Часть 2.
Часть 1.
Владимир Путин к тому моменту был президентом уже не первый год, но для россиян оставался человеком без харизмы: никто не мог понять, каков он на самом деле. По телевидению президента с придыханием называли «уважаемый Владимир Владимирович», будто это имя запатентовано — что на контрасте с безбашенной эпохой Ельцина было непривычным.
Перед прочтением, пожалуйста, подпишитесь на канал Кино, вино, домино!
Чтобы разгадать, что за магия заставляет людей относиться к новому президенту с таким «лебезением», Максим Кононенко придумал собственного Путина. Он стал сочинять анекдотические истории о Владимире Владимировиче (тм) — потерянном добродушном дядечке, который случайно оказался в президентском кресле и тяготится своей работой.
Проект выстрелил точно в цель: он стал таким популярным, что у него появились подражатели, а политики перед выборами просили политтехнологов сочинить что-то подобное о них самих.
Придуманный Максимом Кононенко персонаж стал чуть ли не реальнее самого президента.
В 2005 году Владимир Владимирович (тм) провел собственную прямую линию, ответив на вопросы интернет-пользователей на сайте. А на следующий день, когда прямую линию провел Владимир Путин, Русская служба Би-би-си взяла у Максима Кононенко интервью о том, какой президент — настоящий или вымышленный — лучше ответил на вопросы россиян.
Кононенко не без удовольствия рассказывал, что Путину носят распечатки избранных мест из «Владимира Владимировича (тм)» и что в администрации президента подхватывают фразы оттуда. Это было объяснимо. Кононенко писал не столько сатиру, сколько добрую сказку, говорит журналист Константин Мильчин:
«Какой-то депутат что-то ляпнет — но выясняется, что этот депутат, как и все, андроид. Приходит Сурков, разбирает его и говорит: “Сбоит машина”.
А Путин — мудрый философ, который со всем этим разбирается. Это была утопия, объяснявшая, что все нормально: только почините всех андроидов, и все будет хорошо».
Пика своей популярности проект достиг в 2005 году, когда сборник лучших историй из «Владимира Владимировича» вышел книгой. Солидный для российского рынка тираж в 25 тысяч экземпляров раскупили подчистую, несмотря на то, что Владислав Сурков, которого Кононенко попросил написать предисловие, отказался.
Впрочем, на отношения Кононенко с Кремлем отказ не повлиял. Будучи главным редактором «Дней.ру», он часто бывал в администрации президента.
Мир кукловодов, стоящих за политическими марионетками, его привлекал: он ходил по коридорам АП «с энтузиазмом первооткрывателя». Как говорит его подруга Мария Баронова, логику Кононенко она понимала так: «Государство уже есть, черт с ним, давайте смиримся с тем, что оно в таком виде,
уж лучше присоединяться к тому злу, которое обладает властью, чем к злу без нее».
«При Ельцине мне не платили денег, я не знал, что будет завтра.
А при Путине я стал знать, что будет через год, через два,
— говорил сам Кононенко. — Я понимаю, что есть, наверное, какие-то проблемы с телевидением, со свободой слова, с правами человека, с судами, — но у меня таких проблем нет. Эти негативные последствия и свойства режима мне не мешают, они где-то там, сбоку».
Инициативы АП, которые людей, относившихся к политике всерьез, отталкивали своим цинизмом, Кононенко, наоборот, привлекали. Уже в 2001 году он напросился в команду российских политтехнологов, которых Кремль отправлял работать на выборах в Верховную Раду Украины: нужно было провести в парламент Социал-демократическую партию Украины, подконтрольную хорошему знакомому Путина Виктору Медведчуку.
Задачей Кононенко было написать мемуары одного из кандидатов, бизнесмена Григория Суркиса: имиджевый ход, который не имел особого значения для кампании, но позволял заработать. Политтехнолог Петр Милосердов, который во время той кампании издавал партийную газету и жил с Кононенко в одной квартире, говорит, что тот производил впечатление человека семейного, домоседа: «Он, насколько я помню, с нами даже не пил. Ему хотелось покоя и денег». Книгу мемуаров, как говорит политтехнолог, так и не издали.
Еще через несколько лет Кононенко согласился баллотироваться в Мосгордуму от карликовой партии «Свободная Россия». Она была нужна администрации президента, чтобы отнять голоса у «Яблока»: по телевизору крутили оплаченные «Свободной Россией» чернушные ролики с лозунгом «Не голосуй за “Яблоко”, оно гнилое».
Всю кампанию вела администрация президента, вспоминает Александр Шмелев. Он в те годы пытался зарегистрировать собственную партию, но в Кремле добро на это не дали — а вместо этого посоветовали ему перейти в «Свободную Россию». Осознав, что партия Кремлю необходима сугубо для собственных нужд, Шмелев со своими соратниками сотрудничать с ней перестал — а Максим Кононенко, напротив, остался и даже вошел в ее руководство.
Главным политтехнологическим подрядчиком Кремля в те годы был Фонд эффективной политики. Его основатель Глеб Павловский, бывший диссидент и философ, ставший политическим идеологом и менеджером, был кумиром Максима Кононенко: он называл Павловского «недосягаемой высотой», человеком, по статьям которого он «учился думать».
Первое время, встречая Павловского на мероприятиях, он страшно завидовал тем, кто подходил и разговаривал с ним, — а сам только наворачивал вокруг своего гуру круги, чтобы не глазеть внаглую. Вскоре они познакомились — и Павловский даже написал предисловие к книге «Владимир Владимирович», описав ее автора как одного из самых значимых создателей «мифа о Путине».
В те годы в России, говорит Иван Давыдов, происходило становление полноценной государственной телевизионной пропаганды. Павловский был одним из тех, кто эту пропаганду строил: он создавал в общественном мнении картину «Путин решает все в стране» — в том числе лично с телеэкрана.
В 2005 году политолог начал вести на НТВ передачу «Реальная политика», основным посылом которой было, по воспоминанию журналиста Ивана Давыдова, то, что «президент велик, безгрешен и ведет нас к процветанию».
Своим творческим партнером Павловский позвал Максима Кононенко: из историй про Владимира Владимировича (тм) политтехнолог решил сделать мультик.
На новом НТВ, откуда уже ушли и команда Евгения Киселева, и Леонид Парфенов, шоу про «Владимира Владимировича» согласились показывать с одним условием: в нем никогда не будет лица президента. Все мультики так и рисовали: в кадре виднелась то спина главного героя, то его плечо.
Кононенко признавался, что во время работы с Павловским «чувствовал себя не то чтобы частью истории — но хотя бы песчинкой, которая перекатывается по дну этой реки истории».
Если Павловский в этой передаче — в пиджаке, в кабинете с приглушенным светом на фоне книжных стеллажей и шахмат — представал «серым кардиналом Кремля», то у Максима Кононенко, носившего футболку с надписью «Цепной пес режима», амплуа было другим.
«Теперь в России есть свой официальный шут. Это я»,
— говорил он.
Путинская стабильность, которая так нравилась публицисту, тогда — во время второго срока президента — воспринималась как что-то конечное. Даже сочинять свои истории Максиму Кононенко уже до смерти надоело, и он ждал, когда от этого бремени его освободит сам президент. Финал для эпоса о Владимире Владимировиче (тм) у публициста был готов заранее. В 2008 году, в последний день второго президентского срока, Кононенко планировал отправить своего персонажа на рыбалку, с которой тот уже не вернется.
На новогодних каникулах — 1 января 2009 года — на сайте vladimir.vladimirovich.ru вдруг перестала работать админка. Оказалось, в ней просто не существовало дат после 2008 года: никто не предполагал, что они понадобятся. Когда выяснилось, что Путин никуда не уходит, Кононенко добавил в настройки сайта даты — с запасом, сразу до 2016 года.
В финале передачи «Школа злословия» на НТВ, куда Максима Кононенко в 2007 году позвали в качестве гостя, одна из ведущих Дуня Смирнова призналась: до интервью она думала, что он — «талантливый самодовольный негодяй». А оказалось, что все совершенно не так.
«Вы, конечно же, — любопытный слоненок, — сказала она ему.
— Вам хочется все время узнать, что крокодил кушает на обед. Берегите нос. То, куда вы хотите, — там крокодил. И иногда на обед он кушает молодых слонят».
«Это же тоже интересный опыт — быть съеденным», — ответил Кононенко.
То, как нас запомнят
7 августа 2005 года на проходной Российской детской клинической больницы в Москве появился неожиданный посетитель — Владимир Путин. Надев, как полагается, голубые пластиковые бахилы, он прошел в отделение, где лежали больные раком дети. За пару часов до его прихода мужчины в костюмах и галстуках — сотрудники ФСО — пронесли в больницу большую коробку. Все думали, что в ней какая-то секретная аппаратура, с которой положено сопровождать президента. Но там оказались блины и сметана.
За два месяца до этого Максим Кононенко прочитал в ЖЖ пост. Москвичка Анна Егорова — волонтерка, которая регулярно сдавала кровь для онкобольных, — рассказывала, как отпраздновала день рождения. Она прогулялась на кораблике по Москве-реке вместе с 10-летним мальчиком Димой Рогачевым, который родился с ней в один день. С Димой она познакомилась в больнице, где сдавала кровь. У него был редкий вид рака: острый миелобластный лейкоз.
Лечиться в Москву Диму за несколько лет до этого отправили врачи в его родной Калужской области. Ехать мальчик не хотел, и врач, чтобы подбодрить его, сказала: «Ну чего ты расстраиваешься. Зато сходишь в Кремль, поешь с Путиным блинов!» Эту историю Дима пересказал Анне Егоровой. Вернувшись домой, она написала пост: «Я вот думаю. Что стоит Владимиру Владимировичу Путину получить немножко грязного пиара и поесть с Димой блинов?»
Кононенко прислал ссылку на этот пост своей знакомой — Наталье Тимаковой, которая тогда работала главой пресс-службы президента. Спустя два месяца Владимир Путин появился на пороге больницы с блинами.
«Тогда вообще было не модно, чтобы президенты приезжали в какие-то там больницы», — вспоминает Екатерина Чистякова, которая волонтерила вместе с Анной Егоровой и присутствовала во время визита Путина. В западных странах благотворительности вовсю содействовали селебрити, но в России некоммерческий сектор был толком не развит — что уж говорить о культуре вокруг него. «Слово “благотворительность” воспринималось как дореволюционное, — описывает Чистякова ситуацию начала 2000-х. — Слово “волонтер” вошло в употребление после того, как мы этими волонтерами стали».
Людей, которые занимались благотворительностью, можно было пересчитать по пальцам — и одним из них был Максим Кононенко.
Свою популярность в ЖЖ он использовал, чтобы собирать деньги на лечение детей.
«Тогда просить деньги — это было типа “Здравствуйте, сами мы не местные”. Это воспринималось как что-то убогое. Если у тебя случилась трагедия в семье — ползи на кладбище. Максим был одним из тех, кто изменил к этому отношение, — говорит Мария Баронова. — Он помог сформировать культуру, в которой поучаствовать в сборе это денег для кого-то — не просто нормально, это твой долг».
В 2005 году Максим Кононенко вместе с приятелями создал объединение для благотворительных сборов в ЖЖ. За первые два года работы это сообщество сумело собрать 200 тысяч долларов для нуждавшихся в лечении детей. «Многие из нас, кто был при больницах, контактировал с врачами, с пациентами, могли обратиться к нему и сказать: “Макс, вот есть такой случай, понимаешь, очень надо”», — вспоминает Чистякова.
То, что Владимир Путин действительно приедет в РДКБ, подтвердилось накануне визита. По словам Чистяковой, главврачу больницы об этом не сказали; знали только врачи-гематологи. Они уже несколько лет вынашивали идею о том, что в России должен появиться нормально оборудованный гематологический центр, где можно будет лечить детей от рака крови. Обычные больницы для этого не подходили. В те годы в РДКБ, вспоминает Чистякова, родители детей, которым предстояла трансплантация костного мозга, ночевали в нерабочей шахте лифта, куда засунули несколько двухъярусных кроватей.
Врачи даже подготовили бизнес-план строительства центра. За годы переписки с чиновниками у них скопилась целая кипа отказов. Узнав, что президент к ним все-таки приедет, они достали бумаги. В числе прочих, вспоминает Екатерина Чистякова, там лежал и документ, подписанный Владимиром Путиным: будучи председателем правительства, он успел завернуть идею строительства центра.
В больнице президент поел блинов со сметаной. Спустя несколько дней государство выделило деньги на строительство детского гематологического центра. Дима Рогачев умер через два года. Центр, который стал прорывным в лечении детской онкологии в России, назвали его именем.
Есть расхожая притча о том, как мужик спрашивает у бога, попав в рай, в чем был смысл его жизни — и бог отвечает: много лет назад, сидя в вагоне-ресторане, он передал попутчику солонку. «Вот и Максим передал солонку», — говорит Екатерина Чистякова.
Это был один из первых примеров, когда новый некоммерческий сектор сумел наладить взаимодействие с государством. Успешными оказывались не все контакты — когда Кононенко познакомил Чистякову с лидером прокремлевского молодежного движения «Наши» Василием Якеменко, чтобы устроить акцию по сдаче крови, тот, по словам Чистяковой, привел туда всего несколько десятков человек. Затем «Наши» устроили пресс-конференцию и объявили, что своими силами «решили проблему с кровью в Российской детской клинической больнице». В подтверждение своих успехов они выпустили брошюру, в которой рассказали, что создали движение «Наши доноры», украв эмблему и фотографии подопечных с сайта созданного Чистяковой движения — причем одна из девочек, чью фотографию они украли, к тому моменту уже умерла.
С годами сотрудничество НКО с государством становилось все более плотным — и с каждым годом это подразумевало все большие компромиссы. Взорвалась ситуация в 2012 году, когда в разгар уличных протестов против Кремля актриса Чулпан Хаматова, учредившая фонд помощи детям с онкологией «Подари жизнь» (Чистякова стала его директором), заявила, что будет голосовать за идущего на третий президентский срок Владимира Путина, и вместе с Путиным посетила центр Рогачева. Журналистка Светлана Рейтер тогда писала, что Чулпан Хаматову шантажировали, угрожая перекрыть финансирование центра (актриса это отрицала).
«Этот спор ведется десятилетиями. Насколько ради спасения жизни можно сотрудничать с властью? — рассуждает Иван Давыдов. — Для Кононенко такого вопроса никогда не стояло, у него было ироничное отношение к власти [вместе] с искренней к ней любовью. И сотрудничать было нормально». По словам Давыдова, Кононенко и правда был человеком, «заряженным помогать другим», и с готовностью откликался на личные просьбы одолжить денег. Доходило до абсурда: когда ICQ одного из шапочных знакомых Кононенко взломали мошенники и стали рассылать всем подряд просьбы прислать денег, купились только три человека: два близких друга взломанного и сам Кононенко, который жертву мошенников почти не знал.
В дальнейшем дороги Кононенко и его былых товарищей по благотворительности расходились все дальше. Чистякова уехала из России. Она ушла из некоммерческого сектора, когда уровень компромиссов, которые были нужны для работы с органами власти, стал для нее неприемлемым. Кононенко в это время продвигал благотворительную акцию «Дальше действовать будем мы», запущенную пропагандистским каналом Russia Today. С началом войны, когда Чулпан Хаматова уехала из России, телеканал стал собирать деньги не только на лекарства больным, но и на оружие солдатам. Кононенко распространял и эти сборы.
Все это время они с Чистяковой продолжали общаться. Незадолго до смерти он сказал ей: «Рогачев — это то, как нас запомнят».
За забором хорошо
Весной 2010 года у Максима Кононенко сгорела квартира. Ровно через неделю он написал об этом колонку. Поглядев на покрытые сажей дорогие сердцу вещи, он решил выкинуть все разом: и одежду, и мебель, и коллекцию бутылок из-под спиртного, и собственноручно выращенные цветы. Стоя в пустой коробке квартиры, он понял, что ни по одной выброшенной вещи не скучает.
Свобода слова и демократия, за которую сентиментально цепляются люди, тоскующие по 1990-м, — это как раз такой хлам вроде старого бабушкиного платья, написал в колонке Максим Кононенко: «Все это можно в любой момент выбросить на помойку истории — и вы увидите, что ничего не меняется».
Читателей он призвал жить так, как он: отказаться от политических ценностей и дорожить только благополучием своей семьи. Именно в этом — настоящая свобода: «Просто жить и не заморачиваться».
На благополучие семьи Максим Кононенко тратил, по-видимому, все деньги, которые зарабатывал. Сам он от роскоши был далек: одевался, по выражению Олега Кашина, в стиле участника телевикторин Вассермана — ходил в футболке и жилетке с множеством карманов. «Стоило мне купить ботинки дороже 100 евро — начинал надо мной смеяться: “Поручик, может, вы и губы красите?”», — вспоминает Кашин.
Больше половины своей взрослой жизни Максим Кононенко посвятил строительству трехэтажного дома в Подмосковье — по выражению его знакомой, «форпоста семьи». Спроектировала дом его жена Екатерина, архитектор по образованию: спланировала все так, как нужно именно им. А сам Кононенко применял свои навыки программиста, чтобы сделать из сруба «умный дом». «Он постоянно что-то перестраивал, — говорит его приятельница Ольга Сагарева. — Он был весь в этом доме, он жил этим домом».
На участке рядом Кононенко с женой вырастили из желудя дуб. Как рассказывает их сын Глеб, его отец часто всерьез повторял формулу о том, что настоящий мужчина должен посадить дерево, построить дом и вырастить сына.
В Москве Кононенко с годами бывал все реже. Повторял: «Я в лесу за забором, и мне хорошо», — вспоминает сын. Когда его как популярного блогера пригласили на прием в британское консульство, он издевательски ответил: «Пусть лучше консул приезжает ко мне на дачу, я приготовлю плов и охлажу водочку».
Он повторял, что ему неинтересно бороться за перемены в России: его страна — это его семья. «Я умею при Путине жить: рожать детей, растить их и содержать свое большое хозяйство, — заявлял Кононенко, в очередной раз выступая в поддержку действующей власти. — Я не хочу экспериментировать. Нет, над собой я, может быть, и поэкспериментировал бы. Но над детьми и родителями — не хочу экспериментировать. Такая вот обывательская логика».
Все, что находилось за пределами его дома, было для Максима Кононенко не просто неважным — оно казалось ему ненастоящим. Тех, кто действовал в пространстве политики, он воспринимал не как живых людей, а как персонажей. А раз они персонажи — то их не жалко.
«Это был цинизм, воспитанный в 2000-е годы Пелевиным и Сурковым.
Представление о том, что все, что происходит в политике, все, что произносится публично, — это заведомо слова не искренние, а имеющие мотивацию. И поэтому бессмысленно искать в публичном пространстве настоящие идеалы или ценности», — говорит Олег Кашин. Пелевина — и особенно его роман «Generation “П”» — Максим Кононенко и правда любил.
В стройном ряду его публикаций в 2011–2012 годах, укладывающихся в курс российской пропаганды, выбивалось только одно: тема закона Димы Яковлева. Кажется, это единственное, что по-настоящему его волновало, единственное, о чем писал не Кононенко-персонаж, а Кононенко-человек. Запрет на усыновление сирот гражданами США он осуждал. Но делал это, опять же, в разрешенных рамках: проклинал не путинский режим, а депутатов, придумавших запрет, а еще — оппозицию, которая подняла этот закон на флаг уличных протестов.
Текстов, которые бы обращали на себя внимание и резонировали бы с эпохой, Максим Кононенко больше не писал. В интернете в 2010-х сменилось поколение: «Живой журнал» потерял актуальность, в фейсбуке заметнее всего были голоса оппозиционеров, в твиттере — молодых людей с совершенно другим типом юмора. Кононенко и сам замечал, что его старые друзья начали считать число просмотров и индекс цитируемости, заниматься бизнесом. «А я до сих пор в этом ничего не понимаю, я интернет как бизнес никогда не рассматривал, мне это все было скучно, — говорил он. — Все прогрессируют вокруг, а я нет. Все они бегут к светлому будущему, а я уже не хочу».
Его фейсбук, а затем и телеграм, превратился в сборник постов, в которых он в один голос с другими прокремлевскими блогерами хвалил инициативы власти. Человек, который выиграл первый литературный конкурс рунета, теперь писал о том, как хорошо, что власти выделили семье фермеров грант на покупку скотины.
После 2017 года, когда по России прошла волна протестов сторонников Алексея Навального, он посвятил себя критике оппозиции — и делал это все последние годы в чуть ли не ежедневном режиме. Он смеялся над отравлением политика, оправдывал уголовные дела против него. И работал в RT бок о бок с людьми, которые сами приложили руку к тому, чтобы эти дела появились. В 2021 году команда Навального опубликовала данные утечек с зарплатами сотрудников RT: Кононенко получал 540 тысяч рублей в месяц.
Язвительный и злой блогер, участвующий в кампаниях травли в интернете, Максим Кононенко в жизни был человеком вежливым и доброжелательным, говорят его знакомые. «У него не было реальной искренней ненависти к кому бы то ни было. В нем был цинизм, представление о том, что все продается и покупается, — говорит Олег Кашин. — Нельзя сказать, что он верил в одно, а писал другое. Он писал про зеленое, а верил в теплое — это разные плоскости».
В начале 2000-х, откуда Максим Кононенко родом, существовало разделение, говорит журналист Иван Давыдов. Есть человеческие отношения — они важнее всего. Есть личные политические взгляды. И есть работа, которая может соотноситься с личными взглядами, а может и не соотноситься — неважно: это работа, дело второстепенное.
«Но постепенно жизнь нас подводила, больно поколачивая по разным местам, к мысли, что нет, это важно. Ценности важны, принципы важны, и игнорировать их уже нельзя — все серьезно. Чем дальше, тем яснее мы видели, насколько все серьезно. И серьезнее, чем теперь, уже некуда», — говорит Иван Давыдов; сам он, начинавший карьеру в структурах Глеба Павловского, в период протестов на Болотной площади решил, что для него «невозможно сотрудничество с государственными проектами, даже если бездомных котят позовут спасать»: «А Максим Кононенко [этой перемены] не заметил. Он хотел остаться там. Ему же надо кормить семью — он ее кормит таким способом».
Люди, с которыми Максим Кононенко когда-то выпивал, невзирая на политические взгляды, оказывались от него все дальше — и он с сожалением писал, что по-прежнему любит их, хотя сам он «в их глазах уже так себе». Одним из таких людей стал его наставник Глеб Павловский, который в начале 2010-х перестал работать с Кремлем. Во время масштабных московских протестов 2019 года, когда Максим Кононенко написал, что каждый выходящий на митинг — это агент США, Павловский публично назвал его «жалкой полицейской свиньей».
В 2023 году, горюя о потере важных для него людей, Максим Кононенко написал: «Я остался на корабле, когда все с него соскочили».
Человек, привязанный к патриотической канве
После 24 февраля Максим Кононенко стал писать старым знакомым и просить о разговоре по душам. Наладить связь он пытался даже с теми, кто много лет назад разорвал с ним отношения по политическим причинам.
Одни его, подшучивая, отфутболивали, другие — как журналистка Татьяна Фельгенгауэр — просто не отвечали.
Он стал затворником. Заперся на даче, много пил и почти перестал ездить в Москву.
Осенью 2022 года к нему в гости из Великобритании приехала старая знакомая Ольга Сагарева — тоже представительница охранительного лагеря, бывшая пресс-секретарь Рогозина.
Разговор она начала с обтекаемой фразы: «Слушай, что-то какая-то андроповщина происходит». Неожиданно для нее Кононенко ответил прямо: «Какая андроповщина? 1984 год мы уже давно проехали, мы к 1937 году полными парами», — сказал Кононенко.
Но публично он и сам вел себя точно так же. Близкая знакомая Кононенко говорит, что он переживал из-за происходящего, но всегда «был за наших» — и больше всего горевал о том, что теперь нельзя общаться со всеми, независимо от их политических взглядов.
«Он был заложником того пути, который выбрал, — считает Ольга Сагарева. — Человеком, привязанным к патриотической канве. Он ничего не умел делать, кроме этого. Он сделал свою ставку, сыграл партию. Других вариантов он не видел».
В конце 2023 года Максим Кононенко перестал появляться в эфире радио Sputnik, на сайте RT перестали выходить его колонки (хотя в телеграм-канале «Специально для RT» он продолжал публиковаться; в RT заявили, что никогда не прекращали с ним сотрудничества).
Колонки на радио «Вести.FM» продолжали выходить до мая 2024 года.
Когда в первые дни украинского майдана в 2004 году ведущая Первого канала Жанна Агалакова рассказывала в эфире, как плохо ведут себя протестующие (среди прочего, сообщалось, что их одурманили накачанными наркотиками американскими апельсинами), Максим Кононенко написал фразу, которая стала мемом:
«Интересно, Агалакова после эфиров водку пьет, чтобы совесть заглушить? Я вот без водки не могу».
Эта точная и беспощадная по отношению к пропагандистам формула ударила и по самому Кононенко, который, по словам Олега Кашина, последние годы с водки начинал свой день.
Беда Кононенко, говорит Баронова, заключалась в том, что он —
«нормальный человек, который попал в ненормальную среду: политическую».
«Он — обыватель. Как наши бабушки и дедушки, которые что говорят? “Прекрати это все, поменьше думай о больших потерях — побольше думай о себе, чтобы было где работать, что есть и где спать”, — рассуждает она. — У нормального человека нет сверхзадачи — всю жизнь бороться.
У нормального человека есть сверхзадача — жить и радоваться жизни, быть счастливым, растить детей.
По максимуму получать все от государства и по минимуму жертвовать собой ради государства. Нормальные люди — это те, кто понимают, что сверхзадачи не существует. Он был таким человеком».
Его сын, 19-летний Глеб Кононенко, вспоминает, что отец часто говорил: он «старается делать так, чтобы его особо никто не помнил». Сам Глеб недавно поступил на факультет журналистики МГУ. Папа, вспоминает он, подшучивал над выбором факультета, который считал «колыбелью либерализма», и говорил с иронией, что «коллеги его не поймут».
Больше всего Глебу Кононенко интересно писать о кино. Писал бы и о политике — но говорит, что не видит изданий, где можно было бы делать это «честно». Несмотря на то, что ему не нравится многое, что происходит в России, отца он за работу на государственные пропагандистские медиа никогда не осуждал.
«Работа — это работа, — объясняет он. — Отец в своих текстах, насколько я видел, старался быть умеренным, насколько можно было». Никакого внутреннего противоречия, говорит Глеб, у него не возникало: работа отца ему казалась не слишком значительной.
«По сравнению с другими работниками RT папу читало мало людей. Не могу сказать, что хоть какое-то влияние [на ситуацию] он оказывал. С таким же успехом [можно] сказать, что каждый россиянин — это участник, пока он платит налоги».
Днем 14 мая 2024 года Максиму Кононенко стало плохо. Он жаловался на острую боль в животе. Сын вызвал скорую, в больнице сутки пытались его реанимировать, но не спасли.
«Он был, безусловно, талантливым человеком, который решил свой талант поставить на службу российской государственной власти, — говорит Иван Давыдов. — Необходимость служить ей этот талант съела».
В одном из последних разговоров по телефону, вспоминает Иван Давыдов, Максим Кононенко спросил его: «Ты заметил, что я стараюсь почти ничего не писать про политику?»
Тот ответил: «Извини, старик. Я тебя давно не читаю. Поэтому — нет, не заметил».
Другие истории:
Жизнь в золотой клетке. Соцсети о детях Путина и Кабаевой
«Брат» и «Брат 2». Культовые фильмы о герое или о психопате?
Вышел за гамбургером и сел за убийство ребенка. Мужчина 16 лет отсидел за преступление, которого не совершал. Его жена так и не поверила, что он невиновен
Памяти Маслякова. "КВН - жив!"
Сидячий образ жизни может привести к «синдрому мертвой попы» Что это такое и как этого избежать?
Я живу без мочевого пузыря и с разошедшимися костями в тазу. Люди в соцсетях желают мне смерти. Но я все равно счастлива и продолжаю рассказывать о своей болезни
Мигранты, живущие в России, не могут записать детей в школы: "То говорят, что документы неполные, то, что мест нет"
Истории: "Моего сына заперли в сарае и он сгорел заживо. Я ищу справедливость, но по закону наказать виновных невозможно"
Узбекистанец рассказывает о депортации из России: "Сняли отпечатки пальцев, взяли слюну изо рта. На вопрос "Почему?" ответили: "Просто так"