Автор: Роман Коротенко
Продолжаем жизнеописание Василия Никифоровича Геттуна, который при императрице Екатерине II Великой был простым пастухом, при императоре Александре I стал потомственным дворянином, а при императоре Николае I пропал без вести.
Остановились мы на том, что Василий Геттун вместе со своим приятелем Иваном Покорским-Жоравко решили подзаработать на казённом подряде, однако чуть не погорели из-за мошенничества их компаньона купца Шульгина.
Спас всё предприятие некий г. Тарасов, талантливый кризис-менеджер, как сказали бы сейчас.
Этот самородок г. Тарасов подсказал Василию Геттуну ход, выглядевший на грани аферы, но тем не менее вполне законный, благодаря чему Геттун со своим приятелем и подряд казённый исполнили, и даже умудрились небольшую прибыль на этом заиметь.
Приезд Энгельгардтовой
Мы уже знакомы с помещицей Энгельгардтовой, к младшей дочери которой Наденьке весьма неровно дышал Вася Геттун.
Именно эти чувства побудили Васю на некоторое время забыть о своей чиновничьей карьере, и заняться тяжбой за спорное имение между Энгельгардтовой и её дальними родственниками Витковичами.
Ради этого Василий даже переехал в Санкт-Петербург, где попутно завёл полезные связи — например, приятельство с тем же Покорским-Жоравко, двоюродный зять которого граф Кушелев в звании вице-президента Адмиралтейств-Коллегии и генерал-адъютанта находился при императоре и управлял всеми морскими делами.
Так вот, помещица Энгельгардтова в какой-то момент разочаровалась в Васиных услугах, и прекратила с ним общение — то есть, перестала отвечать на его письма.
Именно тогда Василий вдруг понял, что без толку потерял драгоценных три года, и принял решение вернуться на государственную службу.
Однако спустя некоторое время Энгельгардтова вместе с дочерями внезапно появляется в Санкт-Петербурге, и тут же шлёт весточку Василию.
Разумеется, Вася мгновенно забыл про былые обиды, и отправился на встречу.
Впрочем, при этом чуть не случилось несчастье:
Остановились они [Энгельгардтова с дочерями] в трактире, потребовали истопить печку, чтобы после дороги согреться, от чего угорели и я поутру нашёл старуху оглохшею, а дочерей изнурёнными рвотою, что всё привело меня в большую к ним жалость.
Доставивши им какие мог средства к облегчению их болезни, я тотчас озаботился приисканием для них квартиры, поехал к знакомой мне купчихе Анисимовой, тёще г. Дубровицкого, и нашёл в доме её квартиру во 2-ом этаже, две комнаты с кухнею, договорился с нею в цене, и в тот же день они переехали в оную.
Хозяйка дома Анисимова и дочь её Дубровицкая, из дружбы ко мне, познакомились и с ними и стали их приглашать к себе для препровождения времени.
Потом они, оправясь, начали ездить к графине Безбородко и к г-же Андреевой, бывшей Лобысевичевой, яко малороссийским своим знакомкам, с которыми дочери г-жи Энгельгардтовой нередко и в театре бывали.
Напомним, кстати, что г. Дубровицкий благодаря Васе однажды имел весьма крутой карьерный взлёт — целых два чина за месяц.
Правда, в дальнейшем этот Дубровицкий по причине своего запойного пьянства всё так же быстро и потерял.
Однако, как мы видим, дружеские отношения с Васей Геттуном у него сохранились.
А упомянутая знакомка графиня Безбородко — это та самая племянница Ивана Покорского-Жоравко, вышедшая замуж за главного над морскими делами графа Кушелёва.
Как видим, довольно-таки тесен был малороссийский мир в начале XIX века.
Надежда Андреевна: попытка №1
К тому времени Наденька Энгельгардтова, десятилетний ребёнок, в которого влюбился двадцатипятилетний Вася Геттун, успела уже несколько подрасти, и вполне себе становилась девицей на выданье.
Поэтому Василий принял решение непременно жениться на Надежде Андреевне Энгельгардтовой, о чём известил в письменном виде как свою избранницу, так и её матушку.
Впрочем, первый блин вышел комом:
В сие время письменно объяснился я в любви своей Надежде Андреевне; но она письменно-ж отвечала мне противно тому.
Я приписал это к застенчивости и девической стыдливости, а потому написал матери её письмо, в котором просил руки дочери ея, но и мать письменно-ж отозвалась предлогом тогдашнего несчастного её положения от удовлетворения желания моего.
Тут-то я ясно увидел, что я со стороны их обманут, и что они ласкают меня всегда хорошим приёмом потому только, что я им по делам их полезен и необходим.
Хитрая мать с гордыми дочками своими переехала на другую квартиру, от того что хозяйка дома, сестра и дочь её были на моей стороне.
Я это понял и перестал у г-жи Энгельгардтовой бывать.
По всей видимости, решение разорвать связи с Энгельгардтовой было принято Васей совершенно импульсивно, в порыве уязвлённой мужской гордости, так что своеобразные качели в отношениях должны были рано или поздно продолжиться.
Разумеется, всё так и произошло:
Тогда и она [помещица Энгельгардтова] смекнула, что им без меня в Санкт-Перебурге нечего делать.
Начали упрашивать меня, чтоб я их не оставлял; но долго ли упросить того, кто один благосклонный взгляд обожаемой им девицы почитает за неоценённое удовольствие?
Что характерно, при новом восстановлении контактов с Энгельгардтовыми наш Вася подключил-таки деловую жилку:
Пошли переговоры на счёт интересов; я им представил счёт: сколько, когда и на что именно издержал я по их делам собственных денег?
Она дала мне заёмное письмо в пять тысяч рублей.
Я принял его и, ласкаясь пустою надеждою, что может быть мать, по возвращении отнятого у неё имения, сама согласится и дочь свою уговорит выдти за меня замуж, начал по прежнему заниматься их делами и бывать у них каждый день.
Надежда Андреевна: попытка №2
По всей видимости, нарисованная в воображении картина огромной благодарности помещицы Энгельгардтовой за возвращённое имение показалась Васе весьма убедительной, так что теперь поведение его по отношению к милой Наденьке заметно изменилось:
Но уже с сего времени я не скрывал страсти моей к Надежде, за которою стал волочиться явно и обходился с нею откровенно и если где находил одну, то без околичностей обнимал и целовал её, не смотря на сопротивление, с матерью-ж оставался только тогда, когда и Надежда тут же находилась.
Впрочем, страстный пыл молодого чиновника для постороннего взгляда казался совершенно напрасным.
Именно об этом и сообщил Василию его двоюродный брат Фёдор, когда однажды прибыл в столицу и посетил вместе с Васей квартиру Энгельгардтовых.
Это замечание поразило меня; но я, ободрясь и не имея возможности преодолеть страсти своей, отвечал ему подобно древнему философу Аристиппу, что и рыбы меня не любят, но я их кушаю с удовольствием; довольно того, что я её люблю, ибо и Рогнеда не любила Владимира, даже ненавидела его, но при всём том имела от него детей.
Так разговор сей и остался между нами без перемены моих исканий.
Честно говоря, эта Васина речь меня даже несколько удивила.
В своих записках он неоднократно упоминал собственную малообразованность: ведь всё его учение заключалась в занятиях либо с церковным дьячком (к тому же в свободное от пастушества время), либо с приехавшим из Киева студентом, который даже арифметике Васю толком не обучил.
Однако отсылки на древних философов и на семейные проблемы князя Владимира Святого однозначно говорят о том, что молодой чиновник Василий Геттун был не чужд самообразованию.
Да и отказаться от Надежды Андреевны он явно не собирался.
(Продолжение следует: Утраченные надежды)
