Жаркий, накаленный сентябрь обещал богатый урожай. Председатель на своем "Газике" объехал поля. Ох, хороша пшеничка уродилась. Лишь бы успеть убрать до дождей. Павла дома было не застать. Иногда приходилось даже ночевать на полевом стане. Но тот сентябрьский день он запомнил на всю жизнь. Был уже вечер, но работа не прекращалась. Павел подвел свой «ЗиЛ» под комбайн, которым управлял Борька Шевченко.
Бункер мигом до краев наполнился зерном. Борька выскочил из кабины, махнул Павлу, чтобы тот отъехал в сторону края поля. Как-то воровато оглядываясь, бежал к машине на своих полусогнутых ножках. Вскочив на подножку, зашептал на ухо Павлу.
- Слушай друг. Дело есть. - Я тут недавно бабку Ульяну встретил. Намекала мне что, мол, купила бы зерна. Много. Курей кормить. Ты, это, сейчас поедешь, скинь зерно в котлован. А я мигом обернусь и засыплю тебе снова сполна.
Павел отшатнулся от Борьки. Завел мотор, словно хотел рвануть машину на ходу. Чтобы сбросить с подножки того, кто предлагал ему подсудное дело.
- Ну, ты чего?
Борька смотрел наглыми глазами.
- Отказываешься? А ты не забыл что у тебя теперь три рта в доме? Их одевать, кормить надо. А тут дело верное. Ночью зерно соберем и к бабке перетаскаем. Денежки все по-честному разделим. Ну?
Павел был в растерянности. Денег действительно не хватало. Девчонки росли так быстро. Внутренний голос шептал, что этого делать не стоит. Но Борька не отступался, дышал в лицо махоркой и шептал:
- Ну, ты мужик или нет?
Потом спрыгнул с подножки, махнул рукой.
- Ну и сиди, блюди свою честность. А я другого кого найду, кто не откажется.
И Борька зашагал к своему комбайну.
- Подожди!
Павлу казалось, что он произнес эти слова тихо и Борька их не услышал. Однако тот лихо повернулся и в три шага снова оказался на подножке.
- Значит договорились!
Никто уже и не помнит, откуда взялся этот котлован. Кто его вырыл и зачем. Со временем он зарос по краям ольхой и ивняком. Весной котлован наполнялся талой водой. А летом высыхал и зарастал травой так, что можно было спустится вниз.
Павел, подъехав, аккуратно ссыпал зерно на плотный, травяной выступ. На поле он специально выехал с другой стороны. Противно тряслись руки.
- Может отказаться?
Но зерно, то уже высыпал. Он сделал еще два рейса, и только успел поставить машину как откуда-то, будто из-под земли выскочил Борька. В руках у него были пустые мешки. - Вот уж точно, как сатана - подумал Павел.
Уже совсем стемнело. Борька матерясь, в темноте насыпал зерно. Павел принимал их сверху и оттаскивал рядом в лесок. Складывал рядышком. Когда все мешки были уложены, Борька забросал их ветками и жухлой травой. Ночью на тачке они перевезли рожь к Борьке домой. На следующий день тот подал Павлу купюры.
- Держи! Купишь Ксеньке сапоги!
На душе было мерзко и гадко. Павел утешал себя тем что все тащат, а ему действительно нужно содержать семью. Но легче становилось ненадолго. Деньги он держал при себе. Но спустя неделю отдал их Ксении.
- Вот. Премия.
Жена как будто ничего не заметила, убрала деньги в шкаф. А на следующий день в дом Колосовых пришла бригадир с председателем.
Дед Лычков в деревне слыл мастером. Он делал корзины, оплетал задки у саней. В тот день он со своей собакой Найдой, как всегда, отправился за прутом. Погода стояла ясная, ничего не нарушало осеннюю тишину. Разве что сухой лист сорвется. Найда бежала впереди, обнюхивая каждый кустик. Вот впереди котлован. И вдруг собака встала в стойку и зарычала.
- Что такое? - подумал старик.
- Неужели змея? Он палкой стал шерстить траву, отпугивая невидимого зверя.
Постепенно старик с собакой поравнялись с котлованом, Найда осторожно заглянула вниз и залаяла. Посмотрев вниз, старик увидел целую свору полевых мышей, которые копошились на рассыпанном зерне. И от котлована до лесочка, всюду было рассыпано зерно. Дед вернулся в деревню и все рассказал председателю. Найда по запаху привела к дому Борьки. Тот сначала все отрицал, упирался. Но потом рассказал, все как было. У бабки Ульяны произвели обыск, и мешки с зерном были найдены в амбаре.
Самое отвратительное было то, что судили виновных прямо в деревенском клубе на глазах у односельчан. Он Павел лучший, безупречный водитель - вор. Родители и Ксения поймут. А а вот поймут ли остальные ...
Кто-то с трудом верил в происходящее. Павел опустил низко голову, заслушивая приговор. Более трехсот килограммов социалистической собственности похищено. Учитывая то обстоятельство, что Павел свою вину признал полностью. Наличие троих малолетних детей. Суд приговорил Павла к одному году исправительно - трудовых работ. Борька получил полтора года.
Анисимов Арсений Глебович работал начальником исправительного учреждения с самого начала его существования. Майор. Он за эти годы много повидал разного контингента. От деловых до блатных. С удивлением и каким-то особым чувством уважения он всегда наблюдал за Павлом. Читал его дело.
- Что могло побудить этого парня согласиться на кражу? Не корысть, это точно. Трое маленьких детей. Скорее всего, хотел, таким образом, семье «помочь» Ну а в результате получилось то, что получилось.
В один из дней он распорядился пригласить заключенного Колосова к себе в кабинет. Павел вошел, устало стоял у стены, сложив руки за спиной.
- Присаживайтесь Павел Владимирович. Я хочу поговорить с вами.
Майор снял китель и повесил его на спинку стула. Отвинтил крышку термоса, налил в нее ароматный кофе. На пергаментной бумаге разложил бутерброды. Пододвинул Павлу крышку с кофе.
- Пейте кофе. Ешьте.
Чтобы Павел не чувствовал неловкости, налил кофе себе, и взял бутерброд.
- Вы у нас уже семь месяцев. Хорошо трудитесь. Расскажите мне о себе.
Павел сделал глоток кофе. Он был сладкий и вкусный. Отдавал еще каким-то приятным, незнакомым ароматом. Арсений Глебович заметил.
- Корица ... Жена сама заваривает мне на работу кофе. И бутерброды готовит. Расскажите мне, как у вас дома?
Павел отложил хлеб в сторону, отпил кофе.
- Хорошо. Вечера письмо получил. Все здоровы.
Арсений Глебович встал и прошелся по кабинету.
- А товарищи по работе вам пишут?
- Да. Ждут, когда вернусь. Если к августу освобожусь, то сразу на уборочную ...
При этих словах Павел поперхнулся, закашлялся.
Майор положил руки поверх кителя, провел ладонями по погонам.
-Павел Владимирович, вот вы, наверное, думаете, что этот начальник прицепился. Все выспрашивает, всем интересуется. Вы знаете, я никогда и никому не говорил того что скажу вам. Я ведь тоже в жизни оступился однажды.
Моя мать умерла, когда мне было десять лет. Остался я с отцом и старой бабкой. Отец вскоре женился, в доме появилась мачеха. Оба не прочь были выпить. Однажды после ссоры, отец выскочил на улицу. Пристал к какой-то пьяной компании, завязалась драка. Отца зарезали. Мачеха ушла искать лучшей жизни. Остались мы вдвоем с бабкой. Есть было не чего. И тогда я стал воровать еду. В основном хлеб. Ждал у магазина хлебовозку. И как только грузчик отворачивался, чтобы поставить лоток, я хватал буханку черного хлеба, а если повезет то и булку.
