Ещё темно на улице было, а баба Надя с Любой уже были на ногах. К воротам подъехал Леший и загружал Любины вещи в прицеп.
— Ты уж прости меня, Любаня, что я тебя с утра пораньше подняла, но люди взбудоражены. Сегодня к нам народ уже прибывать начнет, — вздохнула баба Надя.
— Так и мне рассиживаться некогда, — кивнула Люба, — Сейчас в доме немного вещи разберу, а потом побегу в ФАП, там порядок наводить. Надо хотя бы одну комнату освободить, чтобы было куда оборудование ставить и складывать.
— Ты если что, то бери в помощники себе Лешего. Он сейчас в лес не суется, а дома сидеть ему скучно, а от скуки всякие нехорошие вещи происходят, — сказала баба Надя.
— Ну да, скучно ему, — хмыкнула Люба, — Каждый день то одно, то другое.
— Вот и правильно, человек без дела сидеть не должен, а то тогда заводятся у него всякие дурные мысли да болезни.
В дом вошел дядя Леша, подхватил очередной тюк с добром и посмотрел на женщин.
— Чего? — спросил он, поняв, что сейчас его обсуждали.
— Любашке в Фапе поможешь? — попросила его баба Надя.
— Ладно, — пожал он плечами.
— Жинка твоя тебя ругать не будет?
— Ой, баба Надя, она так привыкла, что меня целыми днями дома нет, что даже мне ничего не говорит. Ночевать домой прихожу, по дому всё, что нужно делаю, и хорошо. Если надо, то помогу. Ты-то как сегодня справишься? — спросил он ее с тревогой.
— Справлюсь, не в первой, — махнула она рукой.
— Люша с Леней тоже сегодня переезд затеяли, боятся, как бы в их новый дом кто чужой не въехал.
— Ну и правильно. Так и надо.
Они перетаскали все вещи в прицеп и уселись в «Ниву».
— Да, — задумчиво сказала Люба, — Я сюда приехала с двумя сумками с вещами, а в дом я переезжаю с прицепом.
— Ну так, Любашка, мне этим добром подавиться, что ли? Если перейду в Навь, то оно мне не понадобиться, там свой скарб имеется с утварью. И так всю жизнь покупала да откладывала, всё в прок, всё на вырост, накопила целые закрома. Да еще дома брала с приданным. Не бросишь же хорошие вещи в пустующей избе, что сгниет, что отсыреет, что плесенью покроется, а что истлеет от времени. А у меня есть заговор хороший, всё остается как новое, если этим никто не пользуется, — сказала баба Надя.
— А если пользоваться, то сразу в труху превращается? — со смехом спросил Леший.
— Ой, не говори ерунды, нет, конечно, — фыркнула бабушка, — Сколько положено, столько и выдержит.
— Ну ладно, а то приедем к Любашке и понесем мешки с добром на зады в ямы.
— Типун тебе на язык. Всё самое хорошее для внучки и правнучки выбирала. Сама бы пользовалась, но столько не живут.
— Ага, — посмеивался над ней дядя Леша, — Столько, сколько у нас живут, нигде не живут.
Они подъехали к дому и стали выгружать добро. В сенях уже стоял сбитый из досок настил.
— Сейчас в избу занесу, да панцирные сетки вынесу на улицу. Вам пока на двоих с Верочкой хватит, а там кроватку детскую сделаю, — сказал он, — И чего ты от сеток отказываешься? У нас-то нормальных матрасов нет, только перины пуховые. Все на сетках мягче.
— Ну да, — хмыкнула Люба, — Всего лишь пуховые перины.
Все перетаскали в дом, да бабе Наде кто-то позвонил.
— Да, конечно, сейчас буду, — ответила она и положила трубку.
Она посмотрела на Любу и Лешего.
— Едут ужо к нам, — вздохнула бабушка, — Любашка, давай корми и забирай Верочку. Незнамо, когда я освобожусь.
— Угу, — кивнула Люба и глянула на дядю Лешу.
— Беги, дочка, я сам тут управлюсь, твоя помощь мне пока не понадобится.
Люба с бабой Надей вышли на улицу и направились к бабушкиной избе.
— Кто едет-то? — спросила Люба. — Фермер?
— И он сегодня будет, но я ему уже ключи отдала, так что всё обойдется без меня. Там уже сам будет разбираться, как, куда и чего. Хоть ребятишек станет у нас в деревне больше. А едет молодежь, там тоже двое деток и бабушка старенькая.
— Рано они собрались, — удивилась Люба.
— Так раньше приедешь, получше дом займешь.
— А помирать наши жители не начнут?
— С чего бы это? — удивилась баба Надя, — Мы не в ограниченном пространстве живем, и в город ездим, и чужие к нам приезжают. Так что бациллы нам не страшны.
