Глава 26
На следующее утро после планёрки Маша подходит ко мне с печальным видом и признаётся, что её идея потерпела фиаско.
– Какая идея? Ну что ты там ещё придумала?
Разбег её фантазии удивляет. Подруга решила, что поскольку у Гранина амнезия, возникшая в результате посттравматического синдрома, то ему полагается реабилитация за казённый счёт. Только нужно сначала получить заключение психиатра. Вот она к нему вчера и побежала, но вскоре ей прояснили: её старания – это палка о двух концах. Да, Никиту Михайловича могут признать пострадавшим. В таком случае он получит какие-то меры соцподдержки. В конце концов, ехал ведь работать в Донецк, не куда-нибудь, где тихо и нет войны.
С другой стороны, как только его признают пострадавшим, он автоматически… будет уволен, поскольку будет признан профнепригодным.
– Вот и всё, – грустно вздыхает Маша.
– Скажи, а для чего ты собиралась провернуть это всё? – спрашиваю её.
– Чтобы Вежновец дал Никите отпуск, и вы бы вместе поехали в Таиланд, – глядя на меня ясными глазами, отвечает Маша.
Её простота и наивность заставляют меня искренне рассмеяться. Ну вот как ребёнок, честное слово! Думала, раз главврач вдруг добрым стал, так теперь волна его сердечной теплоты на всех распространится. Как же! Приходится объяснять Маше, что психиатр наш правильно сделала, всё ей объяснив. Ведь если бы дошло до Ивана Валерьевича, он бы первый инициировал заседание врачебной комиссии, чтобы избавиться от Гранина.
– Как ты не понимаешь, Маша, – говорю подруге. – Он ведь до сих пор боится, что Никита снова займёт его должность.
Та стоит, отвела взгляд, грустит немного. По-дружески обнимаю её.
– Да и я сама, если честно, уже передумала лететь в этот Таиланд.
– Да ладно? Я бы не отказалась, – говорит подруга. – Что это с тобой?
– Ну чего я там делать буду? Валяться на пляже? Ты же меня знаешь: не такой я человек, чтобы бездействовать так много времени. На второй же день с ума сойду от скуки.
– Но отдохнуть тебе всё-таки надо, – упрямо говорит Маша.
– Посмотрим.
Иду к регистратуре и вижу там Митрофана Андреевича. Сидит в вестибюле, держит в руках палочку. Подхожу, желаю доброго утра и спрашиваю, как он тут оказался. Может, снова нужна помощь?
– Меня отпустили, – сообщает старик. – Вот, сижу и жду автобус.
– Но сюда автобусы не ходят, – удивляюсь его наивности.
– Да нет, тот ваш ординатор, Рафаэль. Он пошёл выгулять моего пса и сказал, что потом отведёт до автобуса.
– Ах, вот оно что.
Вскоре дверь открывается, внутрь влетает лохматый пёс и бежит к хозяину. Тыкается в его колено мокрым носом. Митрофан Андреевич смеётся. Протягивает руки, прижимает к себе животное.
– Он всегда рядом.
Следом идёт испанец и снова чихает.
– Ему нужно было по делам, – показывает на пса.
– Рафаэль, вы ординатор, а не собачник.
– Апчхи!
– Будьте здоровы.
– У меня, оказывается, аллергия на собак.
– Видимо, да.
Мне даже становится жаль этого красавца. От постоянного чихания у него нос немного распух и покраснел. Теперь Рафаэль выглядит так, словно на детский новогодний утренник собрался – Дедушку Мороза изображать. Смуглого и черноволосого, правда. Стараясь на улыбнуться, чтобы не обидеть ненароком ординатора, ухожу и почти сразу натыкаюсь на Вежновца.
– Доброе утро.
Он отвечает вежливо и сразу же интересуется, готовы ли результаты анализов Артёма. Снова продолжает меня удивлять. Своей властью мог бы воспользоваться и узнать всё сам. Но решил через мою голову не прыгать.
– У Артёма рецидив. Сплошные лейкозные клетки. Инфекция его погубит, – сообщаю печальную весть.
– Что можно сделать?
– Ему дают антибиотики. Онколог знает, что делать. Правда, у нас больных много.
– Может, на него обратят внимание, если я скажу? – предлагает Вежновец, но сам же понимает: это неправильно. Да, у него больной ребёнок, но ведь есть и другие, за спиной которых не возвышается фигура главврача.
– Иван Валерьевич, можно вопрос? – не выдерживаю.
– Да, конечно.
– Зачем вам это? Вы здесь так много времени проводите. Держите мальчика за руку, проверяете, всё ли правильно делают медсёстры и врачи, в том числе я.
– Я помогаю больному ребёнку. У него лейкоз, – нехотя говорит Вежновец.
– Я знаю. И всё-таки…
– Эллина Родионовна, позвольте мне оставить это при себе.
– Разумеется. Простите.
Выхожу из палаты. Снова в регистратуру, а потом замечаю Митрофана Андреевича. Он по-прежнему сидит в вестибюле. Когда же всё-таки придёт его автобус? И Рафаэля рядом нет, не спросишь. Зато около ног старика, положив голову ему на бедро, сидит пёс. В его глазах тоска такая, что от одного взгляда становится тошно. Ну не может животное так смотреть!
Подхожу к Митрофану Андреевичу, и тут же неподалёку появляется Рафаэль с карточкой в руках. Подзываю его к себе. Показываю на старика и прошу проверить его состояние. Ординатор выполняет поручение, легонько тормошит пациента за плечо. Тот не отзывается.
– Митрофан Андреевич, – зовёт Рафаэль, потом кладёт пальцы на сонную артерию и удивлённо смотрит на меня. – Он… умер.
– Займись оформлением, – говорю испанцу.
Мне так жаль этого несчастного одинокого дедушку. Но предвидеть такое мы никак не могли. Даже если бы знали, то каждому отмерено своё время. Как в фильме «День сурка»: главный герой очень старался спасти бездомного старика, но всякий раз у того останавливалось сердце. Пока наконец персонаж не понял: так должно случиться, как ни старайся.
Во время обеда решаю пойти в кафе, отдохнуть от больничного шума. Стоит пройти метров пятьдесят, как вдруг слышу шаги, а потом знакомый до боли голос:
– Можно составить тебе компанию?
Гранин!
– Конечно, – откликаюсь, удивлённая. – Но ты даже не знаешь, куда я иду. Может, в магазин или…
– Ты идёшь вон в то кафе, – улыбается Никита. – Тебе всегда нравилось туда ходить, когда всё доставало в клинике.
Смотрю на него с удивлением.
– Да, представляешь, каким-то образом это всплыло в моей памяти. Она вообще последнее время всё чаще напоминает мне поверхность океана, где утонул большой корабль. Нет-нет, да и поднимется что-нибудь, всплывёт и давай качаться на волнах. Теперь вот это кафе.
– Но ты не мог знать, что я туда пойду сегодня.
– Не мог, – соглашается Никита с улыбкой. – Просто подгадал. Захотелось… вместе пообедать. Ты не против, если составлю тебе компанию?
– Конечно нет, – отвечаю ему.
Идём до заведения молча. Садимся, делаем заказ. Пока ждём, Гранин осматривается.
– Здесь ничего не изменилось с тех пор, как был тут последний раз. Забавно. Когда это было не помню, а вот что не изменилось – да. Странно, правда?
Мне становится интересно, спрашиваю его:
– А что ты ещё вспомнил?
– Олю.
Поднимаю брови.
– Нашу дочь.
Сердце у меня начинает стучать сильнее.
– Что же ты увидел во сне?
– Как она бежит ко мне, раскинув руки. Это какой-то парк. Осень, всё одето в золото листвы. И вот Оля бежит, ей лет пять наверное, и кричит: «Папочка! Папочка!» Подбегает, я хватаю её, поднимаю над собой и начинаю кружить. Она весело хохочет, я тоже счастлив до безумия… Такой вот сон. Уже несколько раз видел его.
Я молчу, поскольку слишком разволновалась. Да и как это комментировать? Даже не знаю, что ответить.
– Скажи, а мы с тобой… ну… долго встречались? И вообще. Я хочу всё знать, что у нас было.
– Может, тебе лучше самому вспомнить?
– На это может потребоваться слишком много времени. Не хочу вспомнить всё, когда из меня песок уже будет сыпаться, и изменить что-либо окажется невозможным. Поэтому прошу помочь.
Некоторое время молчу, обдумывая предложение Никиты. Прямо сейчас у меня есть шанс вложить в его сознание собственное видение всего, что случилось между нами. Когда он вспомнит сам, эти две линии могут не сойтись в каких-то местах. Но я даже в этом случае ничего не теряю.
Нам приносят заказ. Пока ем комплексный обед, сообщаю Гранину всё, что случилось между нами начиная с того момента, как без памяти влюбилась в него, будучи школьницей. Как страдала, надеялась и верила в искреннее взаимное чувство, но была жестоко обманута мальчиком-мажором, сыном мэра. Как об этом узнал весь Волхов, и меня принялись нещадно травить, а он, Никита, ничего не сделал, чтобы унять озверевшее общественное мнение.
Потом он уехал, я окончила школу и сбежала из Волхова в Питер, поступила в медицинский, работала на «Скорой», затем пришла в клинику имени Земского и начала строить здесь карьеру. Моя спокойная жизнь рассыпалась в тот момент, когда оказалось, что Никита Гранин стал нашим новым главным врачом. Потом были месяцы то сближения, то охлаждения.
– Но никогда не покидало ощущение, что ты играешь со мной, как кошка с мышкой. И вот однажды мы поехали в Волхов на юбилей школы. Встретились там и дали волю эмоциям и желаниям.
– Что, сделали это прямо в школе? – поражается Гранин.
Усмехаюсь. Мужчины! Я ему столько всего говорю о своих чувствах, а его больше всего поражает, как мы согрешили в стенах образовательного заведения. Есть всё-таки вещи, которые в Никите не меняются.
Киваю и говорю, что дальше у меня была длительная стажировка в Австралии, я вернулась и родила дочку. К этому времени отношения наши оказались вновь ни Богу свечка, ни чёрту кочерга. Про то, что Гранин пытался со мной судиться ради установления опеки над Олюшкой благоразумно умалчиваю. Не надо ему давать повода поступить неправильно.
Так постепенно подвожу к нынешнему состоянию наших отношений. По сути, мы с ним чужие люди.
– Но это не всё. У тебя есть ещё сын, – признаюсь, когда выходим из кафе.
– Как?! – изумляется Гранин. – Тоже от тебя?!
Приходится поведать ему ещё одну историю, полную драматизма. Про девушку по имени Альбина Тишкина, которая работала у нас медсестрой и не устояла перед шармом заведующего клиникой. Потом родила мальчика, но поскольку её родители были категорически против, а сама девушка не имела возможностей его содержать, то отдала в приёмную семью.
Гранин слушает молча, он бледен. Столько информации сразу навалилось! Представляю, какая буря творится у него в душе. Трёт виски – видимо, даже голова разболелась.
– Ты знаешь, как их зовут? Я бы хотел повидаться…
– Прости, не имею права. Врачебная тайна – это раз, тайна усыновления – это два.
– Элли, ты же знаешь, что я всё равно найду этих людей, – упрямо говорит Никита.
– Мешать не буду, но и помогать тоже не стану.
– Скажи хотя бы, как назвали мальчика.
– Михаилом.
Гранин усмехается.
– Буквально в честь моего отца.
Мы доходим до клиники. Пока идём по прилегающему парку, Гранин спрашивает:
– Так можно мне увидеться с Олюшкой? Она уже подросла, наверное.
– Да, недавно ей исполнилось три годика, четвёртый идёт, – рассказываю, невольно улыбаясь. – Конечно, если ты хочешь, можем увидеться. Только где и как?
– Я придумаю что-нибудь интересное, – произносит с надеждой и оптимизмом Никита.
Мы приступаем к работе, и день пролетает незаметно. Вечером, когда собираюсь идти домой, вижу вдруг, как Рафаэль за кем-то носится по парку возле клиники.
– Стой! Да стой же ты!
Не могу понять, что происходит, пока вдруг прямо под ноги мне не бросается лохматый пёс. Сначала испуганно шарахаюсь от него, но потом вижу: животное не агрессивное, село рядом и высунуло язык, пытаясь отдышаться. Узнаю: это же пёс-поводырь Митрофана Андреевича. Да, не повезло собаке. Старик был одинок, и если даже у него найдутся наследники, дворовый пёс им точно не будет нужен.
– Наконец-то! Спасибо! Я уж было… – ко мне подбегает Рафаэль. Узнаёт и расплывается в счастливой улыбке. – Это вы!..
– Да, я. Чем вы заняты?
– Да вот, ловлю эту несносную псину. Пациент умер, и я подумал…
– Отдать его в приют?
– Нет, я не живодёр, – говорит ординатор. – Хотел отвезти своей тётушке. Она живёт в частном секторе, у неё свой дом. Она любит животных. Этот, думаю, ей понравится. Только никак поймать его не могу. Носимся тут уже полчаса.
Наклоняюсь, беру короткий поводок (оказывается, Рафаэль купил его на свои деньги) и протягиваю ординатору.
– Вы молодец. Больше не чихаете?
– Принял антигистаминное средства. Спасибо, – сверкает Рафаэль. – А вы уже домой?
– Да.
– Хорошей вам ночи, Эллина Родионовна, – произносит он таким бархатным голосом, что у меня мороз по коже.
– До свидания, – и спешу к машине.
Захожу в квартиру, здороваюсь с няней и приветствую моё маленькое солнышко. Роза Гавриловна уходит, мы остаёмся вдвоём. Играем, балуемся вкусняшками, рисуем. Потом я укладываю Олюшку спать. Иду к себе, тоже ложусь, как вдруг стук в дверь. Не звонок, а именно стук. Спешу, желая отругать того, кто так делает: разбудит мне ребёнка!
– Эллина, откройте! Умоляю вас!
– Кто там?
– Это я, Надя, ваша соседка. Скорее!
Открываю дверь, и девушка юркает ко мне в прихожую, быстро закрывая дверь за собой. Она сильно испугана.