Римма работала в краеведческом музее. Зарплата мизерная, рабочий день бесконечно длинный. Но Римма любила свою работу. Тут она была бесценным сотрудником.
И взяли ее потому, что была она внучкой основателя этого музея – скоропостижно скончавшейся Сарры Дмитриевны Москалевой.
Росла Римма отличницей, умницей и красавицей. Бабушка растворялась в своей внучке, родители которой погибли в экспедиции, когда Римме не было и трёх. Римма к своим двенадцати годам практически владела английским, играла на скрипке и очень любила бабушку Сарру.
Вот только тяжёлая болезнь свалила ее и за пару месяцев унесла.
Тогда очень помогли коллеги по музею и городские власти. Сарру Дмитриевну очень уважали.
Но ее внучка оказалась в приюте, а потом – в детском доме. Каким-то чудесным образом лишилась Римма и квартиры, в которой жили они с бабушкой. О собственности на квартиры тогда и не слышали, и квартира благополучно была отдана другим жильцам.
Оказавшись в атмосфере детдомовской, Римма растерялась. Ее знания английского, умение играть на скрипке только раздражали других.
– Ишь ты! Развыпендривалась!
И Римма решила, что лучше быть, как все детдомовские – она съехала в учебе, отдала кому-то скрипку, и тихо сидела на английском, поражаясь тому, как неправильно говорит их молодая учительница. И, боясь выдать свое поставленное лучшими педагогами произношение, читала медленно, по слогам.
После детдома приехала сюда, потому что тут, в коммуналке, ей дали малюсенькую комнату. В первую очередь отправилась она в музей бабушки, да и осталась там работать.
Сначала мыла полы, даже охраняла, а после стала незаменимым сотрудником. Римма отучилась заочно – получила специальность музейного работника. Вся ее жизнь крутилась вокруг краевых экспонатов, ценностей и музейных мероприятий.
Коммуналку она не любила, задерживалась в музее допоздна.
Не любила не потому, что была она высокомерная чистоплюйка. Просто уж слишком рьяно некоторые лезли в ее личную жизнь, желая ей замужества и жалея, что нет у нее детей.
Угловатая и худощавая Римма так и не встретила свою судьбу. Хоть стукнуло ей уж тридцать лет, и среди тех, с кем встречалась по работе было много мужчин. Но она, как музейный экспонат, застыла где-то между прошлым и будущим – немного старомодная, не имеющая возможности следить за этой самой модой, едва сводящая концы с концами музейная сотрудница.
А соседи много пили, отмечали бесконечные праздники, зазывая и ее, и требовали очередности уборки в загаженных местах общественного пользования. А когда увидели на Римме перчатки, обиделись на нее ещё больше.
– Ишь ты! Брезгует, значит, убирать. Ну, конечно, она же голубых кровей.
Наполнив чайник, она брала со своей полки спички и вдруг обнаруживала пустой коробок, когда вчера ее коробок был полон. В воздухе появлялось неприятное напряжение, соседские мальчишки Котовы хихикали в кулак.
И Римма начала носить спички в комнату, как и всю свою посуду. Готовила варево прямо там, в комнате, а потом выходила, ставила на плиту и стерегла, чтоб не оказалось там слишком солоно.
Римма не злилась. Соседи как соседи. Обычные. Просто коммуналка. Римма соседей терпела, а они терпели ее.
Она понимала – отдельную квартиру ей никогда не получить. Музейных работников, да ещё и безсемейных, даже на очередь не ставили. Так что придется ей терпеть такое соседство... Была, правда, слабая надежда на аварийность дома, но, всего скорей, переселят их в такую же коммуналку. Если переселят когда-нибудь вообще...
Римма не боялась никого. Просто знала по детдомовскому опыту – их не переделаешь, не переубедишь. Лучше – отделиться, спрятаться в свою скорлупу.
И вот – на работе достаточно общительный экскурсовод, дома становилась она замкнутой соседкой.
Однажды летним вечером к высоченной двери их коммуналки подошел маленький армянин. Позвонил по очереди во все звонки на обтесанном их косяке. Вышла в коридор и Римма.
– Здрасьте вам! Мне тут комнату дали.
Оказалось, это новый жилец. Заселялся он в комнату, где совсем недавно жила Тома с дочкой.
– Так, а как же ... – бойкая Нина Петровна, бабушка сорванцов Котовых, развела руками, – А Томка! Приедет же с девчонкой... Как же это?
– Тамара Михайловна Глотова? Так она померла... Вот, у меня и документы все в порядке...
Соседи ахнули:
– Как померла? Молодая ж... А дочка? Нюрка-то ее где? Ведь отец ей не родной... Как же...
Армянин ответов на эти вопросы не знал. Документы его проверили – действительно, комнату он получил по праву. На следующий день пришли туда ремонтники, вынесли вещи, начали стучать, греметь и рушить.
А Римма распереживалась – где же Нюра, если мама ее умерла? Она вышла на кухню, сама завела разговор с соседями и узнала, что Томка собиралась увезти девочку к сестре, которая живёт, вероятно, в деревне Сидорцево, потому что оттуда родом сама Томка.
И в ближайший же выходной Римма направилась в Сидорцево.
Почему? Почему так полюбила она эту девочку? Наверное потому, что была она похожа на нее в детстве. Вот только детство ее было совсем не таким, как благостное детство Риммы с бабушкой. И тоже девочка может оказаться в детдоме, как и она когда-то.
А ещё потому поехала она на поиски, что была по сути своей очень одинока, и это одиночество видела она и в глазах маленькой Нюры.
Доехала благополучно. Можно сказать – получила удовольствие от поездки. Сойдя с автобуса, нужно было пройти сначала через лес, потом по полю. Лес подарил прохладу, а солнечный свет – буйство полевых красок.
Римма никак не могла остановиться в порыве – сходила с дороги, рвала полевые цветы и жалела, что не делала она этого раньше, не выезжала за город.. Как же хорошо ей было здесь, на природе!
Встретила ручей, не удержалась – разулась и пошла по камешкам тихого потока. И казалось, что душа ее набирается сил для чего-то очень хорошего. Она найдет Нюру обязательно, выяснит, как живёт она и будет поддерживать всегда.
Деревянный, с облезлой синей краской дом она нашла быстро. Где раньше жила Тамара Глотова, где сейчас живёт ее сестра, знали все соседи. Вот только грозный пёс не позволил зайти, и она подошла к окнам и покричала.
Но никто не отозвался. Тогда она присела на скамью, благо – пёс успокоился. Вскоре к ней подкатил крупный мальчик на велосипеде.
– Вы чего тут? Из больницы что ли? С мамкой чё? – в глазах испуг.
– Нет-нет, я не из больницы. Я просто... Ты тут живёшь?
– Ну, – пацаненок насупился.
– А тетю Тому Глотову знаешь?
– Да, это тетка моя, – он поднял глаза, – Но она померла уж, нам телегу прислали.
– Да, я знаю. А Нюра не у вас? Дочка ее...
– Дочка... Ага... Знаем мы таких, – вдруг зафыркал пацан и сплюнул в траву некрасиво, по-взрослому, – Воровка она! Всю жизнь нам испортила. У матери золото украла, а у меня кучу денег. Украла и убежала...
– Куда убежала? – Римма растерялась.
– А нам откуда знать! В начале весны ещё.
– Так ведь искали, наверное.
– Я не знаю. Зачем она нам? Убегла и убегла. Одни от нее убытки, – мальчик усаживался на велосипед, собираясь уехать, – А вы не ждите. Мамка в больнице лежит, а я пока у тети Кати.
– А в какой больнице? Что с ней?
– В районной. Где ещё? Дурища! – он уже надавил на педали, поехал, оглянулся, – Хахаль ее избил, в ментовке теперь. Посадят гада.
Римма доехала и до районной больницы. Нашла, где лежит Галина. В палату ее пустили. На Галине не было живого места: лицо синее, рука в гипсе, она лежала в большой общей палате, с катетером из-под одеяла.
– Здравствуйте, – Римме было неловко, – Я так сочувствую Вам. Вы меня не знаете. Я раньше была соседкой Вашей сестры – Томы. Знаю, что она умерла. Я ищу Нюру. Ваш сын сказал, что она убежала весной. Простите, если суюсь не в свои дела, но...
– Жаль девчонку, – перебила ее Галина, глядя куда-то мимо нее.
– Жаль?
– Ага. Я вот тут лежу, все думаю... Бог что ли меня наказывает? – она посмотрела на Римму, как будто Римма могла дать ответ на этот вопрос.
– С Нюрой что-то случилось? – спросила Римма.
Галина вернулась в реальность, взгляд из затуманенного стал обычным.
– Да не знаю я. Сказала тогда соседям, чтоб не слушали Витьку... Он ведь разболтал всем, что убежала она, а меня Председатель уж предупреждал. Вот и сказала я всем, что мать ее забрала. Она у нас ведь так жила – в гостях типа, не оформлена никак. Кстати, свидетельство рождения ее там у нас осталось. Коль искать будете ее, так возьмите, Витька знает где.
– Так, а где ж ее искать?
– Да я думала уж в ментовку пойти, но... В общем, побоялась. Славик этот ещё постарался... Козел! Посмотрите что он со мной сделал! Теперь пусть отвечает, садист поганый!
– А с Нюрой...с Нюрой он тоже?
– Да нет... Но ... в общем, вовремя она убегла. Правильно, наверное...
Римма уже выходила из палаты, когда Галина окликнула ее:
– А... и ещё. Имейте в виду – она не говорила, онемела, вроде как.
– Что? Как онемела? Она же...
– Ну, так! – уже нервничала Галина, – Почём мне знать! Мычала только...
У Риммы похолодели руки, хоть на улице было жарко. Господи, что ж перенесла тут девочка!
Она вернулась в Сидорцево, прихватила свидетельство Нюры, открыла его – Анна Николаевна Глотова. Глядя на кривые буквы, пообещала:
– Я найду тебя, Анна! Вот увидишь – найду.
А в мыслях – "коль жива".
И Римма, хоть и устала очень, направилась в районное отделение милиции, ей подсказали, где оно находится.
– Я хочу заявить о пропаже человека, – Римма спешила, как будто Нюра пропала только что, а не в начале весны.
Дежурный лениво поднял на нее глаза. Казалось, о пропаже людей заявляют у них ежедневно.
– Вы слышите? Ребенок пропал.
– Следить надо за детьми, дамочка. Чего Вы раскричались?
Римма даже и не заметила, что говорит громко. Как снежный ком накатывала на нее тревога, и пока ехала она сюда, этот ком стал гигантским.
Она вдохнула и сказала уже спокойнее.
– Я хочу написать заявление о пропаже ребенка.
– Где потеряли? – дежурный доставал бумагу.
– Я не теряла. Девочка просто ушла от тетки, понимаете? Убежала.
– Вы ей кто?
– Кому? А девочке... Я – соседка.
– А родители где? Они должны заявление писать о пропаже. У посторонних не примем.
– Какие родители? Какие... Я ... Вы не поймёте. Мать девочки умерла, а дочка даже не знала. Мать увезла ее к тётке... Вы не имеете права! – видимо от усталости нервы Риммы сдавали, – Человек пропал... Ребенок... Я буду жаловаться Главе района, он знает меня. А ну, дайте мне бумагу!
Такой Римма не была никогда. Если б кто-то сказал ей ещё вчера, что она будет рваться в дежурку милиции, повышать голос – она бы не поверила.
– Что тут у тебя, Иван Палыч? – раздалось сзади.
– Да вот... , – махнул дежурный на Римму, – Разберись, Дим, а... Будь так добр. А то я ничего не пойму. Говорит, ребенок пропал.
– Капитан Мазур, – представился тот Римме, – Пойдемте.
Капитан был среднего роста, худощавый и молодой. Римме даже показалось, что он слишком несерьёзен для такого дела, как пропажа ребенка. Ей бы с кем посолиднее поговорить.
– Мне бы начальство Ваше, – говорила она, идя следом.
– Сначала мне расскажете, – спокойно ответил капитан.
Они зашли в просторный прохладный пустой кабинет. На двери Римма прочла табличку "Следователь капитан Мазур Дмитрий Алексеевич"
Римма долго и немного сбивчиво объясняла ему ситуацию.
– Галина такая избитая, Вы не представляете. Я подумала, а что если уж ... Если... В общем, а вдруг убили они девочку! Я чего только не передумала, мне так страшно..., – Римма расплакалась.
Капитан налил ей воды, поднес стакан, сел рядом.
– Сейчас напишете все. А я пока сводки проверю. Не плачьте. Мы будем искать Вашу девочку.
– А да... Возможно, она не смогла назвать свое имя. Галина сказала, что она онемела, – произнеся это Римма опять зарыдала. Что-то совсем она расклеилась. Давно так много не плакала.
– Как это – онемела?
– Ох, я не знаю.
Он дал ей бумагу и оставил одну, а сам вышел. Римма писала, хлюпая носом. Этот следователь уже почему-то внушал доверие. Хоть бы помог...
Его не было очень долго. Римма уже устала ждать, выглядывала в коридор, волновалась. Наконец, он вернулся. И лицо довольное.
– Посмотрите, не похожа? – он сунул ей фотокарточку.
Римма взяла фото в руки – испуганным взглядом смотрела на нее худая Нюра с синими подглазинами. Римма схватилась за грудь, присела, подняла глаза на капитана и кивнула.
Он улыбнулся.
– Ну вот и нашли. Поехали...
– Куда?
– В приют. Тут не очень далеко, полчаса езды.
Римма схватила сумку. Она была готова. Внизу их уже ждал милицейский УАЗик.
А по дороге он уж рассказал, что родителей девочки искали, писали даже в местную газету о том, что нашелся ребенок, потому что сама девочка не говорила. Но дело не было закрыто до сих пор, поэтому местонахождение ребенка в милиции известно. И приход Риммы – считай, очередное раскрытие.
В коридорах приюта пахло гороховым супом. Где-то звенела посуда, капитан поймал бегущего ребенка за рукав, спросил, где кабинет директора.
Но кабинет был закрыт, и они пошли на звуки – в столовую. Тут-то и нашли всех: детей, воспитателей и директрису. Римма оглядела зал столовой и вдруг встретилась глазами с Нюрой.
Нюра проглотила воздух, а вместе с ним и первый слог имени Римма. Она вдруг выдохнула довольно громко:
– ...ма, – а потом опять, – ... ма! – встала из-за стола и бросилась к Римме.
Римма кинулась навстречу ей, обнимая, целуя, утирая детские слезы.
– ат ат има, ат ат има, – твердила девочка.
– Заговорила, – тихо произнесла одна из сотрудниц, – Ты смотри, Ира говорит! Вы ей мама что ли?
А Римма все обнимала девочку.
– Нюрочка! Не бойся, девочка моя. Всё успокоится. Не бойся.
Римме не хотелось отпускать Нюру, но пришлось на время расстаться.
– Ты кушай, а я приду скоро. Я вернусь, ты слышишь?
Нюра кивала, возвращаясь к столу, оглядываясь на Римму.
В кабинете директора они долго беседовали с сотрудницами приюта. Нюра попала к ним из больницы уже с именем – Ира. С ее делом они знакомы. Нашел девочку на остановке студент. Парень и привел ее в больницу. А там сразу обнаружились истязания – на спине борозды от ремня, прожженная сигаретой ладошка, уже воспаленная, множественные гематомы.
С девочкой работал психолог – но она не говорила, и на имя Ира, вроде как кивнула. Так ее и записали – Ира. С собой у Нюры-Иры были небольшие денежные средства, минимум одежды и фонарик. Уголовное дело было открыто. Даже студент, приведший ее в больницу, был под подозрением.
Пока Нюра вынужденно находилась тут, в приюте, в детдом ее не переводили.
– Скажите, а я могу ее забрать? Я... Я живу в городе, – спросила Римма.
Оказалось, что забрать Нюру просто так нельзя. Статус ее вообще не определен, да и Римма ей не является родственницей.
Все очень рады были, что теперь понятно – кто такая Ирочка, и даже есть у нее свидетельство о рождении. Правда, в строке "отец" – прочерк. Тот мужчина, которого Римма считала папой Нюры, по всей видимости, был просто сожителем ее матери.
– Я останусь тут, останусь. Я не могу ее сейчас оставить, – говорила Римма Дмитрию.
– Не вижу смысла. Воспитатели тут вон какие, сами видели – хорошие. А если Вы ее реально забрать хотите, надо действовать. Вам нужно собирать документы для опеки – характеристики, справки... Чего у вас там с жилищными условиями?
– Коммуналка. Мы ж вот в одной квартире с Нюриной мамой и жили...
– Плохо. А хоть замужем Вы?
– Нет. А что это так важно?
– Всё сейчас важно. Если б жилье было, если б семья... Но пока рано об этом говорить, ещё и дело по девочке не закрыто. А вы подумайте, как жилищные условия изменить на лучшие и замуж выйти. А лучше замуж выйти за жилищные условия, – шутил он.
Нюра никак не хотела отпускать Римму, прижалась всем тельцем, тихо шептала на ухо – Имма, Имма... Римма старательно сдерживала слезы и говорила, и говорила ...
– Я буду приезжать к тебе по воскресеньям, буду обязательно. Я б тебя забрала, но мне нельзя пока. Нельзя. Нюрочка, потерпи. Я изо всех сил буду стараться забрать тебя.
Теперь они с капитаном Мазур созванивались часто. Римма сидела перед телефоном на работе, гипнотизировала его глазами, и в конце концов набирала межгород. Вскоре гипноз стал действовать – раздавался звонок от капитана. Римма хватала трубку...
– Ну что?
– Прибавят сроку этому садисту. Мало сожительницу избил, так ещё и... Носит же земля ... В общем, Римма, не волнуйтесь. Документы по Нюре оформляются. Смерть матери подтвердилась, так что девочка – сирота по статусу. Для Вас это хорошо.
– Ох, спасибо, Дмитрий. Как бы мы без Вас... А Нюра всё лучше говорит, представляете. Там хороший специалист, в приюте. Приезжает к ним из области, занимается с ней. А я... Знаете, я квартиру нашла там рядом. Теперь приезжаю в воскресенье и остаюсь на понедельник. Музей наш закрыт по понедельникам, вот я и... В общем, мы тоже много говорим с ней, и все лучше и лучше... Только психолог просила тему о жизни в доме тетки не затрагивать, мы и не говорим об этом, о другом болтаем. Мне разрешили на день ее забирать, только на ночь привожу. А я мечтаю – вот бы на море ее свозить. Но пока не получится...
– Римма, Вы такая молодец! Спасибо Вам!
– Господи, за что? – удивлялась Римма.
– За то, что возвращаете веру в добро. А то, знаете ли, работа наша как-то ожесточает. Порой кажется, что весь мир – одни нелюди.
– Ну что Вы, Дмитрий, нас, хороших людей, куда больше, – улыбалась Римма, а потом вздыхала, – Вот только удочерить мне ее, наверное, не судьба. Моей мечте не суждено сбыться. Я узнавала – жилье нужно отдельное, условия, а у меня... Да и не замужем...
– Все решаемо, Римма. Только время нужно, потерпите чуток.
Римма расцвела. Ушли голубоватые тени из-под глаз. Даже старая коллега по работе заметила:
– Я боялась, Риммочка, что поездки эти к чужой девочке на такую даль вымотают Вас. А смотрю – похорошели. Эти прогулки оказались Вам на пользу. Вон – порозовели щеки.
Римма, и правда, ездила к Нюре с удовольствием. Есть человечек в этом мире, который любит ее, ждёт, смотрит в окно, несётся со всех ног по коридору и крепко обнимает за пояс. Рассматривает подарки – глаза горят.
Она сняла комнату в частном доме у приятной одинокой старушки, и та встречала ее с Нюрой оладушками. Эти два дня гуляли они по селу, ходили в местный магазин, собирали землянику на опушке леса, и просто сидели на скамье теплыми вечерами. Римма обнимала Нюру, рассказывала ей разные истории.
– Но была Машенька совсем бедной, не было у нее золота и серебра, не было богатства..., – рассказывала таким вот вечером Римма очередную сказку.
– Она невезучая была, да? – спросила Нюра.
– Ну, почему ты так считаешь?
– Баба Клава говорила, что если нет богатства, будешь невезучая.
– Ну, вот я тебя повстречала, а у меня нет богатства. Но мне кажется, что я очень везучая, потому что у меня есть ты.
– И я везучая?
– Конечно. Ведь у тебя есть я.
– А у меня тайна есть – богатство, золото, да....
– Золото? Покажешь? – Римма говорила шепотом, тайна же...
Она была уверена, что это типичная детская тайна – припрятанные где-то в тайниках приюта дешёвые безделушки, коих и у нее в детстве было много, – Покажешь? Я никому-никому, зуб даю.
– Они далеко – во дворе у тети Гали. Я закопала коробку.
– Ясно. Ну, туда и правда далеко ехать, – Римма помнила, что тему жизни у тетки психолог просила пока не затрагивать, – Пусть уж там и остаётся.
– Лучше б ты забрала. А то Витька найдет...
– Ну, ты же хорошо спрятала, не найдет, – успокаивала Римма.
– Хорошо. Баба Клава ругалась, что тряпка там торчала, и я опять яму копала глубокую. Я старательно спрятала.
– Баба Клава? Она знала эту твою тайну? – Римма заинтересовалась. Что-то было тут не так, не похоже на тайну детскую.
– Так это ее коробка. Она мне дала. И закопать велела.
– А что там внутри? Ты видела?
И Нюра подробно рассказала о том, как нашла коробку в шкафу, как не могла оторвать доску, как ругалась баба Клава. И о том, что лежало внутри тоже, и о том, что баба Клава часть вещей оставила. А потом о том, как закапывала она коробку.
И лишь когда дошла она до рассказа, как хотела узнать об этой коробке тетя Галя и ее хахаль, когда начала заикаться, Римма опомнилась, остановила ее, обняла крепко.
– Хватит, Нюр, хватит. Теперь я все поняла. Поняла. Можешь и не рассказывать. Я тебя очень люблю, и никогда никому не позволю больше тебя обижать. А коробку эту я поищу... Обещаю, поищу... Баба ж Клава тебе ее оставила, значит хотела, чтоб все там принадлежало тебе. Не думай больше об этом, хорошо? Я сама об этом подумаю...
Римма обещала. Но, как известно, порядочность - это ноша, от которой, если она есть, трудно избавиться. И Римме было трудно представить, как копается она скрытно в чужом дворе. Ей уж заранее стало стыдно от одних этих мыслей.
– Дима, нам бы встретиться, поговорить. У меня дело к Вам. Нужна помощь.
В Сидорцево они ехали вместе на старом "Москвиче" Дмитрия.
– Римма, что Вы так волнуетесь? Ничего незаконного мы не делаем.
– И все равно чувствую себя не в своей тарелке.
– Неужели, Вы ни разу ничего в своей жизни не воровали?
– Господи! Конечно, нет. И не собираюсь. Я просто хочу взять то, что принадлежит Нюре.
– Удивительная Вы девушка, Римма. Не перейти ли нам на "ты"?
– Это можно. Тем более, на одно дело идём, вместе баланду хлебать, если что.
– Ох! Где ты таких слов нахваталась? – смеялся Дмитрий.
– А я живу в коммуналке. У нас дядя Петя не так давно "откинулся", дружки к нему приходили. Еле отвадили.
Они запаслись колбасой для пса. Изгородь двора по-прежнему была завалена. Трезор с азартом набросился на колбасу, голодный пес.. Дмитрий постучал в дом. Он подготовился – взял некоторые документы будто бы для беседы. Дверь никто не открыл. Тогда он очень спокойно прошел за дом, в огород.
А Римма наблюдала с улицы, стояла неподалеку. Она покрылась испариной. Чувствовала себя, как будто стояла на шухере при ограблении банка. Но Дмитрий очень скоро появился. Казалось – просто обошел дом. Он зачем-то ещё раз громко постучал в дверь и даже в окно. Но там так никто и не откликнулся.
А когда отъехали, заглянули в большую жестяную коробку. Заглянули, и полезли у обоих глаза на лоб. Дмитрий аж присвистнул.
Римма знала толк в дорогих вещах. Она, конечно, не могла оценить стоимость, но поняла, что золота тут очень и очень много, украшения старинные, возможно, антикварные. А в мешочке ни что иное, как граненые камушки-бриллианты.
А ещё тут были облигации на приличную сумму. Только сложно было оценить их стоимость на сегодняшний день. Возможно – пустышка.
– И что нам с этим делать? – Римма растерялась.
– Рим, как мент должен тебе предложить все это сдать и получить проценты за находку клада. Потому что нет никаких подтверждающих документов, что старушка отдала это девочке. Это, считай, твоя находка. Но...
Дмитрий выруливал по ухабам и молчал.
– Что но...? Ты предлагаешь нарушить закон?
– А что такое закон нынче? Ты знаешь, что часть этих драгоценностей все равно уплывёт, если попадет в руки милиции. Да-да, не смотри на меня так. Сейчас время такое, знаешь ли... Что-то не то творится у нас. Скоро все изменится.
– Так что же делать?
– Ты хочешь, чтоб Нюра была с тобой?
– Ещё как... Ты же знаешь.
– Тогда тебе нужно жилье. И теперь оно в твоих руках. Если, конечно, это настоящие драгоценности.
– Но это не мое. Это Нюрины вещи, ей же оставили...
– Тем более ты не можешь сдать их в ментовку. Но что нужно сейчас девочке, о чем мечтает? Она будет счастлива жить с тобой. А тебе ее не отдадут в коммуналку. Вот и решай... Хочешь скажу прямо, как умею?
– Давай...
– Не будь, дурой, Римм.
Римма была озадачена. В подлинности драгоценностей она не сомневалась. Коробка лежала у нее на коленях, немного даже раздражала. Вот ведь напасть... Она долго думала, молчала почти всю дорогу. Дмитрий тоже молчал, дал время подумать.
– Дим, идея есть. Только мне надо будет в Москву поехать.
– Я с тобой. Только не думай, что я примазываюсь к твоим богатствам. Просто переживаю. Да и отгулы у меня подкопились...
– А дома как объяснишь?
– Командировка... А кому мне объяснять?
– Ох, ты обо мне все знаешь, а я... Я даже не спросила о твоей семье.
– Разведен, – кивнул Дмитрий, глядя на дорогу, – Сыну десять. Живу один. Квартира служебная. Доклад окончен, – он грустно улыбнулся.
***
Однажды в руки Риммы попали очень дорогие иконы. Вернее, потом выяснилось, что они дорогие. Совершенно случайно – местный журналист отправил статью об их музее в областную газету, и эти снимки увидел знаток из Москвы. Так у Риммы появился знакомый московский антиквар – Рудольф Игоревич Роммель.
Он приезжал к ним, и как-то намекал, что если в руки Риммы попадут достойные экспонаты, он будет раз их оценить и выкупить. Предлагал поездить по местным деревушкам, поискать иконы или старинные драгоценности. Но Римма лишь улыбалась в ответ. Она совсем не собиралась ездить на поиски антиквариата по деревням.
И сейчас Римма вспомнила, конечно, о нем.
И уже через неделю они с Дмитрием ехали в поезде на Москву. Римме было немного неловко, что втягивает Диму в свои дела, но она уже поняла – делает он это, потому что она ему нравится. Что уж скрывать – она тоже была влюблена. Жизнь закружила, проблем стало в два раза больше. Настали волнующие события, но ее прежняя скучная жизнь ничуть не манила назад.
– Ох, уж эти космы! – убирала она в купе непослушные волосы в хвост.
– А мне так нравятся эти твои пружинки, – улыбался Дмитрий.
***
Нюрка в эти выходные и ждала и не ждала тетю Римму. Она ее предупредила, что уезжает по работе в Москву. Но Нюра от чего-то все равно ждала.
Утром им показали мультики, потом все ушли на спортплощадку, а она отпросилась в комнату. Лежала и вспоминала.
Вспоминала, как убегала она от тетки.
То припускалась бежать бегом по ночному лесу, тяжело дыша, то шла скорым, торопливым шагом. Ранец она держала в руках, спина ее болела. И только по выходе из ельника, когда открылись постройки, засветились огни освещения, отпустило напряжение. Нюра увидела, где остановка, она найдет ее, а это главное.
Никто и не обратил тогда на нее внимание. Она сидела, скрюченная, в углу на скамье крытой остановки. Потом зашла в автобус, оплатила билет.
– До Киреевки, в школу? – спросил водитель.
Нюра кивнула.
– Чего нечесанная такая? Разве в школу так ездят?
Нюра хорошо помнила домашний адрес. Но сейчас просто рада была ехать хоть куда-нибудь. Сидела прямо, с натянутой спиной.
Две женщины сидели позади ее.
– А я до Ивантеевки поеду, к своим. Серёжка опять заболел, а Людка все только на больничках. Вот и еду...
Теперь Нюра не отставала от этой немолодой женщины. Ивантеевка – городок, где дом Нюры. Пересела с ней в другой автобус, также оплатила билет.
– А ты с кем? – спросила ее кондукторша, но тут ее отвлекли – кто-то лез без билета, и она забыла про Нюру.
Нюра уснула в автобусе. И до самого конца рейса проспала, положив голову на ранец. Спиной к сиденьям прижиматься она не могла – спина болела. Проснулась на автовокзале, ее трепали за плечо.
– Девочка, приехали. А ты с кем?
Нюрка молнией выскочила из автобуса. Ту женщину она потеряла, да и сама совсем заблудилась. Город был не тот. Она не знала это место.
Три дня она прожила на вокзале, покупая пирожки на ту мелочь, которую нашла во дворе тетки. Люди ходили мимо, таскали свои тяжёлые сумки, а Нюра пыталась найти автобус до Ивантеевки. Спросить она не могла, а читать не умела. Она прислушивалась, стоя у кассы, но все ехали не туда.
– Э, я вчера тебя тут видел. Привет, чумазая.
Нюра испугалась, начала уходить от парня, но он догнал ее.
– Постой-ка. Ты с кем тут, красавица? – он взял ее за руку, но она выдернула ладошку. Парень взглянул, ужаснулся – на ладошке гноилась рана. Он привел ее в кафе и смотрел, как девчонка жадно ест котлеты, запивая сладким компотом.
Он-то и привел ее в больницу. А потом Нюру привезли сюда, в этот приют. Страх ещё жил в ней, никак не хотел уходить, и говорить она не могла. И не хотела. Уж очень обижена она была на всех взрослых. Она так и не поняла, как устроен этот мир. Что можно, а что нельзя.
Ей снился один и тот же сон – ей снилась сигарета, смех дядьки и боль. Она просыпалась в уютной комнате приюта от собственного крика. Оказывалось, что она мычала, а не кричала. Вот только мычать она и могла, а говорить – нет.
Заговорила, лишь, когда увидела тетю Римму в столовой приюта, закричала как могла – от испуга, боялась, что она ее сейчас не узнает. Не узнает и уйдет.
Теперь на душе Нюры поселилась теплота. Было ей хорошо и немного тревожно. Она знала, что тетя Римма ни за что ее не обманет, но очень боялась, что с ней что-то случится. И тогда... И тогда Нюре тоже не нужен этот мир. Тетя Римма – ее жизнь. В этом девочка была убеждена.
Она так переживала все это время, пока тети Риммы не было, так ждала ... Она мчалась с лестницы сломя голову, когда увидела в очередную субботу ее во дворе.
Да. Римма и Дмитрий приехали с победой – часть драгоценностей Рудольф Игоревич у них купил. Сумма, которую они везли назад, заставила поволноваться обоих.
– Нюрочка, Нюра, ты чего? Ты плачешь? Ну что ты, что? Неужели ты думала, что я не вернусь? Не бойся, девочка моя. Всё успокоится. Не бойся. Я с тобой.
Римма и сама испугалась такой реакции, и не думала, что Нюра вот так тревожно ее ждёт.
И Римма обещание свое сдержала. Она собрала все, что можно было собрать, прорвалась во все инстанции и купила полдома коттеджного типа со всеми удобствами, какие строились у них в городке именно на продажу. Дмитрий помогал, ускорял процесс.
Вскоре выхлопотала Римма временную опеку.
– Ты смотри, тихоня-то наша богачкой оказалась, – шептались соседи по коммуналке.
А когда приехала она за вещами с милиционером, сделали вывод, что просто жениха нашла богатого. Дядя Петя, напившись, кричал, что все менты – воры и негодяи. Он точно знал.
– Везучая, – завистливо вздыхала Нина Котова, – Не всем так везёт.
И если бы слышала ее сейчас Римма, она бы согласилась. Везучая. Везучая, потому что очень хотела сделать везучей несчастную Нюру – девочку, которая оказалась вообще никому, кроме нее, не нужна.
И Дмитрий на ее пути повстречался именно поэтому. Они очень быстро зарегистрировали брак. И не только потому, что нужно это было для удочерения.
***
Осенью Нюра пошла в школу. С большим букетом цветов, в белом фартуке, с красным портфелем в руке. Она щурилась на солнце и поглядывала туда, где стояли гордые и счастливые мама с папой.
Римма призналась ей недавно, что коробку бабы Клавы они выкопали. И Нюра вспоминала слова старушки о том, что эта коробка сделает ее везучей.
Может, конечно, она и права. Но Нюра была уверена, что везучей ее сделало вовсе не богатство в коробке, а ее новая мама – мама Римма. И немножко ещё новый ее любимый папа Дима.
Любовь – это ли не везение?
Любовь – это ли не богатство?
***
🙏🙏🙏
Пишу для вас