— Так это ведь, как новый кто-то появляется, так старый должен помереть.
— Вот ты, Любашка, с этими Навьими походами всё перепутала. Это если коренной рождается, то кто-то из местных помирает. А это все люди пришлые будут, и неизвестно, кто из них еще у нас останется, — ответила бабушка.
Они добежали до избы бабы Нади. Верочка еще спала, а Афоня сидел на лавке с узелком в руках.
— Это ты куда намылился? — строго спросила его баба Надя.
— Никуда, — насупился он, — Это я гостинца для Верочки приготовил, да игрушки.
— Вот те на, то ребятенок ему мешал, а теперь чуть ли не за ним из избы собрался.
— Скучно у тебя тут станет, когда Люба с малышкой съедут.
— Ну да, колгатни уже такой не будет, ничего, переживешь. Будут к нам в гости приходить, да и мы к ним тоже. Или ты решил меня бросить? В Любином доме есть уже домовой, и вы с ним не уживетесь.
— Никого я бросать не буду, — хмурился Афоня, — Мы с тобой знакомы так давно, что я уже не помню сколько веков. Просто привык я к ним, с ними хорошо, живо так.
— Не переживай, народ поедет, и тебе сплетен на два года вперед хватит. Ты бы тут не рассиживался, а искал домовых, которые не сильно одичали, а то народ из пришлых может и без них приехать. А ты сам знаешь, что так у нас не положено, - сказала баба Надя.
— Не положено, — помотал он головой, — Ну так ежели они со своими приедут, а я этих уже взбутетеню, так как они на меня смотреть будут?
— Так ты хотя бы прикинь, кто остался из неодичалых, — строго сказала бабушка.
— Ладно.
Он шмыгнул носом и исчез. На лавке остался только узелок.
— Вот он мне чудить потом будет. Вишь, как обиделся, что ты съезжаешь, — покачала головой баба Надя, — Он вроде всё понимает, но всё равно иногда ведет себя, как маленький.
Баба Надя выбрала подходящие ключи из шкафчика.
— Всё, Любашка, побежала я. Хату проверю, да людей ждать стану. Они уже к нам выехали. Считай, через полчаса в деревне будут. Как все освобожусь, так к тебе заскочу, — сказала она.
— Не торопись, — ответила внучка.
Бабулька надела платок понарядней и выскочила на улицу. Люба разбудила Верочку, умыла ее, накормила манной кашей и стала собирать.
— Узелок не забудь, — пробубнил знакомый голос, — И с Кузьмичом будь построже, он тот еще бирюк, быстро власть в свои руки приберет, если мягкой с ним будешь.
— Хорошо, — кивнула Люба.
— И нас не забывай, — вздохнул громко домовой.
— Ну я же не из деревни уезжаю. Соскучишься, сам приходи к нам.
— Кузьмич может побить, — сердито ответил Афоня. - У него знаешь какая рука тяжелая, ух.
— Мы его тогда сами побьем.
— Нельзя домовых обижать, а то порядка в доме не будет, и вообще может начать пакостить.
— Тогда совсем без дома останется, — сердито нахмурилась Люба, — Вон сколько домовых по окрестностям бродят.
— Да не бродят они, — рассмеялся Афоня, — Когда дом стоит долго без хозяев, то мы ложимся и засыпаем, и всё. Спим до тех пор, пока новые хозяева не появятся, или же дом не начнет разваливаться. Вот только тогда мы можем уйти, когда беречь нечего и смотреть не за чем.
— А баба Надя говорила что-то об одичавших.
— Чем дольше спят, тем тяжелей воспринимают людей, — вздохнул Афоня, — Бабушка вроде их проведывает, а все равно раз-раз, и кто-нибудь да срывается.
— Ясно, все, как у людей.
— Так сколько веков мы с вами бок о бок живем, уже все ваши привычки да повадки переняли. Ладно, поговорил с тобой, хоть на сердце полегчало. Если тебя Кузьмич забижать будет, ты к нам приходи, мы этому михрютке быстро покажем, где Кузькина мать, — домовой погрозил кулачком, — Все, иди ужо, а то дитенку упаришь. И гостинца не забудь. Тама волшебные ложки, постучишь ими друг об дружку, и мы с Аглаей к тебе придем на помощь, а то же Кузьмич много чего не знает.
— Благодарю тебя, Афоня, за все, и за советы, и за подсказки, и за помощь, за все, за все, — Люба приложила руку к груди.
— Да это, обращайся, — зарделся дедушка, — Ну усе, беги, голубка, ни пуха тебе ни пера, удачи, в общем.
Домовой улыбнулся и исчез. Аглая даже не вышла провожать их. Люба выскочила на улицу с Верочкой, усадила ее в санки и покатила на новое место жительство.
Автор Потапова Евгения