - плюнул Иван.
Не заметили, как дошли до леса. Погрузили тяжелые бревна. Поговорили, что можно бы и оставить их здесь, Эмма с Лукасом пускай сами грузят да везут. Но поразмыслили и бунтовать побоялись.
- Столько время терпеть, и чтобы под конец укокошили? Нет, еще немного вытерпим, - рассуждал Иван.
В деревню возвратились уже под вечер. Сил ни на что не осталось. Корова стояла не доена. Эмма поджидала работников, злясь и ругаясь. Но кричать, как всегда, не стала. Что-то бурча себе под нос, пошла в дом.
- Мне еще скот кормить, - поделился мыслями Женя.
- И мне. Ну ладно, брат, держись. Надеюсь, скоро свидимся.
Женька добрел до кровати. Упал на неё, решил чуть передохнуть. Эмма стукнула пустым подойником в дверь. Потом еще раз. Пришлось вставать, идти доить корову.
На другой день хозяйка с утра требовала пилить и убирать дрова. Женя не мог. Руки и ноги дрожали после вчерашней нагрузки.
Он покидал в одну кучу ветки, остальное передвигать не мог. Лег на самое толстое бревно, вытянулся и не шевелился. Эмма не показывалась. Женька пролежал так до самого обеда. Потом ушел к себе, и лежал уже на кровати. Приходил Лукас. Интересовался самочувствием. Спрашивал, не заболел ли работник. Женька показал, что болит живот.
- Надорвался я на ваших дровах. Двигайте свои бревна сами, - говорил он на русском, зная, что тот всё равно не поймет.
Лукас щупал худой живот. Видел, что работник совсем оголодал.
- Надо лучше питаться, - заключил доктор.
- Надо лучше кормить, - не преминул ответить Женя. – Я бы давно с вами ноги протянул, кабы не мои запасы.
Овощи, заготовленные и припрятанные с осени здорово выручали всю зиму. Плюс то немногое, чем угощали за деревянные игрушки.
Женя пролежал три дня. Мог бы и меньше. Но не хотел, оттягивал момент, когда вновь нужно было тянуть эту лямку. Всё это время думал о Ханне. Что с ней будет? А вдруг наши начнут стрелять в тех, кто причастен к фашистам. А Ханна ходит в госпиталь, помогает выздоравливать проклятым фрицам. Конечно, она об этом не думает. Она их жалеет. Тех, кто уничтожал русский народ. Гадов недобитых.
Женька злился, потом говорил сам себе, что ему все равно, где и с кем она будет. Его больше это не тревожит. Жизнь Ханны его не касается.
И такая круговерть в голове кипела целыми днями. Он рад был бы от неё избавиться. Не получалось, и мысли продолжали разгоняться. Эмма больше не просила Женю пилить дрова. И вообще она больше к нему не стучала.
По поведению хозяйки понял, что наши где-то близко. Он сам доил корову, кормил скот и немного копал в огороде. Больше наверное, делал потому, что привык. Когда Эмма выходила из дома, он, уже не боясь и не стесняясь, просил есть. Она выносила.
Женька был в своей келье, когда услышал на улице гул машины. Полуторка ехала по дороге, время от времени гудела, а в открытом окне кабины советский солдат держал красное знамя.
Женька выскочил на улицу. Растерянно смотрел на машину, а когда понял, кто это, заорал что есть мочи: Наши! Ура! Наши!
Машина, проехав чуть дальше, остановилась.
Женька бежал к солдатам.
- Я русский, русский, - кричал он.
Налетел на солдата, бросился обниматься.
- Ну что, брат? Собирайся, ты свободен. Есть еще русские в деревне?
- Есть русские. Иван, Дунька, Игнат.
- Все свободны. Собирайтесь. Поедете?
- А чего собираться? Я собрат. У меня нет ничего, - радостно говорил Женька.
- А коли нет, так полезай в кузов. Хотя, давай на обратном пути. Мы еще дальше, до другой деревни доедем. Ты тут скажи всем своим. Можете сегодня с нами ехать. А можете завтра. Транспорт тут будет.