Завтракали женщины молча. Словно холодный ветерок подул между ними. Нина не понимала Клавдию. Как она может так к своему дитю относится. Ну ладно, пока не родилась, надеялась все, что никого и не будет у нее. Но теперь, когда все свершилось. Теперь уж ничего не изменишь. Лежит вон она на печи, дышит и даже есть пытается. Хотя кто знает, чем такое питание для крохи обернется. А Клавдия даже на руки ее сама ни разу не взяла, не приголубила.
Клавдия же поглядывала изредка на сноху и понимала, что осуждает она ее. Ей легко, городской, осуждать. Не знает она, каково придется Клавдии, как узнают, что нагуляла она ребенка от женатого мужика, да еще и от беременной жены. Ему то ничего не будет, а вот от нее все отвернутся. А потом и ребеночек страдать будет. Даже маленькую всю задразнят нехорошими словами. И ведь что обидно, что не отмоешься, не оправдаешься. Испокон заведено, что мужику в таких делах всегда веры больше. Отбрешется он, что Клавка сама его чуть ли не насильно затащила в конюшню. Уж время сколько прошло с той ночи, Клавдия сама уж многое подзабыла, как все случилось. А люди все высчитают, вызнают, словно сами в тот момент в конюшне были. И обязательно дознаются с кем она была.
- Ну что, осуждаешь меня, считаешь что я ведьма злая. Сижу вот тут и жду, когда Бог ребеночка приберет. Не буду скрывать, не нужна она мне совсем. Вся жизнь моя теперь из за нее наперекосяк пойдет. Да злюсь то я не на нее, а на себя, на Егорку постылого, на ту ночь, когда я себя еще раз бабой почувствовала. Злюсь на себя, что забыла, что баба его на сносях уже. Вот вот должна разродиться была, а он там со мной забавлялся.
Сижу, злюсь, а сердце мое кровью обливается. Ночью сколько раз проснусь, посмотрю, не пришло ли молоко, а все сухо. Хоть бы каплю выдавила. Я ведь слышала, как ты волокитишься на печи. Мне и девчонку жалко. Вот не нужна она мне, а жалко. Своя ведь кровинушка. Может от переживания и молока то нет у меня. Ты вот молодая, скажи, как мне быть, что делать дальше.
Нина слушала свекровь и понимала, что страдает та всей душой. И кто она, приезжая, городская, чтоб судить ее. Она же совсем не знает деревенских нравов. Нина встала, подсела к свекрови на лавку, обняла ее. Та с благодарностью посмотрела на Нину. Не оттолкнула, а приняла ее такую, со всеми грехами. На душе стало легко. Выпутается она как-нибудь. Пусть отвернутся деревенские, а сноха нет. И не было для Клавдии в этот момент человека ближе, чем Нина, хоть и знала то она ее совсем немного.
Они опять замолчали. И опять тишина в избе. Только Васятка играл на полу и лопотал о чем то своем. Нина подскочила, пришла пора кормить малютку. Опять несколько капель молока. Сидеть некогда. За ночь целая горка грязных пеленок набралась. Стирать надо.
- Мама, ты погляди за ребятишками, я на реку пойду, постираю.
Клавдия только головой кивнула. “За ребятишками”, двое теперь их в семье стало. Конечно она посмотрит. Проводив Нину, Клавдия встала на приступок, потом села на печь, свесив ноги вниз, взяла дочку на руки. Господи, до чего же она мала. И странное дело, она уже не казалась ей страшненькой. Мать искала в ней свои черты, да что там еще поймешь. Глаза то еще толком не разу не открыла. Клавдия прижала ее к своей груди и тепло разлилось по всему телу.
- Господи, спаси и сохрани это дитя, - подумала вдруг Клавдия, совсем забыв, что девчонка эта ей не нужна. - Господи, дай, чтоб молоко у меня пришло, чтоб выходилась маленькая. Не оставь нас без своего попечения.
Потом Клавдия так же помолилась Богородице. Кто как не она поймет ее и поможет. И уже уверена была мать, что выживет ее дочка, что выходят они ее с Ниной вдвоем.
Нина пришла с реки. Развесила пеленки в клети, чтоб чужие глаза не пялились на них. Зашла в избу, никого нет. Потом глядит, все трое на печи. Клавдия лежит, около нее малышка. Васятка рядышком сидит, да сказку слушает, которую ему бабушка рассказывает.
- Знаешь мама, я тут пока стирала на реке, подумала. А давай скажем всем, что это я родила. Мне то что, никто меня не осудит. Я ведь никому не докладывалась что да как.
Клавдия поднялась, закутала одеялом ребенка, с Васяткой они спустились на пол. Женщина ошарашенно посмотрела на сноху. У нее еще не сложилось в голове все то, что сказала Нина.
- Погоди, погоди, я что то не поняла, чего ты подумала?
Нина повторила свои слова. Клавдия присела рядом со снохой, задумалась. Если бы так, то все проблемы бы разом решились. Разговоры бы конечно были бы, да еще какие. Но они были бы про Нину, которую в деревне почитай никто не знает, поэтому и прошли бы быстро.
- Нина, так ведь это не котенок, не куренок. Ее ведь записывать в сельсовете надо. И как ее записывать.
Нина об этом даже не подумала. Такой хороший план у нее был и вдруг придется отказаться от него. Подумала, подумала, потом сказала.
- Ну и что, запишем, что я родила, что я мать.
- Нина, а потом то. Ты уедешь, девчонка тут останется.
- Мам, там видно будет. Ведь оставляют детей с бабками. Да нам еще вырастить ее надо до той поры.
Две женщины, словно заговорщицы еще долго сидели, обдумывая свою рисковую задумку. Клавдии казалось, что все это такая бредовая идея. И как только Нина до нее додумалась. Но потом подумала, что это самый подходящий вариант. Да, люди Нинку будут судить, даже не за то, что нагуляла, а то, что с животом приехала к Клавдии, не постеснялась. Вот такая нахалка и бесстыжая. Ох только.
- Ты погоди. Пока ничего про ребенка никому говорить не будем. Вроде как и нет ее у нас. Молока у меня все равно нет. На работу буду ходить, как ни в чем не бывало. А там уж посмотрим. Самим нам надо все обдумать хорошенько.
В окошко застучали. Нина выглянула, возле завалинки стоял бригадир, велел Клавдию позвать.
– Клавка, ты чего на работу второй день носу не кажешь?
- Захворала я Петрович. Живот прихватило. У меня, и у Нинки да и у парнишки. До ветру только успеваем бегать. Какая уж работа. Ноги чуть таскаю. Завтра тоже не пойду. Сил никаких нет. Ты не переживай. Знаешь, что наверстаю все.
Иван Петрович отнесся к ее словам с пониманием. Да как животы болеть не будут. Почитай одной травой сейчас питаются люди. Не одна она животом мается. Хотел было сказать, чтоб в медпункт к фельдшерице сходила, да передумал. Толку то. Лекарств у той все равно никаких нет. Ничем не поможет.
- Ладно, Клавдия, лечись давай. Скорее только выздоравливай. Что то все бабы у меня, как с ума посходили. Все хворают, работать совсем некому. Обрадовались, что поблажку дали.
Но говорил он уже это так, для порядка. Как-никак начальник. Работы сейчас поменьше. Отсеялись, отсажались. До сенокоса можно и передышку дать. А уж после сенокоса опять впрягаться надо. Жатва начнется. По-прежнему все на бабах держится. Техники в этом году опять никакой не дали.
Прошел месяц. Женщины успешно скрывали ото всех новую жительницу деревни. Да и скрывать то особо ее не приходилось. Лежала она себе на печи целыми днями. Реветь так и не научилась. Если есть захочет, кряхтеть начинает. Так и кормили ее молоком разбавленным. Клавдия постепенно свыклась, что дочка у нее. Днем на работе, а спать ночью с ней вместе на печь забирается. И кормить ночью встает она.
Как то раз Руфа пришла, звала в лес по ягоды. Земляника манила , но Нина отказалась. Сказала, что в огороде дел много, не успевает.
- Ну как знаешь, время сейчас самое ягодное, Я такие места знаю, красным красно. Только собирать да сушить на зиму. Или продавать на станцию. Я уж ходила раз. Люди с поезда прямо с руками оторвать готовы, сколько скажешь, за столько и берут, не торгуются.
Хотелось Нине в лес. Васятку бы накормить ягодой досыта. Да и на зиму насушить. Плохо ли зимой с чаем. Но не хотела она, чтоб Руфа лишний раз ее видела. Заметит ведь, что она как тростина, никакого даже намека на живот нет. А она совсем уж настроилась выдать себя за мать малютки. За этот месяц так Нина приросла к ней, что порой вдруг понимала, что о Васятке меньше думает, чем об этой крохе.
- Мама, надо нам все таки записать девчонку. А то живет до сих пор без имени. Не по людски это. Хватит ее скрывать. Руфка пришла, так я не знала, как ее из избы вытолкать, чтоб ненароком не увидела.
- Ох, Нина, боюсь я. Как бы худа не было.
- Ну тогда сама признавайся, что родила, мол, люди добрые я от Егорки. Простите меня. Думаешь простят. Я вон на Руфу смотрю. Ведь ничего она не сделала. Девка как девка. А молва да людские сплетни и выдумки ей всю жизнь испортили. Живет в деревне, а вокруг нее вроде пусто, никого нет. Шарахаются все от нее. Думаешь с тобой лучше будет.
Клавдия сидела и думала. Как хорошо, что Нина тут с ней рядом. Такая благоразумная. Ее поддерживает. А ей и боязно, и ведь сколько не тяни, а надо что то делать. И она решилась. Согласилась с Ниной.
Вечером Клавдия взяла Васятку за ручку и отправились они к Настасье за молоком. Как всегда там на бревнышках сидели бабы, судачили обо всем. Клавдия села с ними рядышком.
- Клавка, ты что вроде как сама не своя. Сноха то где? Она ведь всегда ходит сюда. Уж не захворала ли.
- Ох, бабоньки, не хотела говорить, да все равно ведь узнаете. Родила вчера Нинка то ночью. Я и не пойму чего она волозится. А она вон что. Ребенчишко то раньше времени родился. Девчонка махонькая. То ли жива будет, то ли нет. Уж больно мала.
Услышав такую новость, бабы закидали Клавдию вопросами. Как это она не заметила, что сноха то беременная. Тут уж Клапвдия дала волю фантазии. Рассказала, что утягивалась сноха все время. Да и срок то у нее еще маленький был. Думала, что уедет осенью, никто и не заметит. А тут вон как получилось. Она все животом маялась. Говорила, что желудок ее траву не принимает. Может и скинула из за этого. Расслабилось там все у нее. А ребеночек то хвать живой получился.
Женщины охали, вспоминали разные похожие случаи, жалели Клавдию и ругали непутевую Нину. Но Клавдия тут заступилась за нее.
- А чего ругать то ее. Может мужик там в городе у нее. Я ведь не спрашивала. Подумать не могла. Я не сержусь. Она вон мне какого Васятку родила. Жила я бобылкой, а теперь внучок у меня есть. Да и сноха какая никакая. Она мне слова плохого не сказала за все время. Чего мне на нее сердиться. А что еще родила, так молодая ведь.
Женщины опять обсудили внешность Нины, поудивлялись, кто на нее позарился. Девок то кругом пруд пруди, только выбирай. Тут уж Клавдия по настоящему рассердилась и встала на ее защиту.
- Вы ведь помните моего Васеньку. Знаете, как девки за ним бегали. А он вот ее выбрал. Значит есть в ней то, что мужиков притягивает. Не понимаете вы ничего.
Настасья между тем подоила корову, вынесла молоко. Клавдия рассчиталась с ней, забрала крынку и молча ушла. Она была довольна. Миссию свою выполнила. Завтра вся деревня будет знать, что Нина родила. А потом они сходят в сельсовет и запишут дочку.