Повесть братьев Стругацких «Трудно быть богом», как известно, содержит антирелигиозные нотки, но эта антирелигиозная полемика в ней носит максимально топорный характер — она выражена в образе «злых церковников» из Святого Ордена, которым нечем больше заняться, кроме как преследовать науку и всех сколько-нибудь образованных людей.
Но, независимо от желания авторов, гораздо более сильная пародия на религиозную картину мира и, в частности, такой её элемент, как теодицея (попытка интеллектуально согласовать наличие зла в мире с всемогуществом и всеблагостью Бога) у Стругацких получилась в образе вовсе не отрицательных персонажей, а в образе персонажей вроде бы положительных. Я говорю, разумеется, о земных наблюдателях вообще и о доне Румате в частности — и о том, что они делают (а точнее, не делают) для жителей планеты, на которой они действуют.
Как я уже отмечал в своей предыдущей заметке о «Трудно быть богом», земные наблюдатели, представляя несравненно более развитую цивилизацию Земли, где давно построено утопическое общество будущего, ничего не делают для того, чтобы стимулировать социально-экономическое развитие планеты изнутри, потому что, видите ли, нельзя вмешиваться в естественный процесс развития цивилизации (как это сочетается с декларацией одного из земных наблюдателей, дона Кондора, что они пришли, «чтобы помочь этому человечеству» — неясно). Мол, жители Арканара до всего должны дойти сами, а вмешательство, тем более насильственное, будет грубым насилием над их личностями.
Лучше всего это выражено в диалоге Руматы со спасённым им «грамотеем» Будахом. Когда Будах, обращаясь к Румате как будто бы к богу или даже Богу, перечисляет различные гипотетические способы изменить обитателей Арканара к лучшему, естественные и сверхъестественные — например, «дать людям всего вволю», «вразумить жестоких правителей», «наказать сильных», внушить людям стремление к позитивным ценностям (знанию и труду) и, наконец, уничтожить людей Арканара и сотворить их заново.
Все эти варианты Румата отвергает, давая разнообразные внешне убедительные объяснения — мол, если просто дать нуждающимся всё, то у них или отберут добычу сильные, или они станут паразитами, на место одних жестоких придут другие, и карать их придется до бесконечности и, наконец, переделывать человеческую природу — грубое насилие над человеческой натурой. Так советские атеисты Стругацкие, высмеивающие религию и церковь, для оправдания бездействия протагонистов соорудили конструкцию, по сути своей эквивалентную христианской теодицее — в этой парадигме сердце Бога «полно жалости», но изменить этот мир здесь и сейчас он не может из уважения к человеческой свободе воли.
Та же мысль выражена и в другом произведении Стругацких, «Попытка к бегству», где действие происходит не на Арканаре, но на похожей отсталой планете, Сауле:
«— Вы не шутите, — сказал он наконец. — Это не шутки. Коммунизм — это прежде всего идея! И идея не простая. Её выстрадали кровью! Её не преподашь за пять лет на наглядных примерах. Вы обрушите изобилие на потомственного раба, на природного эгоиста. И знаете, что у вас получится? Либо ваша колония превратится в няньку при разжиревших бездельниках, у которых не будет ни малейшего стимула к деятельности, либо здесь найдётся энергичный мерзавец, который с помощью ваших же глайдеров, скорчеров и других средств вышибет вас вон с этой планеты, а всё изобилие подгребёт себе под седалище, и вся история опять-таки двинется естественным путём».
Лишь когда-нибудь в конце времён после смерти настанет конец света и Царство Божие — как в картине мира Руматы когда-нибудь на Арканаре возникнет утопическое общество земного типа, но произойдёт это в неопределённо далеком светлом будущем. А пока ничего не поделаешь — можно только делать отдельные добрые дела, помогать конкретным людям. Но, по иронии судьбы, произведение Стругацких написано именно так, что в нём видны слабые места этого объяснения — которые относятся не только к заведомо вымышленной вселенной Стругацких, но и ко вполне реальным религиозным верованиям наших дней.
Хотя земляне, включая Румату, неизменно произносят красивые слова о невмешательстве и о том, что местные должны сами дойти до всего своим умом, кое-кому они, на самом деле, помогают. Один лишь Румата на спасение гонимых «грамотеев» истратил, по мнению Рэбы (возможно, неточному, ведь вряд ли он мог знать о всех делах Руматы), три пуда синтезированного им чистого (!) золота. Три пуда — почти пятьдесят килограммов. Даже в наши дни пятьдесят килограммов золота стоят почти 310 миллионов рублей — и это с поправкой на «революцию цен», когда из Нового Света хлынул поток золота и серебра. Для арканарской экономики это немаленькие деньги — «невмешательством» тут и не пахнет.
Впрочем, не золотом единым. Когда Румата спасает от Рэбы «профессионального революционера» Арату Горбатого, он вообще прилетает за ним на вертолете. Замечу, что эта и последующая помощь Арате — именно что вмешательство в местные дела, причем вмешательство довольно специфическое: Румата убежден, что Арате не победить, и даже если Арата победит, то лучше от этого, по его мнению, никому не станет — но он всё равно ему помогает, что ведёт к одному подавленному восстанию за другим (а помогать этим восстаниям победить Румата тоже не хочет, потому что, видите ли, дело Араты безнадёжно — то есть в результате жители Арканара из-за Руматы в любом случае гибнут без смысла). А ведь в этих восстаниях неизбежно должны гибнуть и столь любимые Руматой «грамотеи»...
Отдельно обращу внимание на следующее обстоятельство. Румата помогает людям не столько потому, что из этого может выйти что-то общественно полезное (хотя это объяснение и используется в случае «грамотеев» — мол, они «соль земли» и без них не будет никакого прогресса), сколько потому, что эти люди, грубо говоря, нравятся лично ему. На счет того же Араты мнение о безнадёжности его дела не мешает выручать его с нарушением любой секретности и снабжать золотом. При этом симпатия Руматы к Арате основана именно на том, что он видит в нём этакого жестокого, но справедливого ангела-мстителя (Арата уж точно не «грамотей», а в его социальную программу Румата нисколько не верит).
Дружба с доном Пампой, который и на «борца за справедливость» не тянет, тоже показательна. Истинный критерий здесь — не целесообразность, а соответствие представлению Руматы о «добродетели» (скажем, «грамотеи» против всякой исторической достоверности рисуются чуть ли не как поголовно подвижники наук и искусств — то есть речь идёт не просто о социальной роли, а о своего рода «праведности»). Помогает он тем, кого по тем или иным субъективным причинам сам зачислил в «агнцы», а не в «козлища».
При этом сами по себе жестокость и несправедливость, царящая в обществе, для Руматы — «нормальный уровень средневекового зверства», и обычным людям (если это не его близкие, вроде его любовницы Киры или слуги Уно) он не помогает. Поднимать народные восстания или проводить реформы сверху посредством захвата власти в том или ином государстве он тоже не пытается, в отличие от земных резидентов Карла Розенблюма и Джереми Тафната, которые погибли в результате попыток помочь всем, а не только лишь избранным.
Бить тревогу по поводу происходящего в Арканаре он начал после того, как Рэба развернул охоту на симпатичных ему «грамотеев», а к простым людям он относится, по большому счету, с презрением (да, они показаны как неприятные личности, но ведь и среди «грамотеев» есть конформисты, сотрудничающие с Рэбой, вроде «патриотической школы»).
Кстати, характерно, что нелюбимому им Рэбе он анахронистически инкриминировал, для обоснования необходимости борьбы с ним, фашизм (то есть, в советской системе ценностей, почти абсолютное зло, аналогом которого в христианской картине мира является дьявол) — как бы получая своего рода сакральную санкцию для обоснования вмешательства.
Если же говорить не о Румате, а о землянах в целом, то земная миссия на Арканаре однажды серьёзно помогла не абы кому, а... самому же дону Рэбе: «Он объявил войну Ирукану, сам повел армию к границе, потопил ее в болотах и растерял в лесах, бросил все на произвол судьбы и сбежал обратно в Арканар. Благодаря стараниям дона Гуга, о котором он, конечно, и не подозревал, ему удалось добиться у герцога Ируканского мира — ценой двух пограничных городов, а затем королю пришлось выскрести до дна опустевшую казну, чтобы бороться с крестьянскими восстаниями, охватившими всю страну».
Какие цели преследовало это вмешательство? Что было бы плохого, если бы относительно просвещенный герцог Ируканский подчинил бы себе мракобесный Арканар или хотя бы нанёс ему достаточно серьёзное поражение, которое могло бы привести или к успеху крестьянских восстаний в Арканаре, или к тому, что Рэба утратил бы милость короля? Получается, что на совести землян не только жертвы организуемых Аратой (и исправно подавляемых феодалами, ведь Румата считает их «безнадёжными» и не желает им полноценно помогать) восстаний, но и все те, кого Рэба в дальнейшем убил. Но, видимо, это решение тоже было обусловлено некими соображениями высшего характера.
Внимательный читатель может спросить — но при чем здесь религия и теодицея? Поясню. Я нередко видел в контексте той самой пресловутой проблемы теодицеи от верующих, в частности, и такое соображение, что, образно говоря, Бог — не надзиратель или нянька, чтобы стоять у людей над головой и решать их мелкие проблемы. Прямо как Румата говорит Будаху: «И это не пойдет людям на пользу <...> ибо когда получат они все даром, без трудов, из рук моих, то забудут труд, потеряют вкус к жизни и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду впредь кормить и одевать вечно».
Однако эта позиция со стороны Руматы отличается некоторым лукавством. Те же «грамотеи» именно что получали от него помощь даром. Как и Арата. Причем помощь эта, по меркам Арканара, чудесная (синтетическое золото невозможной для местного уровня развития чистоты, вертолет). Как и Рэба — всему Арканару на беду — получил от землян помощь даром после поражения от Ирукана (хотя и не знал о том, кто на самом деле ему помог) и был счастливо избавлен от политического банкротства. Если протагонисты-земляне такие уж поборники «невмешательства» как принципа — что мешало бы им пройти мимо и не помогать и в этом случае? Глядишь, больше людей осталось бы в итоге в живых.
Человек, достаточно хорошо знакомый, к примеру, с Ветхим Заветом — священной книгой как минимум двух (христианство и иудаизм) мировых религий, также оказавшей влияние на третью (ислам) — не может не заметить, что ветхозаветный Яхве регулярно помогает своим любимцам в виде семейства Авраама и произошедшего от него иудейского народа, в том числе и с нарушением законов природы в виде многочисленных чудес. Вся ветхозаветная священная история описывается как постоянное участие Яхве в истории Израиля. В Новом Завете сохраняется та же тенденция, только в роли нового Израиля выступает христианская церковь. Библейский Бог, как его мыслят сами верующие, вовсе не адепт «невмешательства».
Но, во-первых, это помощь не для всех, а лишь для избранных, «праведных» (сравнить с деятельностью Руматы и земных наблюдателей в целом у Стругацких — и их расстановку приоритетов), а, во-вторых, предоставляется сугубо по желанию того, кто её оказывает, и в любой момент может быть прекращена или обратиться в свою противоположность вне зависимости от заслуг или пороков «праведника» (см. классическую историю об Иове). В итоге Бог, как его видят многие верующие, оказывается неуловимо похож на земных наблюдателей из «Трудно быть богом» Стругацких.... фаворитизмом и отсутствием каких-либо обязательств даже перед теми, кого он, вроде как, собирается облагодетельствовать (с поправкой на то, что представления Стругацких о прекрасном ближе к гностицизму, а не к авраамическим религиям, и круг потенциальных «избранных» у них ещё и ограничен).
Напоследок отмечу, что религиозные или квазирелигиозные мотивы у Стругацких — тема, в целом, весьма богатая. Ещё до меня публицист-христианин Владимир Шалларь писал в статье «Фантастическое богословие — 2. Апокалипсис Стругацких» о религиозных коннотациях в образе Странников, отбирающих «новых людей»-люденов из остального человечества. Образ Странников как «сверхдобра», «Монокосма» навевает прозрачные ассоциации с высшими силами религиозной традиции — но особая ирония в свете проведенной Шалларем параллели состоит в том, что Странники у Стругацких в их творчестве получились существами, лишенными всяких сантиментов по поводу святости человеческой жизни и готовыми ставить на людях морально сомнительные опыты (нуль-телепортация на Сауле в «Попытке к бегству», «подкидыши» в «Жуке в муравейнике»).
Автор — Семён Фридман, «XX2 ВЕК».
Вам также может быть интересно:
