Повесть «Волны гасят ветер» — последнее произведение братьев Стругацких о Мире Полудня, и лично мне этот факт представляется по-своему закономерным — поскольку идеи, изложенные в данной повести, оказываются (при внимательном отношении) в корне противоречащими тем идеям, на которых основан остальной Мир Полудня.
Что такое Мир Полудня Стругацких? Это общество равенства, в котором нет ни выраженной социальной несправедливости, ни материального неблагополучия, а каждый человек может реализовать свои способности (в той степени, в которой они у него вообще есть). Что ещё важнее — это общество, представители которого помогают другим, менее развитым цивилизациям (хотя их помощь может носить непоследовательный и половинчатый характер, как в «Трудно быть богом» — помощь дона Руматы арканарцам) — скажем, в «Обитаемом острове» они работают над спасением постапокалиптической планеты Саракш, а в «Парне из преисподней» — помогают жителям планеты Гиганда, охваченной войной между двумя местными сверхдержавами. В «Малыше» земляне занимаются переселением отсталой расы пантиан, миру которых угрожает гибель, в другой мир, и ищут для этого подходящую планету. В «Жуке в муравейнике» упоминалось о том, что земляне вывели в космос цивилизацию собакоподобных голованов.
В «Волны гасят ветер» коллизия прямо противоположная — описывается выделение (в результате вмешательства инопланетной сверхцивилизации Странников) из человечества новой, превосходящей его расы «люденов», существ, наделённых сверхспособностями (людены не просто более развиты технически или совершенствуют свой организм за счет воздействий вроде биоблокады — нет, они ещё и обладают возможностями, в принципе отсутствующими у homo sapiens) — которые, осознав себя, в конечном итоге после т.н. «большого откровения» перестают общаться с остальными людьми и уходят в неизвестность. Вкратце содержание всего произведения передаёт меморандум земного ученого Айзека Бромберга, предсказывающий появление люденов:
«…хотим мы этого или не хотим, но если говорить прямо, без околичностей и без наукообразной терминологии, то речь идет вот о чем. Первое: вступление человечества на путь эволюции второго порядка означает практически превращение хомо сапиенса в Странника. Второе: скорее всего, далеко не каждый хомо сапиенс пригоден для такого превращения. Резюме: - человечество будет разделено на две неравные части; - человечество будет разделено на две неравные части по неизвестному нам параметру; - человечество будет разделено на две неравные части по неизвестному нам параметру, причем меньшая часть форсированно и навсегда обгонит большую; - человечество будет разделено на две неравные части по неизвестному нам параметру, меньшая часть его форсированно и навсегда обгонит большую, и свершится это волею и искусством сверхцивилизации, решительно человечеству чуждой».
Предположение Бромберга было позднее подтверждено одним из авторов — Борисом Стругацким: «Что же касается люденов, то они не просто сверхчеловеки, — это Странники, вклад Земли в ту самую «расу Странников», о которой мы так часто писали, и которая состоит из представителей самых разных рас и народов Вселенной, достигших определенного уровня социальной и биологической эволюции».
Что здесь бросается в глаза? И земляне, и Странники у Стругацких — пример высокоразвитой цивилизации, превосходящей другие (как земляне превосходят других гуманоидов, так Странники превосходят землян) и не гнушающейся тайной деятельностью среди них. Вот только целеполагание у землян и Странников — абсолютно разное. Земляне у Стругацких могут смотреть на других гуманоидов сверху вниз (см. суждение Руматы о арканарцах из «Трудно быть богом» - «все они почти без исключений были еще не людьми в современном смысле слова, а заготовками, болванками, из которых только кровавые века истории выточат когда-нибудь настоящего гордого и свободного человека»), но идеалом они видят поднятие представителей других (по крайней мере, гуманоидных) цивилизаций до своего уровня. Странники же интересуются лишь избранными, которые подлежат интеграции в их сообщество — ко всем остальным они, по большому счёту, равнодушны.
У героев-землян на планетах тех гуманоидов, среди которых они ведут свою деятельность, есть личностные привязанности. Дон Румата (землянин Антон) в «Трудно быть богом» привязан к своей возлюбленной Кире, к дону Пампе, к Арате Горбатому, к преследуемым «грамотеям». Максим Камеррер в «Обитаемом острове» привязан, например, к брату и сестре Гаалам (Гаю и Раде). Напротив, людены (даже сохраняющие первоначально какие-то личные привязанности из прежней, ещё человеческой жизни) со временем становятся равнодушны даже к близким людям, не являющимся люденами — см. судьбу людена Тойво Глумова (хотя исходно тот дал согласие на присоединение к люденам в надежде вести разведывательную деятельность среди них в интересах остального человечества), о которой рассказывает его мать, Майя Глумова: «Когда он со мной, он мучается скукой. Когда он там, у себя, он обо мне тоскует, иначе он бы не возвращался. Жить так ему, разумеется, невозможно, и он должен будет выбрать что-то одно. Я знаю, что именно он выберет. Последнее время он возвращается все реже и реже. Я знаю его собратьев, которые и вовсе перестали возвращаться. Им больше нечего делать на Земле».
Подтверждает это и один из люденов, Логовенко, прямо говорящий, что какие-то личностные связи с людьми сохраняются лишь у небольшой части люденов (причем часть из них — тот же Логовенко — остаются среди людей в первую очередь для поиска новых люденов):
«КОМОВ. Значит, метагом теряет прежние привязанности?
ЛОГОВЕНКО. Это очень индивидуально. И не так просто, как вы думаете. Наиболее типичная модель отношения людена к человеку - это отношение многоопытного и очень занятого взрослого к симпатичному, но донельзя докучному малышу. Вот и представьте себе отношения в парах: люден и его отец, люден и его закадычный друг, люден и его Учитель...
ГОРБОВСКИЙ. Люден и его подруга...
ЛОГОВЕНКО. Это трагедии, Леонид Андреевич. Самые настоящие трагедии.
КОМОВ. Я вижу, вы принимаете ситуацию близко к сердцу. Тогда, может быть, проще все это прекратить? В конце концов, это же в ваших руках...
ЛОГОВЕНКО. А вам не кажется, что это было бы аморально?
КОМОВ. А вам не кажется, что аморально повергать человечество в состояние шока? Создавать в массовой психологии комплекс неполноценности, поставить молодежь перед фактом конечности ее возможностей!
ЛОГОВЕНКО. Вот я и пришел к вам — чтобы искать выход.
КОМОВ. Выход один. Вы должны покинуть Землю.
ЛОГОВЕНКО. Простите. Кто именно 'мы'?
КОМОВ. Вы, метагомы.
ЛОГОВЕНКО. Геннадий Юрьевич, я повторяю: в подавляющем большинстве своем людены на Земле не живут. Все их интересы, вся их жизнь — вне Земли. Черт подери, не живете же вы в кровати!.. А постоянно связаны с Землей только акушеры вроде меня и гомопсихологи... да еще несколько десятков самых несчастных из нас — те, что не могут оторвать себя от родных и любимых!
ГОРБОВСКИЙ. А!
ЛОГОВЕНКО. Что вы сказали?
ГОРБОВСКИЙ. Ничего, ничего, я внимательно слушаю.
КОМОВ. Значит, вы хотите сказать, что интересы метагомов и землян по сути не пересекаются?
ЛОГОВЕНКО. Да.
КОМОВ. Возможно ли сотрудничество?
ЛОГОВЕНКО. В какой области?
КОМОВ. Вам виднее.
ЛОГОВЕНКО. Боюсь, что вы нам полезны быть не можете. Что же касается нас... Знаете, есть старая шутка. В наших обстоятельствах она звучит довольно жестоко, но я ее приведу. 'Медведя можно научить ездить на велосипеде, но будет ли медведю от этого польза и удовольствие?' Простите меня, ради бога. Но вы сами сказали: наши интересы нигде не пересекаются».
Странники, в отличие от землян, никому не помогают. Есть одно-единственное исключение — осуществлённая ими эвакуация обитателей планеты Надежда, разрушивших собственную биосферу: «Природа была уничтожена. Отходы промышленности, отходы безумных и отчаянных экспериментов в попытках исправить положение загадили планету до такой степени, что местное человечество, пораженное целым комплексом генетических заболеваний, обречено было на полное одичание и неизбежное вымирание») — но судьба эвакуированных неизвестна: «Разумеется, такая цивилизация не имела никакой исторической перспективы, но тут пришли Странники. Впервые, насколько нам известно, они активно вмешались в события чужого мира. Теперь можно считать установленным, что им удалось вывести подавляющее большинство населения Надежды через межпространственные тоннели и, видимо, спасти. (Куда были выведены эти миллиарды несчастных больных людей, где они сейчас и что с ними сталось — мы, конечно, не знаем и, похоже, узнаем не скоро.)». Но кто знает, что именно сделали со «спасёнными» Странники?
Незаметно, чтобы Странники вообще думали о последствиях своих действий для других цивилизаций. Например, в повести «Попытка к бегству» описана примитивная цивилизация планеты Саула, на которой Странники перебрасывают свою технику посредством нуль-транспортировки из одной точки в другую. Местные гуманоиды (а планета населена) пытаются разобраться в этой технике посредством крайне неэтичных и ведущих к человеческим жертвам экспериментов, инициированных их правителем. В «Жуке в муравейнике» земляне обнаружили в созданном Странниками саркофаге тринадцать человеческих детей, жизнь которых напрямую зависела от устройств-«детонаторов» — при уничтожении «детонатора» погибал и человек (то есть у Странников незаметно даже элементарного уважения к человеческой жизни). Стоит ли удивляться, что некоторые земляне — такие, как Рудольф Сикорски, руководитель КОМКОН-2 — боятся Странников, что приводит в «Жуке в муравейнике» к гибели одного из «подкидышей», Льва Абалкина (при попытке воссоединиться с собственным «детонатором»), в котором Сикорски (возможно, обоснованно) видел угрожающего Земле агента Странников. Возможные негативные последствия появления люденов для земной цивилизации их тоже не смущают.
То есть с одной стороны у нас есть альтруистичная цивилизация землян, а с другой стороны — довольно эгоистичная цивилизация Странников. Проблема в том, что в парадигме Стругацких в итоге оказывается, что будущее (в буквальном смысле — поскольку людены это своего рода «новое человечество», более могущественное и высокоразвитое) — отнюдь не за землянами, а за Странниками (представляется довольно закономерным то, что общество фанатов творчества Стругацких носит название “группа «Людены»”). И не только потому, что Странники — сверхцивилизация, превосходящая землян в чисто техническом отношении, но ещё и потому что именно их метод у Стругацких оказывается результативным — земное прогрессорство приносит в лучшем случае неоднозначные результаты, в то время как Странники успешно выводят нужных им люденов, «сняв пенки» с земной цивилизации.
Причем, как я уже отмечал, если до земного уровня потенциально может дорасти — особенно с земной помощью — любая гуманоидная цивилизация Мира Полудня (если исключить пессимистические сценарии гибели из-за техногенной катастрофы, как в случае Надежды, или постапокалиптического сценария a la Саракш), то люденами могут стать не все даже среди земной цивилизации — самой высокоразвитой в Мире Полудня.
Люденом делает активация т.н. «третьей импульсной системы», однако, по словам людена Логовенко, она «обнаруживается с вероятностью не более одной стотысячной» — и «это результат какой-то древней мутации». То есть в мир сверхцивилизации Странников (в отличие от земного Мира Полудня, готового развивать другие цивилизации) войдут лишь избранные, причем избранные не абы каким способом, а по генетическому критерию! Логовенко говорит, что «Мы — не результат биологической революции. Мы появились потому, что человечество достигло определенного уровня социотехнологической организации. Открыть в человеческом организме третью импульсную систему могли бы и сотню лет назад, но инициировать ее оказалось возможным только в начале нашего века, а удержать людена на спирали психофизиологического развития, провести его от уровня к уровню до самого конца... то есть, в ваших понятиях, воспитать людена — это стало возможным совсем недавно», но в том-то и дело, что основа способностей люденов, в конечном итоге, имеет биологическую природу, хотя и развивается через техническое и социальное воздействие.
Проще говоря, эгалитарный, альтруистический и открытый внешнему миру идеал Земли Мира Полудня оказывается посрамлен в пользу элитарного, эгоистичного и закрытого для внешнего мира в основе своей идеала Странников и люденов. В отношениях люденов и остальных людей в итоге торжествует принцип «каждому своё» — их пути навсегда расходятся и, по-видимому, не могут пересечься в будущем. При этом от вмешательства в своих интересах в жизнь других цивилизаций Странники вовсе не отказываются (см. выше) — и их совершенно не волнует то, как это закончится для других.
Нетрудно заметить, что финал «Волны гасят ветер» по своему содержанию перекликается с задуманным, хотя так и оставшимся ненаписанным, произведением Стругацких о миссии Максима Камеррера в Островной империи на планете Саракш («Белый Ферзь»). Островная империя оказывается организованной по принципу «каждому — своё», будучи разделённой на несколько сфер — от внутренней, практически идеальной и населённой «высоконравственными» людьми, живущими в благоприятных условиях, до внешней, практически адской, населённой подонками и негодяями (как эти сферы ухитряются взаимодействовать между собой — решительно непонятно; напрашивается, как и в случае с «люденами», одно решение — сведение контактов разных сфер между собой к необходимому минимуму). В финале этого произведения один из представителей правящего элиты Островной империи по задумке автора, услышав рассказ Камеррера о Земле Мира Полудня, должен был прямо заявить ему, что описанное землянином общество принципиально невозможно — что, по-видимому, должно отражать позицию самих авторов, в Мире Полудня разочаровавшихся.
Напротив, устройство Островной империи по крайней мере одним из Стругацких — Борисом — по-видимому, по мере разочарования Стругацких в прежних идеалах было переосмыслено как идеальное или, по крайней мере, оптимальное: «им нравился (казался оригинальным и нетривиальным) мир Островной Империи, построенный с безжалостной рациональностью Демиурга, отчаявшегося искоренить зло» (нетрудно заметить, что «оригинальной и нетривиальной» объявлена очередная вариация на тему кастовой системы). То есть перед нами переход от утопического эгалитаризма к столь же (или даже более) утопическому радикальному элитизму. Но нельзя сказать о том, что речь идёт о повороте на 180 градусов, который был бы совершенно неожиданным.
В том-то и проблема, что подобная трансформация вызревала изнутри Мира Полудня и изнутри мировоззрения самих же Стругацких, ещё в начале 60-ых разделявших идеи из серии «коммунизм — это братство интеллигенции, а не всяких там вонючих садовников». До идеи, что братство и предназначено не для всех, а лишь для избранных — полшага, и ноги «люденов» и «Островной Империи» (в версии «Белого Ферзя»), сдаётся мне, растут именно отсюда. Как ни странно, заметно это ещё в первоначальном замысле произведения «Трудно быть богом» — где не было ещё ни «серых штурмовиков», ни дона Рэбы, а были лишь приключения героя-землянина на отсталой средневековой планете:
«...Существует где-то планета, точная копия Земли, можно с небольшими отклонениями, в эпоху непосредственно перед Великими географическими открытиями. Абсолютизм, веселые пьяные мушкетеры, кардинал, король, мятежные принцы, инквизиция, матросские кабаки, галеоны и фрегаты, красавицы, веревочные лестницы, серенады и пр. И вот в эту страну (помесь Франции с Испанией или России с Испанией) наши земляне, давно уже абсолютные коммунисты, подбрасывают “кукушку” — молодого здоровенного красавца с таким вот кулаком, отличного фехтовальщика и пр. Собственно, подбрасывают не все земляне сразу, а скажем, московское историческое общество. Они однажды забираются к кардиналу и говорят ему: “Вот так и так, тебе этого не понять, но мы оставляем тебе вот этого парнишку, ты его будешь оберегать от козней, вот тебе за это мешок золота, а если с ним что случится, мы с тебя живого шкуру снимем” <…> Чтобы женщины плакали, стены смеялись, и пятьсот негодяев кричали: “Бей! Бей” и ничего не могли сделать с одним коммунистом».
Нетрудно заметить, что в этом замысле выражено больше всего (вполне в духе, к слову, современных произведений про «попаданцев») — упоение «крутостью» земного засланца, которому никто ничего не может сделать и которого все боятся. В окончательной версии «Трудно быть богом» всё это, разумеется, сохранилось и приумножилось — Румата вращается в высших кругах арканарского общества, дерётся как бог, а сам дон Рэба, правитель Арканара, боится ему что-либо сделать, даже когда тот находится у него в руках. Конечно, мотив героя, который «одним махом семерых побивахом», сам по себе внеидеологичен и является своего рода общим местом приключенческой литературы (его можно встретить и в «Обитаемом острове», хотя и в меньшей степени) — но когда он сочетается с подчеркиванием того, как же убог мир, окружающий героя, и рассуждениями про «вонючих садовников», «людены» и Островная империя из «Белого ферзя» становятся вполне закономерным финалом интеллектуальной эволюции автора.
Автор — Семён Фридман, «XX2 ВЕК».
Вам также может быть интересно:
