Как мы помним из предыдущей части истории, которую рассказывает нам большой друг нашего канала, писатель, переводчик и историк Зои Лионидас, бунт кабошьенов в Париже потихоньку зашел в тупик, а тут еще король вернулся из астрала и приказал немедленно прекратить бардак и начать переговоры. А король - он все же король, а не герцог Бургундский, пусть даже и любимый...🤷♂️😊Ну а дофин должен был стать освободителем тех несчастных, кто сумел в эти черные дни остаться в живых.
Уже на следующий день (поразительная скорость по тем временам, и заодно свидетельство – насколько дофин был зол на руководителей восстания), все было уже готово для выезда наследника престола. В его свите, по его собственному приказу должны были состоять герцоги Беррийский и Бургундский; присутствие этого последнего было, без сомнения, небольшой шпилькой, от которой самолюбивый юноша так и не смог удержаться. Посему, бургундцу изо всех сил приходилось во время всего неспешного пути старательно делать «хорошую мину при плохой игре». Кортеж дофина из Бастилии, где заключенные были выпущены беспрекословно, отправился в Лувр, во Дворец Правосудия, и прочие парижские тюрьмы, к епископу столицы был отправлен гонец с категорическим приказом выпустить из церковной тюрьмы всех, кто попал туда по прихоти кабошьенов.
На сей раз никто не осмелился возражать наследнику престола, его приказы выполнялись безоговорочно; более того, на очередном заседании королевского совета, проходившего под председательством наследника, слово вновь взял купеческий прево Жан Жювеналь. По его настоянию, в отставку были отправлены двое эшевенов (городских старейшин) настроенных уж слишком непримиримо, после чего оба были заменены куда более нейтральными персонами. Вслед за тем Бастилия из-под власти Жана Бургундского перешла под патронат брата королевы, а Лувр, из которого не так давно освободился герцог Эдуард Барский, должен был принять его вновь – на сей раз в качестве собственного коменданта. Можно себе представить, что вынужден был почувствовать и пережить Жан Бургундский, на глазах которого вершились все эти назначения. Капитаном Парижа должен был отныне стать Жан Беррийский, как мы помним, номинальный глава арманьякской партии. Злопамятный дофин отплатил за все сполна, однако, и это было далеко не концом.
Кабошьены продолжали вяло сопротивляться, хотя, думается, даже самые твердолобые уже понимали, что их власти де-факто, приходит конец. На следующий день после достопамятного проезда Дофина через весь Париж, руководители уже провалившегося мятежа, собрали на Гревской площади многолюдное собрание, перед которым поставили вопрос ребром: следует ли идти на мировую, или продолжать сопротивляться. Импровизированное собрание открылось пламенной речью уже знакомого нам Эсташа де Павильи (руководившего «осадой» королевского дворца), который в очередной прочувствованной речи пытался запугать парижан страшными карами и реками крови, которые безусловно прольются, случись демоническому Арманьяку ворваться в Париж.
Против всех ожиданий руководителей мятежа, эта речь не произвела на парижан ни малейшего впечатления, как видно, страхами и угрозами последних месяцев все были сыты уже по горло. В конечном итоге, окончательно выбившись из сил в попытках застращать или уговорить парижан, Симон Кабош пожелал прибегнуть к последнему средству: предложил тем, кто желает мириться отойти направо, а тем, кто предпочитает сопротивление, соответственно, налево.
Впрочем, для кабошьенов результат подобного импровизированного «голосования» оказался достаточно обескураживающим. С левой стороны площади остались они сами, вкупе с мясниками и их работниками, а справа оказалась огромная человеческая масса. Кабошьены, таким образом, проиграли уже окончательно и безоговорочно.
Бернару д’Арманьяку был послан официальный приказ прибыть в Париж во главе своей армии, которой, конечно же, столь же официально было запрещено грабить и притеснять добрых граждан Парижа. Понимая, что месть за Людовика Орлеанского навсегда должна была остаться в прошлом, а раскол в государстве следовало преодолеть в кратчайшие сроки, дофин своей властью отправил руководителям арманьякской партии дорогое фиолетовое платье из т.н. «французского пурпура», шитое золотыми листочками, в которое им следовало облачиться перед въездом в Париж, навсегда оставив свои траурные одеяния. Подарок был с благодарностью принят, Арманьяк дал знать о своем скором прибытии, тогда как последние кабошьены, прекрасно понимая, чем это для них обернется, бежали в Бургундию.
Ну а что случилось дальше, вы, дорогие читатели, узнаете в следующей части нашего "текстосериала", поэтому подписывайтесь на мой канал, чтобы не пропустить что-то интересное и гуляйте по свету и по истории вместе со мной. Те же, кто лишь недавно к нам присоединился, смогут найти начало рассказа, а также другие увлекательные истории о героях XV века, здесь:
