Твой/мой сын 13
Помощь мамы для Киры стала неоценимой. Ведь как Кира не хорохорилась, фактически, она была матерью-одиночкой, да ещё с плотным рабочим графиком. Даже при наличии детсада, со Стёпкой бы не справилась. Так что роль папы для малыша поневоле досталась бабушке. Довольно молодой и привлекательной женщине.
Усадив рядом мать и дочь, любой непредвзятый сторонний наблюдатель мог бы с уверенностью сказать, какой Кира будет через пару десятков лет. И этот сторонний наблюдатель, если он мужчина, не колеблясь бы выбрал молодую женщину в свои долгие спутницы жизни.
Мама, впрочем, скоро стала корить Киру за её, нигде не объявленный, монашеский обет.
– Дочь, сама же гинеколог. Молодая, здоровая. Ты хоть любовника себе заведи.
– Это если бы я сиднем сидела, бездельничала, а я, как та савраска целыми днями ношусь. Организм занят работой, ему на глупости нет времени и до них нет дела, - отмахнулась Кира.
– А родить?
– А вот родить, мама, не любовник нужен. А муж. Который станет папой ребёнку… и ещё одному, старшему ребёнку. Так что не торопи меня.
Людмила Ильинична больше на эту тему не заикалась. Дочка сама взрослая, разберется. Тем более, что года через два у Киры всё же ухажер появился. Причем, симпатии своей к возлюбленной не скрывал, да и сам не скрывался. Ухаживал красиво и открыто. Так что о Григории Кира совсем забыла. И старалась не вспоминать. Хотя какие – то параллели с ним всё же были.
– Мама, будешь смеяться, но Виктор тоже, как и Гриша, инженер. Прямо как на роду написано быть мне женой технического работника.
Свадьбу они сыграли осенью, когда природа примеряла золотые наряды. И, практически, сразу Кира забеременела.
----
– Ныне преступих аз грешная и обременённая к тебе, Владычице и Богу моему; не смею взирати на небо, токмо молюся, глаголя: даждь ми, Господи, ум, да плачуся дел моих горько.
Юля заложила пальцем молитвослов и перекрестилась. Она молилась. Молилась искренне и истово, пусть даже уверовав от безысходности. А что было делать, если молитва реально помогала справляться с разрушительной энергией подрастающего сынишки? Который вырос и к школе, слава Богу, перестал болеть, но становился всё более неуправляемым? И никакие педагогические изыски не помогали. Ни кнут, ни – пряник. Ни новый тренд фактической вседозволенности, ни закручивание гаек – на чём время от времени настаивал Гриша.
А вот молитва, странное дело – да, помогала.
– Мати Божия Пречистая, воззри на мя, грешную, и от сети диавола избави мя, и на путь покаяния настави мя, да плачуся дел моих горько.
Помилуй мя, Боже, помилуй мя…
Она читала покаянный канон, помня и зачатого в грехе, втайне от жены законной, Артёмку, и заносчивое поведение с женой человека, который стал теперь её мужем. Многое имела в виду, стоя на коленях перед ликом святых, в трепещущем оранжевом свете свечей перед образами.
Её покаяние пугало теперь даже бабушку, которая ворчала, что негоже совсем уж становиться монашкой. Тем более, что в доме рос еще один ребенок - Надюшка. Юля расстаралась, подарила Грише еще и дочку.
Девочка родилась, и тут же стали происходить неприятные изменения в сыне, будто стала проявлять себя какая-то компенсация за всепоглощающее счастье в браке и за те счастливые пять дней, когда Гриша временно остался дома один. Когда жил с той ещё, первой женой.
Сначала мысль, что всё происходящее с Артёмом не более, чем плата за грех, как ни крути, была внушена Юльке Степанидой Власьевной. И она раздражённо отмахивалась. И лишь когда сын однажды до крови, как какой волчонок, укусил её за руку, вняла уговорам, взяла молитвослов и… В общем, Артёмка перестал во всём противоречить и ей, и Грише, и бабушке. И даже с сестрёнкой стал играться в тихие игры. А Юлька прошла таинство воцерковления, став постоянной прихожанкой местного храма. Гриша только махнул рукой: «Чем бы дитя не тешилось…»
Много позже он съездил в командировку на свой бывший завод. Не удержался, конечно, узнал, как дела у Киры. И сердце даже кольнуло, когда увидел её, счастливую, в сопровождении высокого, худощавого мужчины и… рыжеволосого, живого, как ртуть, мальчишки. Почему-то в самом деле похожего на него, Гришу. По крайней мере, если взять детские фотографии тридцатилетней давности и сравнить вот с этой живой копией. Как так-то?
У него возникли смутные сомнения: а что, если он оставил Киру беременной? Но мысли эти он, тем не менее, от себя отогнал. И постарался забыть эту страницу своей жизни. Знал, что ничего хорошего эти самоедские воспоминания не принесут.