Журавлиный клин 3
- Иван, можа на рынок завтра съездить? – Агафья прижалась к мужу.
Они лежали в сенцах, пытаясь здесь найти прохладу. Дверь не закрывали, так с распахнутым крыльцом и почивали. Бояться было некого, а от жары спасались ночным свежим воздухом. Июнь выдался жарким. Ладно дожди не позволяли земле сохнуть, наливали силой зеленые зерновые поля.
Иван обнял жену. От его руки шел жар, но Агафья будто не замечала.
- Почто на рынок – то?
- Творог можно свезти, да Енке шаровары купить. Вытянулся парень, штаны коротки, рубаха тоже мала. А ведь гулять бегает, как-то перед людьми негоже.
- Женихаться стал. Да станок ему свой купи, борода у него растет. А кака ему ещще борода?
- Да и я уж гляжу.
- Одна поедешь, али с ним?
- Бабы баили народу много едет, председатель две лошади дает. Одна поеду.
- А творогу много ли?
- Немного, в такую жару не подкопишь.
- Ладно. Ребятишкам сахару купи.
На том и порешили.
Ночи стояли короткие. Казалось, только легли, а уж вставать надо.
Пастух резал рассветную тишину ударами хлыста. Стадо: коворы, овцы, телята, разбуженные спозаранку, подавали голоса, топали копытами. Уходили на луг. Хозяйки, процедив молоко, и убрав его в глубокие земляные мазанки, ложились, хоть ненадолго, продолжить сон, чтобы потом встать и вертеться, как заводной волчок, целый день.
Агафье прилечь было некогда. Лошади в город выезжали с первыми лучами солнца, деревенские стремились попасть на городской базар раньше, занять места в торговых рядах получше, чтобы побыстрее расторговаться и возвратиться домой. В обед надо было идти на луг, доить коров.
Агафья с творогом не стояла, попросила Зинаиду, которая везла тот же товар, заодно продать и ее, а сама отправилась выбирать Енке обновы.
Рынок шумел, гудел на разные голоса. Агафья этот звук любила. Был связан он с продажами да покупками. Торговаться Агафья умела, находила даже в этом удовольствие. И не от того, что была жадной, а нравился сам процесс, умение говорить, находить слова, умение расположить, убедить, на лишнюю копейку купить чего-нибудь ребятишкам.
Вот и сейчас, совершив все необходимые покупки, она думала, чего бы еще приобрести, чтобы порадовать на небольшой остаток денег, младших. Хотелось халвы. Она давно на неё смотрела, да все жалела денег, не покупала. А тут решилась. Мужик – продавец подал ей небольшой кулек. «Не густо,» - подумала Агафья, даже хотела было пойти в отказ, но махнула рукой, и аккуратно положила приобретение в корзинку. Стараясь, чтобы не оставила сладость масляных пятен на купленной сыну, одежде.
Поторопилась к своим. Петр, который был сегодня за кучера и который вез на продажу яйца, славился крутым нравом. Ждать тех, кто замешкался, не любил. И то правда. У подводы почти все собрались, ждали Наташку, бойкую сноху Петра.
- Поехали, бабы, пущай пешком идет, - дал команду мужчина. Все стали усаживаться.
На столбах закашляли репродукторы. Четкий голос объявил, что сейчас будет правительственное сообщение.
- А ну, милая, пошла, - тронул Петр вожжи. – Ишь, в городе как живут. Спят, пока солнышко не поднимется, сходють купят, что приспичит, и объявление прямо домой им доставят. А коли не домой, так слухайте на улице. Что и говорить, обленился народ, - высказывал свои мысли Петр. Однако, лошадь не подгонял. Ждал всё же Наташку. Та могла поднять в семье скандал, а шум Петру был ни к чему.
- Вон она бежит, - углядела среди народа Зинаида.
Наталья проворно прыгнула на освобожденное место: «Тять ты чего без меня тронул?»
- Семеро одного не ждут. А ну пошла, - Петр пустил лошадь быстрым ходом. Было уже не разобрать, что говорил репродуктор. Да только и без него телегу уже догоняли крики: «Война!».
Бабы смотрели то друг на друга, то на народ, бежавший по улице каждый к своему дому. Сначала ничего не понимали. Но черное известие, словно прожорливый червяк поедало внутри все светлое и теплое, оставляя после себя бездну, наполняемую горем. Плач, женские исступленные крики, что неслись, сопровождая телегу, свидетельствовали только об одном – пришла вселенская беда.
Петр изо всей мочи гнал лошадь. Бабы не замечали тряски. Скованные ужасом, онемели. И только, завидев деревню, завыли.