Ирина закурила длинную сигарету, похожую на палочку для благовоний. Она и пахла индийскими благовониями. Задумчиво посмотрела в потолок. Открыла новехонький ноутбук.
- Какие лекарства, покажи список.
Зацокала наманикюренными пальчиками. На экране компьютера буквы, цифры, картинки какие-то…
- Однако кусаются цены, - сказала Ирина, - ну ничего. Это не беда. Деньги найдем. Только мне, Лена, тоже помощь нужна. Поможешь?
Она, конечно, любила пыль в глаза пускать. Вечно так: с голой задницей, но в шелках. Елена знала сестру, как пять пальцев. Кокетка, жеманница, выпендрежница. Но человек неплохой и в быту незаметный. Родной человек. По ней и не скажешь, что помощь какая-то понадобилась. Хорошо живет. Неужели Сашка уголовник на правильную дорожку вступил? Ой ли… Опять, наверное, мутит-крутит…
Ирина рассказала про свою алую лаковую мечту. Рассказала про кредит и поручителя.
- Тебе-то что беспокоиться? Подписалась, и все! А я за год этот кредит отобью. Кафе, бизнес, все нормально! С лекарствами для Сережи помогу, не бойся. Да я и так помогу, без подписи этой. Просто… Ну надо, Леночка! Нужна машина для работы. Позарез. Новая машина, а не раздолбанный тазик. Питер, сама понимаешь, перед поставщиками стыдно уже… Квартиру продавать долго, кто ее купит, провинция. Кредит быстрее…
Елена встрепенулась.
- С ума сошла? Квартира и машина – ничего себе сравнение. Вы там, в Питерах своих вообще без голов! Ты мне еще про платье от «Шанель» брякни! Дурочка.
Через месяц Ирина разъезжала на новеньком автомобиле. Дома муж устроил ей, конечно, форменный разнос. Но бить ее в присутствии взрослых детей постеснялся. Или побоялся.
- Кредит сама выплачивай! – только и сказал.
Обиделся, значит. Исчез из дома на три дня. Правда, никто особого внимания на его обиды не обратил – Саша и так никого не баловал своим присутствием. Его ужасно раздражала теснота. У Ирины таились в душе некие подозрения по поводу частых ночевок супруга вне дома. Но она не желала обращать на них никакого внимания. «Пусть делает, что хочет. Хоть на ушах пускай стоит. Хоть пятерых любовниц заводит. Мне все равно!» - думала она.
Главной любовью Ирины стал симпатичный миникупер красного цвета. Она была готова жить в автомобиле круглыми сутками. Конечно, появились и красные туфельки в цвет. И белоснежный шелковый платок на гладко причесанной головке, пахнувший редкими винтажными духами. И нежно льнущая к губам красная помада от «Диор». Мечты сбываются!
Она умела нравиться и нравилась мужчинам до сих пор. Наталья, к тому времени уже замужняя, с ребенком, часто ездила в гости к Ирине. Те обосновались в Петергофе. Наталья обожала этот город и часами гуляла по Нижнему парку – сынишка мог проспать в своей коляске три часа кряду. Уезжать от тетки в унылую провинцию порой не хотелось, хоть плачь.
Восхищаться эффектной теткой можно было бесконечно. Стильная и молодая. А мама сдала. Она уже подкрашивала седину. Отец, несмотря на дорогие лекарства, таял на глазах. Врачи лишь руками разводили. Их было жалко. Но Наталье хватило ума (повзрослела, наверное) не осуждать несчастную маму за раннее увядание.
С годами Наташа изменила свое мнение: ее родители достойны уважения и любви. И характер матери ей импонировал – отличный характер. Так и надо. И то, что «земля прокормит» - правильно. И привычка к труду, и упорное воспитание этой привычки в детях – правильно. Ответственность – главное качество в человеке! Конечно, мама была права! Что стало бы с Наташей, если бы не мамино и папино воспитание?
Одно тревожило: родители уже не казались нерушимыми столпами, каменной стеной, за которой можно спрятаться от невзгод. Они сами нуждались в помощи. Наталья злилась на братьев – уехали в другие города за лучшей долей. Никого рядом. А она… Что она… Что она вообще может?
Когда умер папа, тетка приехала на похороны. Одна – всем остальным вечно некогда. Наталья никого не судила. Главное, родные братья здесь. Хоть что-то. Ирина же выглядела, как вдовствующая королева: вся в черном шелке. А помада – красная. И на длинных ножках – длинные красные сапоги на стилете - каблуке. Как она ездит на своем миникупере? Красное и черное – роковая смесь. Красиво и стильно.
Но почему-то впервые за много много лет Наталья почувствовала неприязнь к тетке. Неприязнь к ее вызывающе красной помаде, этим ультрамодным сапогам и черному траурному шелку. Когда Ирина положила в гроб зятя живые алые розы, Наталье хотелось вышвырнуть их оттуда. Показуха. Крикливое, никому не нужное кривлянье. И эта слеза на старательно загримированной теткиной скуле… И кожаные перчатки, и запах тяжелых восточных духов.
Мамочка… Бедная мама. Она совсем растерялась. Где же ее строгость и суровость? Где ее невозмутимость? Черты лица размякли, линия рта поползла вниз. На опухших веках, кажущихся голыми, без ресниц, повисли капельки дождя. Или слез? Вот она, настоящая любовь, без прикрас. Никого из мужчин, кроме мужа, она не знала. И знать не желала.
А эта… фря… красуется, выступает, будто не на кладбище, а на сцене. Играет свое горе. И плохо играет, слишком вычурно!
С этого дня она перестала обожать тетку Ирину. Будто второе зрение открылось.
***
Мечта тетки рухнула в один день. В «Колокольчик» нагрянула группа захвата. Всех, кто находился в зале, в том числе эффектную начальницу, повалили на пол, лицом вниз. Александра выволокли за шкирку, как худого котенка. С ним никто не церемонился и не выбирал выражений. Ирина была прижата к грязному кафельному полу кафе, и на холодном кафеле потом еще долго оставался яркий отпечаток ее красной помады.
Как все просто, оказывается. Как просто, пошло и мерзко.
Саша был обыкновенным громоотводом. Грузчиком, подставным лицом. Кафе и стоянка были здесь лишь для отвода глаз. Основная торговля велась под прикрытием бандитов. Торговали синтетикой, малюсенькими, «очень веселыми» таблетками. Оптом. После товар расползался по всему Питеру – его распространяли юркие парни.
Операцию разрабатывали несколько лет. Накрыли всех колпаком, но основные деятели скрылись, как корни вредного борщевика. За Александром же мышеловка захлопнулась навеки. Александра для семьи больше не существовало. И семье надо было Богу молиться, что их не увело, как водоворотом после погружения огромного корабля на дно, следом. Паровозом.
Александра посадили, а на Ирину повесили долги. Долги по закупкам, по кредитам, по ссудам, по «утруске и усушке товара». Бандиты не особенно скрывались: несколько партий «растворилось в небытие» после грандиозного шухера.
Ирина была готова покончить с собой. У нее отобрали абсолютно все. А миникупер увели со стоянки через неделю. «Им» нужнее. Кредит за автомобиль нужно было выплачивать еще несколько лет.
***
Она появилась во дворе Елены как тень. Тяжело опершись на калитку, упала на ветхую от времени скамеечку.
- Все, Лена. Все. Это конец.
Елена, поняв сразу, что стряслось, бухнулась рядом.
- Пора продавать квартиру. Иначе не сдюжим.
Больше она ничего не сказала.
«Сдюжить» пришлось. Продажа квартиры не смогла покрыть все долги. И обе сестры, перетряхнув свой бюджет, начали жить по-новому. Ни разу, ни единого разочку, ни словечка не сказали детям. Елена не посмела беспокоить сыновей из-за дурной башки тетки. Ирина, чувствуя за собой глубокую вину перед своими, даже заикаться не стала о помощи. Внуки пошли! Откуда взять ребятам деньги?
Покупали один хлеб. Кормились тем, что выросло в огороде. Трудились на трех работах и валились с ног. Считали дни до полного погашения задолженностей. Держались друг за дружку настолько отчаянно, настолько крепко, будто сиамские близнецы. Ирина долго не могла уснуть ночами – боялась бандитов. Елена тоже их боялась, а еще боялась за детей и саму Ирину. Во всем считала себя виноватой – с ее согласия на «подпись» все и началось. Хотя… При чем здесь подписи – изначально нужно было догадаться – что-то нечисто у Ирки в семье. Пропала совсем чуйка… Пропала. Еще мама говорила, что от этого Саши ничего хорошего не будет… Это не Сергей, царство ему небесное, Господи, как плохо без него. Даже голову приклонить не к кому.
Иногда Ирина вспоминала про красную машину, красные «лабутены», и красную сумочку. Вспомнит, поплачет и идет спать. Она так и не решилась тогда изменить мужу. Боялась. Думала: вдруг, он все узнает и убьет. Дура. Лучшие годы прошли.
Обе сестры прожили вместе десять лет. В этот маленький домик теперь их дети привозили внуков. Летом здесь было очень шумно: то тут ребячий гомон, то там. Потом уже, когда малышня подросла, старшая дочка Ирины забрала мать в Петербург, к себе, помогать растить школьников.
Из Ирины получилась образцовая бабушка. Она в своих внуках не чаяла души. Водила их в музеи, читала им книги, баловала всячески. Все мечтала вылепить из них гармоничные личности. Летом приезжала вместе с ними к Елене. По два месяца гостили. Домой отправлялись, нагруженные корзинами и тюками – совместно выращенным урожаем.
Елена, до смерти уставшая от гостей, плакала, провожая их. Так всегда бывает с бабушками. Все лето ругаются, а потом плачут. Ирина целовала сестру и, поглядывая на груду котомок, сумок и корзинок, вздыхала про себя:
- Эх, как бы сейчас мне машина бы пригодилась…
Брови Елены сходились на переносице:
- Давай-давай, ты еще один кредит возьми! Еще в поручители кого найди! Я тебя, заразу, даже на порог не пущу, так и знай! Еще и ногти намазала, паразитка, ты еще платье от «шинели» купи себе!
Ирина испуганно смотрела на сестру, потом на свой ярко-красный маникюр.
- Но я ведь женщина, Ленушка!
- Вертела я таких женщин на одном месте! – шипела Елена и целовала детишек на прощанье: « Пока, ребятки, следите за бабкой своей чокнутой. На вас-то можно понадеяться!»
Автор: Анна Лебедева