Для высвобождения полезных площадей в эти годы в Гуслицах стали осушать многочисленные болота. Использовали самый простой и дешевый способ мелиорации – открытый дренаж, то есть болото разрезалось на несколько частей глубокими канавами, куда стекали поверхностные и грунтовые воды. На осушенных полях стали сеять различные культуры, но чаще их использовали под пастбища совхозному скоту или для выращивания фуражных культур. Благодаря этому удалось значительно увеличить поголовье КРС. Так, Шатусркий АПК до сих пор использует пастбища, возникшие на месте осушенных болот около деревни Мисцево, общее поголовье КРС составляет более 2000. Свой крупнорогатый скот стал появляться и в личных хозяйствах гусляков, но в целом мелкий скот всегда оставался преобладающим.
Во многом улучшение сельскохозяйственных показателей в сельском хозяйстве в Гуслицах было достигнуто грамотными и не равнодушными действиями местных руководителей совхозов, не все из них были приезжими из города. Большую роль в этой сфере сыграла Андриянова Устинья Григорьевна, которая с 1963 года являлась директором крупнейшего в крае совхоза «Память Ильича». После очередной межрайонной реорганизации ее в 1975 году назначили главным мелиоратором межрайонного образования сельского хозяйства, состоящего из трех районов – Орехово-Зуевского, Павлово-Посадского и Ногинского. Она вела контроль за работой двух мелиоративных станций – Орехово-Зуевской и Ногинской. На реке Вольной ей была устроена большая дамба и водоем, которые местные жители назвали «Устиньиными». Главным инженером проекта был Шульцман Эрик Петрович, строительство началось в 1980 году, площадь водоема составила 59 гектаров, с запасом воды 695 тыс. м. куб., для орошения 300 га пастбища. Однако, на ряду с положительным эффектом, стал возникать и отрицательный.
Кардинальное изменение природных условий заметно ухудшило экологическую обстановку в крае. Осушенные торфяники в засушливые и жаркие годы стали гореть. Экономический ущерб от пожаров впервые ощутили в 1972 году, когда череда непрекращающихся пожаров на торфяниках причинили огромный вред торфодобыче и коммуникациям. Несколько железнодорожных линий были демонтированы, прекратились работы по добыче торфа на большей части ранее разрабатываемых участков, а планируемые разработки новых участков сражу же посчитали бесперспективными. Это повлекло к ликвидации многих «номерных поселков» и демонтажу Егорьевской железнодорожной линии. Нарушение технологии переработки торфа в органическое удобрение привели к тому, что он начинал тлеть даже на газонах от одной брошенной сигареты. К тому же с 1980 года саму Шатурскую ГРЭС постепенно переводили на газовое топливо и с каждым годом торфа требовалось все меньше. Добытое сырье перенаправляли на химические комбинаты для нужд сельского хозяйства.
С этих пор осушенные торфяники стали головной болью не только для Гуслиц, но и для всего Подмосковья. В засушливые годы продукты горения отравляли атмосферу на продолжительное время, местному населению приходилось носить марлевые повязки. Едкий дым доходил и до Москвы, где его воздействие усугублялось при смешении с городским смогом. На тушение торфяных пожаров тратились огромные средства. Непродуманная политика широкомасштабной мелиорации фактически свела всю прибыльность тофодобычи на нет. Администрация терпела убытки. В 1994 году Шатурскую ГРЭС решили полностью перевести на газ, а химические комбинаты к этому времени практически встали. Торф оказался никому не нужен. Вся оставшаяся узкоколейная сеть железных дорог стала разбираться и сдаваться в металлолом.
В 2002 году грянула новая техногенная катастрофа, снова активизировались тлеющие торфяные пожары, которые добили торфяную промышленность края. Последние узкоколейки окончательно встали. Прекратил работу и закрылся Шатурский пункт перегрузки торфа. Материальный ущерб от лесоторфяных пожаров составил около 550 миллионов рублей, а с учетом восстановительных мероприятий ‑ более 1 миллиарда рублей. Проблема воспламенения осушенного торфа не решена до сих пор. Он горит почти каждый год и каждый год пожарные бригады борются с этой бедой. Для гарантированного пролива 1 кв. м торфа необходимо 10 тонн воды, которая не всегда есть под рукой в отдаленных осушенных полях. Последняя экологическая катастрофа в Гуслицах произошла в 2010 году, когда аномальная жара вызвала многочисленные пожары во всей европейской части России. В Подмосковье тогда горело более 120 га площади, под угрозой оказались 67 населенных пунктов. Больше всего горело в Орехово-Зуевском, Егорьевском и Шатурском районе. Пришлось на время полностью эвакуировать население Чистого. Именно в этот год власти приняли Федеральную целевую программу по обводнению торфяников в Подмосковье, разработанную правительством Московской области. Затраты на ее воплощение только в Шатурском районе составляли 4,5 миллиарда рублей, которые вязли из федерального бюджета. То есть, фактически люди пришли к тому, с чего начинали – к восстановлению болот. Оказалось, что лучше было бы болота не трогать, что они имеют огромное экологическое значение. Жаль, что для осознания этой важной мысли пришлось потратить столько времени и сил. А сколько еще сил придется вложить в окончательное решение этой проблемы? Ведь многие осушенные поля, так и остались не тронутыми и торфяники в них до сих пор тлеют. Но часть бывших торфяных разработок действительно затоплены, на космоснимках можно лицезреть многочисленные рукотворные каналы и прямоугольные пруды, занимающие огромные площади и теперь абсолютно заброшенные.
Случались и менее значимые техногенные аварии, о которых, однако, местное население хорошо помнит. Например, в декабре 1978 года на складе гражданской взрывчатки «Взрывпром», находившейся около станции Куровская, произошел мощный взрыв вагона с аммоналом. Были повреждены здания и сооружения, два человека погибли. После этого случая склад был расформирован.
В эти же годы в Гуслицах появляются садовые товарищества – еще одна характерная черта Подмосковья. Старт послевоенному огородничеству был дан постановлением Совета Министров СССР от 24 02.1949 № 807. Но массовое распространение, так называемых СНТ (в советское время просто СТ, некоммерческими они стали только с 1998 года по №66-ФЗ «О садоводческих, огороднических и дачных некоммерческих объединениях граждан»), произошло только в 60-70-е года, да и то ставить на участках жилые дома разрешили лишь при Брежневе. С тех пор в Гуслицах стали появляться дачники, жители Москвы и других городов. Между прочим, до 1986 года под СНТ было запрещено отдавать земли сельскохозяйственного назначения, выделяли обычно разные неудобья Гослесфонда и запаса, поэтому в Гуслицах садовые товарищества были образованы на бывших осушенных болотах, в местах промышленных разработок торфяников. Люди, проживающие на таких участках, испытывали множество неудобств: почвы тут были бедные, грунтовые воды стояли очень высоко, из-за чего плохо рос сад, а дом быстро подгнивал. Даже визуально, проезжая, например, по трассе от деревни Мисцево до деревни Дуброво, можно наблюдать как съезды на СНТ, расположенные по бокам от трассы, ныряют вниз и фактически сравниваются по уровню с близлежащими болотами и прудами.
В последующие годы социальное напряжение между дачниками и местным населением постепенно росло. Особенно конфликтная ситуация сложилась с развалом страны в 80-90-е, когда многие гусляки оказались в критической ситуации, не могли прокормить себя и свои семьи. Снова, как и после войны, выручало личное подсобное хозяйство. В конце 80-х москвичи стали приобретать дачи не только в обособленных и малопригодных для жизни СНТ, но и в обычных деревнях. Контраст в материальном и культурном плане оказался заметным. Поэтому для деревенских характерна была зависть к москвичам, которая к тому же подогревалась присущей гуслякам гордостью и отчуждением. Мои родственники (родители жены) купили полдома в Мисцево еще в далеком 1988 году, тогда они были чуть ли не единственные дачники во всей деревне. Несмотря на то, что люди они были небогатые, им пришлось испытать все прелести колоритного характера гусляков. Ненависть к дачникам основывалась здесь не только на том убеждении, что все москвичи богачи и живут как Пугачева (это убеждении до сих пор очень распространено, чему во многом, как мне кажется, повинно наше телевиденье, где москвичей в различных сериалах показывают исключительно богатыми людьми), но и на религиозной почве. Часто моих родственников презрительно называли «щепотниками» и «попиками». Обидные прозвища еще можно было бы пережить, но дело доходило и до криминала. Не раз на тестя наставляли ружье, не раз грозились убить и сжечь, а в нулевых все-таки подожгли, но Слава Богу пожар потушили вовремя приехавшие пожарники из Куровской. Они, кстати, потом нам рассказали, что в их местности это явление очень частое – соседи особенно часто из-за земельных разногласий поджигали друг друга.
Но, конечно, не все деревенские так себя вели. Причиной такой ненависти часто был алкоголь – общероссийская беда тех лет. Не счесть сколько жизней погубил зеленый змий в Мисцево. В местном клубе после пьяных вечеринок на земле валялись бутылки и шприцы. Сколько убийств было совершенно в опьянении, сколько людей погибло от цирроза печени, от обморожения, от угарного печного газа, просто захлебнувшихся в собственной рвоте… К 1970 году потребление в РСФСР достигло 6,7 л. на человека в год (по оценкам В. Тремла — 12 л.), а к середине 1980-х годов — 11-14 л. Согласно закрытым данным Госкомстата СССР, с 1960 по 1980 гг. алкогольная смертность в СССР возросла на 47%. В середине 1960-х годов от алкогольных отравлений умирало ежегодно примерно 10—15 тыс. жителей РСФСР, в начале 1970-х более 20 тыс. человек, в 1980-м году более 30 тыс. человек, в 1984 этот показатель достиг 38,5 тыс. человек. После развала СССР эти показатели только возросли: в 1995 году 18 л, 2000-2002 гг. – 20 л. При чем потребление алкоголя в моногородах и селах было больше. По данным старшего научного сотрудника Института экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения РАН (Новосибирск) В.С. Тапилиной в моногородах в 2002 году потребление алкоголя достигало 20,6 л на человека, в поселках городского типа – 21,6 л, на селе – 28,8 л на человека.
Наверное, где-то в избах еще доживали свой век благочестивые старушки, иногда я видел их по большим церковным и государственным праздникам на улицах деревни. Но основное население не вызывало никаких ассоциаций с теми легендарными гусляками, которые прославили этот край своими удивительными промыслами, знаменным пением, религиозными диспутами, купечеством, уникальной культурой. Давно сгинули те крестьяне, которые умели писать такие письма: «Вы уж соблаговолите милостиво простить мне мое сие суждение, ежели оно покажется Вам недостойным дум и уст моих, как монашествующего» (взято из переписки отправленных в 30-е годы в лагеря старообрядцев монахов деревни Гридино). Проще было услышать пьяный мат и бессвязные крики. В данном случае я не претендую на объективность и исхожу только из личного опыта. Возможно в других гуслицких деревнях было по-другому.
Стоит ли удивляться? Много лет гусляков отучали от честного труда, от бережного отношения к родной земле, от веры предков, от своей уникальной культуры. Никакой принудительный труд за трудодни или нищенскую зарплату на украденной у кулаков и фабрикантов материальной базе не мог воспитать нормальной трудовой этики. Обобществление труда, да и вообще всех сфер жизни вело к равнодушию, безалаберности, воровству и пьянству. За годы советской власти люди привыкли к государственной заботе, к постоянному планированию сверху без учета местных особенностей. Такое явление получило название «патернализм». Когда же государство рухнуло, наступил не только экономический, но и социальный кризис. Люди уже на ментальном уровне не хотели принимать новые реалии жизни.
Вспоминается автобиографическая повесть писателя-деревенщика Владимира Солоухина «Последняя ступень», где автор разговаривал со своим земляком из родного села. Процитирую:
«— Да, я недавно разговорился с одним. Где тебе лучше жить, спрашиваю, раньше, когда ты хозяйствовал самостоятельно, в единоличном хозяйстве, или теперь в колхозе?
— Теперь, Лексеич, мне не в пример лучше.
— Чем же?
— Так ведь как же? Раньше солнышко еще не вышло, а я уж на полосе, бороную или пашу, или, скажем, жнитво.
— А теперь?
— А теперь я высплюсь, позавтракаю, не торопясь покурю и в восемь часиков на работу. Пока придешь, пока тары-бары, глядишь, обеденный перерыв. Ну, в обед мы с мужиками скинемся, без этого нельзя, разольем на троих. Считай, и весь рабочий день кончился.
— Да много ли сделаете?
— А это уж сколько сделаем. Об этом пусть у председателя голова болит.
Да, народ избалован, но не хорошей жизнью, а возможностью жить, работая кое-как. Пусть он живет кое-как, но и работает кое-как. У народа развились иждивенческие тенденции».
Показательно и то, как стали относится к окружающей среде сами местные жители. Практически все деревни стали обрастать помойками бытового и строительного мусора, более того загаживался не только близлежащий лес, но даже придомовое пространство. На более высоком региональном уровне проблема оказалась весьма схожа. В Орехово-Зуевском районе в 1960-х в Гуслицах было принято решение открыть полигон ТБО, который разместили между Куровским и Заволенье (ТБО Заволенье). Сюда до 2015 года свозили отходы со всего района, на несколько километров стоял жуткий смрад. Примечательно, что фирма, владеющая этой помойкой, называлась «Наш дом». Символично, что наш дом (то есть Гуслицы) превратили в склад бытовых отходов, так районная администрация в реальности относилась к уникальному краю. Долгие годы местные жители жаловались и подавали иски в суд. В 2015 году выяснилось, что свалка была размещена незаконно и была не приспособлена для хранения отходов, земельный участок под ней не оформлен, а предприятие «Наш дом» не имело лицензии, что характерно. Окончательно полигон закрыли по решению суда в 2016 году. В 2018 году планировали снова открыть полигон, но прошли митинги местных жителей против этого решения. В итоге территорию полигона рекультивировали только в 2022 году.
Предыдущие части смотрите в подборке.
