Твой/мой сын 10
Гриша буквально налетел на Юльку с коляской, вырулив из-за угла. Как когда-то она на него. Он никогда не возвращался домой этой дорогой. Он и забыл даже, как выглядит вход в знакомый подъезд, где проживала это его грешное увлечение тогда, давно. Но сегодня нужно было забежать к болеющему коллеге с завода, утрясти пару производственных вопросов с показом бумаг. Поэтому поневоле освежил в памяти путь, по котором когда-то бегал, подняв воротник.
В последний момент Гриша всё же увернулся, чтобы выдавить растерянное «Привет». Да так и замер, разглядывая женщину в упор. Прекрасно помня тогдашние её слова, вышвырнувшие его из той квартирки, где у них жадно и ненасытно всё происходило всего года полтора назад. Целую вечность назад, однако. Вон сколько событий, оказывается, прошло незаметно для него в текучке дней.
Потом Гриша сделал пару шагов и заглянул в проём полога коляски. Ну да. Младенец. Кто же ещё? Не кота же она выгуливает в коляске. Младенец? А сколько времени прошло с их встреч? Год и четыре месяца? В голове у него защёлкал инженерный калькулятор… хотя можно было сложить два и два и без него.
– Так это…мой? – вопросительной интонации не получилось, «мой» прозвучало вполне утвердительно и даже агрессивно. Но нужно было совсем не знать женщин, рассчитывая, что они вот так, сходу, в чем-то признаются. Женщина и под давлением неопровержимых улик будет отрицать невыгодное для себя. Поэтому неудивительно, что Юля только улыбнулась и отрицательно помотала головой.
Хотя мысли её метались: Сказать – не сказать. Если скажу, то он же вцепится в меня, и прощай тогда мои благие намерения. Не скажу. Меня завтра уже здесь не будет. Уеду и с концами, квартиру потом продам или сдам – всё равно аренда жилья в Синегорье обходится дешевле, чем здесь, буду жить на разницу.
Она еле разлепила ставшими вдруг сухими губы, спросила, стараясь казаться максимально равнодушной:
– Успокойся, это не твой. От тебя я рожать не собиралась. Как у тебя семейная жизнь?
– Да никак, – бросил он и с вызовом посмотрел на неё сверху вниз. – Детей пока нет. Ты меня преуспела.
– Бывает, - Юлька пожала плечами. – Ну вы это… старайтесь. Терпения вам и любви.
Она развернула коляску, объехала Гришу, как неодушевлённое препятствие, и скоро скрылась в подъезде своего дома.
Он не знал в этот момент, что потерял из вида эту женщину на долгих два года, потому что на следующий день Юля, маленький Артёмка и его прабабушка Степанида Власьевна из города уехали. Но занозой засевшая в голове мысль, что ребёнок Юльки может быть и его, нет-нет, да не давала покоя.
На новом месте у Юли сразу всё сложилось. Работу она нашла не хуже, чем в месте старого проживания, в такой же частной кондитерской. Даже странно было, что в столь маленьком городишке, как это её родное Синегорье, открылось заведение уровнем не ниже, чем в областном городе. Правда, с не очень большим наплывом посетителей. Некоторые фирменные рецепты, придуманные в своё время Юлькой, пошли на «ура», и хозяева, осознав, кого они приобрели в качестве работника, сделали ей вполне приличную зарплату. Возможно, в соображении, что в противном случае эта женщина откроет заведение-конкурент.
Были даже некоторые успехи на личном фронте. По крайней мере, пару месяцев она от души поотрывалась со свободным молодым человеком (на пару лет её моложе). Но потом резко охладела. Не дотягивал парень до её Гриши. Она поймала себя на мысли, что так и не отучилась думать вот в этих категориях – «мой Гриша». Бабушкино ворчание слушать тоже не хотелось.
Бабка начала вести изнурительную осаду на предмет «Что ж ты, дуришша, мужика-то отпустила так легко? Всё равно у него с его пустоцветом, врачихой этой, ничего толком не выйдет! Кака така любовь, понимаешь? Он и сам рядом с ней так и засохнет, не дав поросли… вот кроме этого, нашего Артёмки. Да и то, слышь, Юлька – что ж это правнучек мой папкиных рыжих волосьев не унаследовал? Рыжие, они, говорят, обязательно себя в потомстве проявляют.
Юля уже тысячу раз пожалела, что рассказала бабушке о своих отношениях с Гришей. Вернее, не она рассказала, а та ненароком, все потихоньку выспросила и составила для себя полную картину причины появления правнука. Конечно, внучку она сильно не оправдывала, особенно вслух, но то, что мальчонка должен расти с отцом, знала точно. Тем более, у отца других детей не было. Так чего совеститься, коли и мужик дитя обретет?
А еще Юльку напрягали бабкины генетические изыскания. Что ж Артёмка таким худеньким, да ещё смугленьким родился? Тогда как у того же Гриши, как и у всех рыжих, была молочно-белая кожа. Сама Юлька, была хоть и не блондинкой, но бледноватой. Притом с оливковым оттенком кожи. А Артёмка ну прямо тёмненьким смотрелся, особенно когда его укладывали на белых-белых простынках, старательно выстиранных и даже накрахмаленных бабулей.
Потом он пополз. Потом пошёл, смешно косолапя. И тогда как-то немного посветлел. И эти мысли Юля из головы выкинула.