Группа Opeth анонсировала свой новый альбом "The Last Will & Testament", выходящий 11 октября, и представили новую песню под названием "§1".
Эта песня гораздо тяжелее, чем всё, что было на альбоме 2019 года "In Cauda Venenum", но главной темой для разговоров стало то, что после нескольких лет отсутствия вернулся рычащий вокал Микаэля Окерфельдта.
Микаэль дал интервью для Kerrang! Выдержки из беседы приведены ниже.
Рык вернулся...
«Рык вернулся!»
Почему именно сейчас?
«Ну да. И это извечный вопрос. Раньше люди говорили: "Почему ты не рычишь?" А теперь: "Зачем рычать?" В этой игре победить! Но тем не менее: почему бы и нет? Новый альбом — это концептуальная пластинка, и я думаю, что такой вокал пойдёт ей на пользу.
Я чувствовал себя уверенно. Мы провели несколько туров, в которых играли много старых вещей, и это было увлекательно. Для меня рык — это почти как рэп в некотором смысле. Не то чтобы я был хорошим рэпером, но эта ритмика мне кажется интересной. Я очень щепетильно отношусь к рыку. Он должен быть хорошим. Он должен быть определённого типа. У меня специфический вкус, когда дело доходит до этого вопроса. И, конечно же, такой вокал должен дополнять общую идею музыки. В этот раз, поскольку это концептуальная пластинка, всё так и есть. Думаю, в целом это только улучшило альбом».
Каково это — снова работать в студии, а не только исполнять старые песни вживую?
«Люди спрашивали меня, не странно ли это. Нет, не странно. Я записал весь вокал в одиночку в своём подвале, сидя, чего никогда раньше не делал. Но по какой-то причине всё получилось. Я рассказал своим друзьям-вокалистам, что я сел записывать вокал как ленивый старик, но это сработало. Я просто попробовал, и в итоге у меня получилась песня, которая показалась мне классной. Я отправил её ребятам, они услышали рык и сказали, что это круто».
Расскажите о концепции.
«Всё начинается с того, что трое близких родственников приезжают в свой семейный особняк. Их отец, суровый, старый, консервативный, параноидальный, злобный, титулованный ушлёпок, скончался, и они собираются разделить его наследство между тремя детьми. Это двое близнецов, мужчина и женщина под тридцать, и молодая девушка, больная полиомиелитом, какой-то болезнью, связанной со скелетом. Тексты песен похожи на чтение завещания. Именно поэтому у песен нет названий, только параграф один... два... до седьмого.
В процессе чтения завещания дети узнают много нового о себе, о секретах своего отца и о своей связи с семьёй. Как оказалось, близнецы — результат суррогатного материнства. Патриарх и его жена пытались завести детей, у них ничего не вышло, патриарх обвинил жену в бесплодии, но они так хотели детей, что попробовали завести их с помощью донора — реального парня, занявшегося любовью с его женой. Она забеременела близнецами, а главный герой тем временем сожалел о том, что с его женой переспал другой мужчина. Так что он, по сути, жалеет о близнецах, о том, что они не его крови.
Во время чтения чтения завещания близнецы узнают, что он не был их отцом, и в итоге они вычеркнуты из завещания. Его единственный настоящий ребёнок по крови — больная женщина. Она наследует всё. Но она — результат любовной связи, которую он завёл с горничной в особняке. Он солгал своей жене, сказав, что у служанки был роман и что они должны заботиться о её бедном ребенке как о своём родном.
Сейчас его жена тоже скончалась. Но она знала о неверности мужа, и этот ребёнок до сих пор живёт в доме. Она — кровная наследница. Она наследует всё. Затем завещание заканчивается, и звучит последняя песня — "The Story Never Told". Итак, теперь она живёт в особняке. У нее есть всё. Но тут приходит письмо. Оно от её матери-горничной, в котором говорится: "Я солгала твоему отцу. Ты — результат другой любовной связи. Он не был твоим отцом". Вот такой поворот сюжета: патриарх был бесплоден».
Это в духе Кинга Даймонда...
«Я не могу этого отрицать (смеётся). Он больше любит персонажей, имена и тому подобные вещи, чего я бы не стал делать. Но меня интересовала семья, как родственники могут конфликтовать из-за наследства, и кровные узы не помогают. Это было на последней пластинке. Я это запомнил и почувствовал, что это может быть интересной, мрачной темой для альбома с музыкой, которая могла бы проиллюстрировать её в хорошем смысле».
Сколько времени ушло на то, чтобы собрать всё воедино и положить на музыку, подходящую к сюжету?
«Обычно я начинаю с музыки. Но у меня была идея, и в итоге я начал думать о сюжете и записал несколько нот. Мне также нужно было поработать над последовательностью песен. Я хотел, чтобы последовательность была подходящей для музыки. Не стоит выкладываться в первые 10 минут, так сказать.
Мне нравится такая плавная последовательность записей, поэтому я старался сначала выстроить всё музыкально. Но потом, когда у меня появились тексты этих песен, я уже не мог их изменить, потому что они должны быть в хронологическом порядке. Так что на этот раз было, пожалуй, немного больше работы, чем обычно, но интереснее и увлекательнее, я думаю. И мне очень помогла моя девушка. Тот поворот в конце, когда у главного героя не было детей, — это была её идея».
Помимо вашего подвала вы также записывались в Рокфилде в Уэльсе. Как это было?
«Отлично! Основная часть музыки была записана там, а также мы записали немного меллотрона у меня дома, ещё вокал и некоторые другие эффекты. Некоторые соло Фредрик [Окессон, гитара] записал дома в своей студии. Иэн Андерсон из Jethro Tull тоже участвовал в записи, он записал свою партию со словами в какой-то студии, я не знаю где. И Джоуи Темпест из Europe тоже поучаствовал — он записал свою партию в другой студии. В общем, куча разных студий, но основная часть материала была записана в Rockfield.
Это суперкрутое место. Мне там нравится. Rockfield дарит спокойствие, и ты почти, я бы не сказал, что изолирован, но ты в глуши, на ферме. Так что это было хорошо для сближения с новым участником [барабанщиком Вальттери Вяюрюненом]. Мы все оставались там на протяжении всей записи, тусовались, ужинали, пили пиво, болтали о всякой ерунде и концентрировались на записи».
Каково это — побывать в таком месте, где записывались все, от Judas Priest до Oasis, и оказаться там, где Роб Хэлфорд пел что-то, или где Ноэль Галлахер записывал "Wonderwall"?
«Это круто. В большинстве случаев, когда вы попадаете в известную студию, вы думаете: "Вот кухня, вот комната управления". Но там есть рояль, который часто использовали Queen. "Killer Queen" была записана на этом рояле, и мы использовали его в нашей записи. Так что всё это очень круто, несомненно».
Как Иэн Андерсон и Джоуи Темпест оказались вовлечены в процесс?
«С Иэном всё получилось, потому что я уже спрашивал его много лет назад, когда мы записывали альбом "Heritage", не сыграет ли он на флейте. Я отправил какое-то письмо, не знаю, правильный ли был адрес, оно было адресовано Иэну. В письме я написал о том, что хотел бы, чтобы он сыграл на том альбоме, но ответа так и не получил. Так что в итоге мы привлекли к записи шведского музыканта, которого уже нет в живых.
Где-то в это время я давал интервью, рассказывая о пластинках. Речь зашла об альбоме Jethro Tull, и я рассказал историю о том, что Иэн не ответил и сказал что-то вроде: "Вот ушлёпок!" После этого я получил письмо от менеджмента Jethro Tull, в котором говорилось: "Иэн с удовольствием сыграет с вами в будущем. Просто дайте нам знать". Но в этот раз я хотел от него не игры на флейте, потому что я смотрел интервью Иэна Андерсона, и его голос просто чертовски хорош. Я хотел, чтобы он декламировал. Поэтому я попросил его, чтобы он выступил в роли диктора, что он и сделал. И это потрясающе. Попутно он спросил: "А на флейте надо сыграть?"
Джоуи Темпест был у меня дома на обеде, и я сказал ему: "Есть одна роль. Я не могу её исполнить. Было бы очень здорово, если бы ты рассмотрел эту возможность". А он сказал: «Включи микрофон». В то время у меня не было текстов песен, так что в итоге он исполнил свои партии в Лондоне. Несмотря на то, что они для меня герои, известные люди, они оба отлично выступили. В конечном счёте именно поэтому они на пластинке, и дело не только в их именах. Но это тоже не помешает...»