Потом бежал что есть силы. Сначала петлял как заяц по дворам, и только убедившись, что за мной не гонятся, шел домой. В один прекрасный день, неожиданно меня за руку схватил милиционер. Детская колония, которую я запомнил на всю жизнь. А самый главный урок, что я выучил наизусть - не воровать! Пусть и в вашей жизни этот урок будет последним.
Когда Павел ушел в отряд, Арсений Глебович долго смотрел в окно. В февральских сумерках таял день. Дома уже ждет Соня. Жена. И внуку Ильюшке обещал помочь с поделкой аэроплана. Потом повернулся, сел за стол, снял трубку телефона.
- Константин Ярославович? Здравствуй. Да, спасибо, все здоровы. Передам. Слушай, я тебе звоню по поводу заключенного Колосова. Да, тот самый. Хороший парень, работает отлично. Может, есть основание сократить срок? Все-таки трое детей дома. Да и парень осознал. Либерализм говоришь ... ну пусть будет.
Через неделю Арсений Глебович вновь вызвал Павла.
- Ну, вот Павел Владимирович. Уборочная еще не скоро, а вот к пахоте вы как раз будете готовы. Вы свободны. Поезжайте домой. К семье. И всегда помните наш разговор.
Глаза Павла заволокло слезой. Но это только миг. Он пожал руку начальнику.
- Спасибо Арсений Глебович. Я буду помнить.
В середине марта неожиданно валом повалил снег. Ксения за всю жизнь не видела столько снега. Казалось, небо нахмурилось навсегда. Она развешивала бельё во дворе. Из-за натоптанного снега веревка висела так низко, что бельё касалось тропинки. Ксения пошла в амбар поискать какой-нибудь батог, чтобы подставить под веревку и тут услышала, как истошно завизжал пес Барон. Щелкнул отскочивший от цепи карабин. Ксения с батогом выскочила из амбара, и тут же отшатнулась обратно к стене. У калитки стоял Павел.
Барон прыгал ему на грудь, стараясь лизнуть в нос. А с крыльца уже семенил навстречу Владимир Кириллович.
- Сынок, вернулся!
Через неделю после того как Павел приехал, они вместе с отцом откидывали навоз у коровы. Подошел председатель, поздоровался.
- Что-то не заходишь ко мне.
Павел отложил вилы в сторону.
- Да вот я как раз собирался на этой неделе.
Председатель вынул из кармана пачку Беломора, закурил.
- Машина твоя в порядке, хоть завтра можно за баранку. Павел опустил глаза.
- Михаил Арсентьевич. Можно я на трактор сяду? Председатель потушил папиросу, помолчал, словно раздумывая, потом ответил:
- Оно конечно. Как раз Саша Соловьев у нас на север подался. За длинным рублем. Вот на его трактор и сядешь. Ладно, Павел. Заходи в правление, что-нибудь придумаем.
Снег сошел, напитанная земля щедро принимала удобрения. С раннего утра и до позднего вечера трактора в поле. Павел топил педаль газа, временами оглядываясь назад. Смотрел, как за плугом разворачиваются, толстые, жирные пласты.
- Хорошо как дома - думал Павел. - Семья, дети вот моё богатство.
Прошло еще три года. В родительском доме стало тесно. Павел отстроил чердак. Вынес оттуда весь хлам, обшил стены тесом. Владимир Кириллович изготовил стол и стулья. Смастерил широкий топчан. Ксения набила матрац свежим сеном и девчонки стали спать на чердаке. Забравшись под широкое, лоскутное одеяло, Любка, оглядевшись на сестер, спрашивает:
- Ну что, какую нынче сказку рассказывать?
Любка иногда забегает к бабке Воронихе. На деревне говорили, что она ведьма. На самом деле Ворониха была добрая. Много сказок знала старушка. Она привечала Любку, угощала чаем с пряниками и рассказывала ей всякие страшилки про домовых, чертей и прочую нечисть. Пряники у Воронихи жесткие, как каменные, Любке порой кажется, что старушка специально их сушит, чтобы собеседник нескоро ушел, а наоборот посидел подольше и послушал. А Любка пряник мочит в горячем чае, откусывает не спеша, слушает и запоминает. Ксении не нравились эти дочкины походы в гости к бабке.
Еще про Ворониху говорили, что в прежнее время к ней ходили женщины желающие избавиться от нежелательного плода. Но это было давно, а сейчас к старушке заглядывают в основном, чтобы снять сглаз с маленького ребенка. Заговорить грыжу или попросить травку от недугов. Когда девчонки были маленькие, и плохо спали, Ксения и сама ходила к Воронихе за снадобьем. Старушка тогда дала Ксении бутылочку, перевязанную чистой тряпицей, и велела давать по ложечке на ночь. Девчонки действительно стали спать спокойнее. В избе у знахарки всегда было чисто. Пестрые половички украшали окрашенный пол, всегда свежие занавески на небольших окнах. А вдоль печки и на стенах висели на веревочках пучки сушеной травы.
Вот лежит Любка, поглядывает хитро на сестер и начинает медленно говорить:
- В чёрном - чёрном городе, есть чёрное - чёрное кладбище. Любка слегка понижает голос и продолжает:
- Однажды, из могилы вылез чёрный - чёрный покойник и пошел в чёрный - чёрный дом на краю деревни.
Любка делает паузу и оглядывает притихших под одеялом сестер. Дальше её голос делается еще тише и загадочнее.
- Чёрный - чёрный покойник открыл дверь в избу и вошел в чёрную - чёрную комнату, где спала маленькая девочка ...
Любка по самый нос забирается под одеяло и переходит на шепот:
- Покойник подходит к кровати и говорит девочке ...
Любка тут резко выскакивает из-под одеяла, рукой хлопает по девчонкам и орет:
- Отдай моё сердце!
Вера и Надя визжат что есть мочи, а Любка смеётся. Тут на крик выбегает в коридор Ксения и грозится дать лупцовки, если девчонки сейчас же не лягут спать.
А спать они не хотят. Как только мать уходит все снова забираются под одеяло. Надюшка дрожащим голосом говорит Любке:
- Люба, а расскажи про радио ...
Тут Верка дергает Надю за косичку.
- Не надо! - Я боюсь.
Любка деловито укрывает всех одеялом, как бы успокаивая. После забирается под одеяло сама и складывает на груди на кусанные комарами руки.
- Ну слушайте.
- Жила была в одной деревне девочка. Вот однажды пошла её мама на работу, а девочке наказала: - Не включай без меня радио! Не послушалась дочка и включила, а радио ей и говорит: - Выключи меня, а то придут зеленые глаза. Девочка снова не послушалась и снова включила радио. А радио снова говорит: - Выключи меня, а то зеленые глаза уже подходят к твоему дому!
Тут Верка начинает дрожать мелкой дрожью. Все уже давно знают окончание этой сказки, но все равно в душе надеются на лучший исход.
А Любка продолжает:
- Не послушалась девочка, не выключила радио, а тут стук в дверь. Девочка открыла дверь, а там уже стояли зеленые глаза. Они вошли и съели девочку.
Наступило молчание. Каждая лежала, и мысленно представляла себе как это могло бы быть. И тут в дверь чердака действительно раздался стук. Вера с неподдельным испугом вдруг прижалась к Наде, а Любка вскочила и побежала к двери.
- Не открывай! - кричит Надя.
Но Любка бесстрашно распахивает дверь за которой стоит улыбающийся отец и с разбегу повисает у него на шее.
В последнее время Варвара стала чувствовать себя хуже. Появилась утомляемость, она быстро уставала. Кружилась голова. Сказывалось и то, что когда-то переболела воспалением лёгких. Да и возраст. Но как это всегда бывает, женщина до последнего не хочет признавать себя, не годной к работе. Уж сколько раз Владимир Кириллович уговаривал жену уйти из доярок, но Варвара даже слушать не хотела. Вот и в этот раз, собираясь на утреннюю дойку, она почувствовала противную, сладковатую тошноту. Руки слабо задрожали.
- Ничего, ничего, сейчас пройдет ...
Варвара присела на порожек. Тут из избы выскочила Надюшка.
- Бабушка, ты чего сидишь?
Варвара вздохнула поглубже. Тошнота стала проходить.
- А ты чего выскочила егоза?
Надюшка смотря на бабушку, прищурила на солнце один глаз.
- Я проводить тебя хочу, можно?
- Можно, только недалеко.
Однако придя на ферму, Варвара вновь почувствовала, как вдруг похолодел и покрылся испариной лоб. Она вытерла влажной тканью вымя у коровы.
- Стой, стой смирно Зорька.
Тугие струи ударили в дно подойника, оно наполнялось молоком, постепенно приглушая звук. Лишь только струя разбивала густую пену. Варвара поднялась со скамеечки и взяла в руки ведро с молоком. Снова закружило в голове. Она прислонилась к стене - сейчас пройдет. Вдруг откуда-то раздался гул, словно над фермой готовился пролететь самолет. Дышать стало трудно.
- Ничего - успокаивала сама себя Варвара.
- Сейчас молоко сдам и выйду на улицу, подышу ...
Темнота в глазах окутала неожиданно, куда-то исчез шум работающих аппаратов ... Варвара медленно сползала спиной по стене. Подойник опрокинулся. Молоко сначала разлилось лужей, а потом белой ниточкой стекало в навозный транспортер.
Очнулась Варвара от запаха лекарств. Она лежала в больничной палате, ничего не понимая, что происходит.
- Гипертония, приступ. Хорошо, что "скорую" вызвали быстро. Слова врача сыпались как горох.
- Лежите, лежите! Вам вредно волноваться! И больше никакой работы на ферме! Вы понимаете?
Варвара тяжело опустилась на подушку.
- Да как же теперь дома то. Без меня ...
Ксения, утром убегая на ферму, оставляла на столе под полотенцем молоко, вареные картошку и яйца. Следом просыпался Владимир Кириллович. Будил девчонок, следил чтобы позавтракали. А потом сам собирался идти шевелить сено. Уходя, строго наказывал:
- Так девки, остаетесь одни. Покуда ваша матка не придет из дому ни шагу! И не шалите.
Только за дедушкой закрывалась дверь, Надюшка командирским голосом повторяла:
- Так, Верка. Ты барыней-то не сиди. Убирай со стола ошурки. А ты Любка пол подмети!
При этих словах глаза у Любки всегда делались огромные. Подметать она страсть как не любила. Да и в обще что-то делать по дому, ей ох как не хочется.
Любка уже смекала, как бы потихоньку смотаться к бабе Воронихе. Пряников погрызть и сказки послушать. Дедушка двери запер, но Любка легко пролезала через щель под домом, там, где курицы неслись. Правда появлялась она вся в перьях и курином помете, но это не беда. Ополоснется у бочки, что стоит под стрехой и только ее и видели. Но пока она берет в руки веник и начинает подметать. Надюшка холодной водой размазывает сажу на чугунке. Любка отложила веник, смотрит на сестру.
- Мама чугуны всегда горячей водой моет! - А давайте ей хорошее дело сделаем! - Всю избу перемоем, только надо воды нагреть.
Вера задумалась.
- А как же мы воду согреем, если печь не топится?
- Я знаю! Любка вытащила из-под опечка четыре кирпича и поставила их на шесток. По два на каждую сторону. Сбегала в сени и принесла березовой коры. Наложила кору между кирпичами.
- Так дедушка делает! - гордо заявила Любка.
- А где серянки возьмешь? - ехидно заявила Верка.
Любка недолго подумала, пошарила в брезентовом плаще в каком обычно дедушка уходил на конюшню и вытащила из кармана коробок со спичками. Молчавшая до этого Надюшка только покачала головой.
- Ох, и попадет же нам!
Но Любка уже не слушала, чиркнула спичка и сухая береста мигом занялась огнем.
С минуту все трое любовались этим таинством. Любка подбросила еще ворох бересты, и только тут сестры заметили, что вся кухня наполнилась дымом. В предвкушении ожидаемого девчонки не догадались выдернуть вьюшку. Любка, поняв, что наделала, хотела прыгнуть в окно, но оно было затянуто марлей. Тогда она цепкими пальцами выдрала марлю и высунувшись в окно громко закричала:
- Помогите!
Валентина возвращалась с колодца с ведрами, когда услышала крик. Она подбежала к дому Колосовых, сначала вытащила Любку, потом Веру с Надей. Кое-как сама пролезла через окно в дом. Открыла тягу, затушила бересту.
Происшествие можно было бы скрыть, но огонь уже успел закоптить белоснежные края печурки. Да и запах дыма успел уже въесться. Валентина увела девчонок к себе. Когда Ксения прибежала с фермы, вся троица чинно сидела у Валентины и пила чай. Ксения устало опустилась на лавку.
- Ну поджигатели, признавайтесь. Кому это в голову пришло? Ох, Любка, это точно уж ты учудила.
Девчонки молчали, только было слышно причмокивание.
- А ну марш домой!
Ксения шутливо махнула на них платком, девки убежали.
- Господи, что и делать с ними. Дня не было, чтобы не озоровали. А Паша ещё сына просит.
Валентина смотрела на Ксению.
- Счастливая ты Ксенька. Сразу три. А у меня...
Валя всхлипнула.
- Хоть бы один. Все ровесники женились, а молодежь стороной обходит. Знаешь, как меня в деревне парни зовут за глаза? Глыба. Придется видимо с мамкой век свой доживать.
Ксения присела рядом с Валентиной на лавку, приобняла за плечи.
- Не отчаивайся, и тебя кто-нибудь полюбит. Мало ли вон приезжих ребят на халтуру к нам приезжают. Авось и ты найдешь себе по сердцу.
- Ты так думаешь?
Валентина склонила голову к плечу Ксении. Так и сидели они пока на улице не замычали коровы. Надо было снова бежать на ферму.
К осени Варвару Федоровну выписали из больницы, строго-настрого наказав не переутомляться и ни в коем случае не работать. А тут как раз неожиданно пришла телеграмма от Алены. Наконец-то собрались с мужем приехать в отпуск. Вот тут-то Варвару уже было невозможно отстранить от домашних дел. Все сама! Сама намыла полы, растворила тесто на пироги. Утром поднялась ни свет, ни заря. Истопила печь, напекла целую гору пирогов. Гости приехали к обеду. Алена худенькая, в джинсах ладно обтягивающих фигурку и клетчатой рубашке просунула ладонь через щель в калитке, искала щеколду.
Не нашла. Ухватившись рукой за палисад, одним прыжком перескочила. Варвара сидела у сарайчика, чистила картошку сидя на скамейке, которую специально для нее сделал Владимир Кириллович.
- Мама!
Картошка вывалилась и покатилась по тропинке, за ней бросился котенок Мурзик, но увидев бежавшую навстречу незнакомую женщину, весь сгорбился, распушился и фыркнул.
- Мама, мамочка милая!
Алена прижималась к матери как в детстве. На крыльцо выскочили девчонки. Увидев незнакомых людей, стеснительно жались друг к дружке.
- А это кто тут такие красивые девочки? Мои хорошие!
Алена закружила девчонок в объятиях.
Стол накрыли в саду под старой раскидистой яблоней. Спелые яблоки временами отрывались от веток, тяжело падали на стол и катились куда-то дальше.
- Как же хорошо дома! – вздохнула Алена.
Она уже успела наговориться с отцом и матерью, а теперь помогала Ксении вытирать посуду.
- Погостите подольше – Ксения складывала ложки и вилки. Неожиданно она зажала рот рукой, потом сделала глубокий вздох.
- Что с тобой? - спросила испуганно Алена.
- Не знаю, вдруг сделалось муторно. Я, наверное, объелась рыбой. Той соленой, что вы привезли. Весь обед ела только эту рыбу.
- А ты часом не беременна? Алена спросила так просто, без любопытства, как будто узнавала который час.
- Ну вот. Ты первая кому признаюсь. Ксения покраснела. Даже Павел еще не знает.
- Ксения! - Ты счастливая!
Дни стояли сухие и солнечные. Каждый день Алена с мужем уходили то в лес, то на болото. Приносили по корзине грибов и ягод. Надюшка с Верой к тетке быстро потеряли интерес. Получив в подарок куклы, ими и играли целыми днями. А вот Любке куклы были не интересны. Она утром, как только глаза открывала, сразу же, смотрела, где тетка. Если замечала, что та собирается в лес, живехонько подскакивала и просила:
- Возьми меня с собой?
Алена отшучивалась:
- Маленькая ты. Устанешь быстро и домой захочешь.
А тут муж Алены Владислав решили с Павлом порыбачить. Алена в лес пошла одна.
Не успела она пройти околицу как почувствовала, что сзади кто-то идет. Оглянулась - точно! Любка. Уже одетая в кофту с длинным рукавом и резиновые сапоги. Смотрит словно, умоляет: - Возьми меня! И вот идут они по болоту, след в след, временами мошка облипает лицо, но Любке хоть бы что, терпеливо шагает. Алена далеко не стала заходить, ягод и тут россыпью только собирай. Любка собирает старательно, хочет тетке угодить. А Алена рассказывает Любке, как она бегала на это болото еще маленькой и ничего не боялась.
- Я тоже ничего не боюсь - говорит Любка.
- Каждое место тут знаю, даже с закрытыми глазами - продолжает рассказывать Алена.
- Эх, Любашка! Знаешь, как дома хорошо?
Любка отложила в сторону корзинку с клюквой.
- А мне не нравится дома. Я вырасту в город, уеду.
- А со мной поедешь? - вдруг спросила Алена.
Любка от неожиданности открыла рот.
- Куда?
- К нам. В город Куйбышев.
Любка вдруг живо представила себе как она уезжает с тетей, оставляет тут маму, папу, сестер. И ей почему-то совсем не грустно. И очень хочется уехать. Обратно с болота шли молча. Любка думала, почему тетя, спросила её о поездке. А Алена словно поставила себе цель и уже выполнила её. Мысль увезти с собой Любашку была невыполнимой и одновременно пришедшей как наваждение. Как спасение от многолетней тоски.
В Куйбышеве, после свадьбы, они с Владиком ютились в комнатушке молодежного общежития. Комната была настолько мала, что туда вошла только кровать с металлическими шарами на изголовье, два стула и крохотный стол за которым молодые завтракали и ужинали. А обедали они в столовой станции. Уж, как ни старалась Алена беречься, но беременность все же наступила. В один из вечеров состоялся их с Владиком семейный совет.
- Может ,быть все-таки оставим, ребенка? Алена понимала, что все уже решено. Малыш сейчас ни как не вписывался в их планы, но старалась, до последнего еще верить, что может быть, все обойдется. Не обошлось. Алена сделала аборт. А потом как гром с ясного неба - она больше не сможет иметь ребенка. Сколько слез, она пролила бессонными ночами. А теперь у них огромная квартира, обстановка, но нет главного - детей.
И сейчас в голове засел этот план, попросить брата, что бы отпустили Любку. У Ксении скоро еще ребенок появится, детей поднять надо. А Алена бы дала Любашке все. Образование, и, конечно же, безграничную любовь. Алена шла и думала о том, как начать разговор с Ксенией...
Окончание в следующей части. Часть-1. Часть-2. От души благодарю за лайки, подписки и помощь. Желаю вам, чтобы каждое прожитое мгновение оставалось в памяти в виде светлых, приятных и бесконечно счастливых воспоминаний!