Домой, в поселок городского типа, Наташа ездила довольно часто, — и по родителям скучала, и жизнь в общежитии чем дальше, тем больше напрягала. Никакого ведь личного пространства, вечно у всех на виду! Да и соседки по комнате подобрались не самые удачные, — частенько ссорились между собой, а заодно и с Наташей, причем без всякого повода, просто поругаться хотелось. Конечно, никто не заставляет все выходные в комнате сидеть, можно и погулять, сходить куда-нибудь... В первый год обучения она так и делала, — всё в городе хотелось посмотреть, везде побывать... Ну и побывала! Город-то город, не Москва же, от родного поселка мало чем отличается. Так что лучше уж съездить домой, к своим, — три часа на автобусе в один конец, не так уж и далеко! А дома своя, детская еще комнатка, самые лучшие родители, мамины вкусняшки, прежние подружки, — красота! Два года уже не живет она дома, а всё не привыкнет, и уезжает каждый раз чуть ли не со слезами...
В этот выходной всё было, казалось бы, как обычно... вот только ехала Наташа с тяжелым чувством, — последний разговор с мамой встревожил, голос у неё был какой-то... не такой! Наташа сразу спросила, не случилось ли чего. Мама, конечно, не призналась:
— Да нет, что ты, мы в порядке! Ты на эти выходные приедешь? Ну и хорошо... Мы всегда тебя ждем, и всё у нас в порядке. Главное, чтобы у тебя всё хорошо! Если самой трудно, с учебой там или чего, так ты не напрягайся, не езди, пропусти ещё недельку...
А вот это было совсем уже непривычно, — чтобы мама отговаривала её приезжать! Если что не так, то, понятно, не сознается... Хотя если серьезное что-то, то и не скрыла бы. Так что Наташа волновалась, но не очень, — скорее, досадовала. Неужели нельзя сразу сказать? Наконец доехала, пошла к дому, — все нормально, дом стоит, окна целы, Буян жив-здоров, с восторгом кинулся на грудь молодой хозяйке.
— Здравствуй, Буяша! — трепала Наталья пса, — Я тоже рада тебя видеть! Как дома дела? Хорошо охранял? Чужих не пускал?
Услышав происходящее во дворе, на крыльцо вышла мама. Она кидаться с визгами и поцелуями не стала, что не особо удивило, — Валентина Федоровна всегда была сдержанной, да и не из заморского путешествия Наташа вернулась, всего две недели её не было, а у мамы мало ли какие заботы! Расскажет потом, за чаем. Отца вовсе дома не было, что тоже не так уж странно, — выходных в поселке таких, как в городе, не бывает, вызвать могут в любой момент.
— А папа что, работает сегодня? — спросила Наташа, усаживаясь за стол и пододвигая к себе вазочку печенья.
— Да, на работе... Подожди ты сладости грызть, сейчас я тебе поесть положу! Как дела-то у тебя? Все худеешь вроде...
— Нет, все хорошо. Не худею, питаюсь нормально, учусь хорошо, и вообще... А у вас как?
— Разводиться мы с отцом собираемся, — будничным тоном сообщила мама. Наташа застыла с уже надкусанным печеньем, это была новость так новость!
— Ты что, мама? Это шутка, что ли? — изумленно спросила она, хотя по виду мамы было ясно, что нет, не шутка.
— Ты прости, Наташа, я хотела тебе потом рассказать, чтобы ты хоть второй курс спокойно окончила, но, думаю, все равно расскажут добрые люди... Да и сам он уже вещи вон собирает. А ты всё же взрослая уже, что от тебя таить! — спокойно, без эмоций и слез рассказывала Валентина Федоровна.
— Нет, мама, а почему? Вы поссорились? Куда он собирается с вещами, что это значит?
— К другой женщине, Наташенька. Бывшая любовь и всё такое... Очень, очень тебя прошу, отнесись к этому спокойно, без нервов! Ведь это, в конце концов, наше с ним дело, — умоляюще сказала мать. А Наташа уже не понимала, как поверить в реальность происходящего.
Да и как в такое поверишь?! У них всегда была пусть не идеальная, но хорошая семья! Папа, мама, — это было навсегда, самая надежная связь, их и представить-то врозь нельзя! И вдруг какой-то развод, какая-то бывшая любовь... — Где он сейчас, у нее, у этой? — Наташа наконец отложила раскрошившееся печенье, напряглась, словно уже готовая бежать, разбираться, вырывать отца из чьих-то хищных лап! И самому отцу... ох! Как он мог! Мама, глядя на вспыхнувшую дочь, испугалась:
— Наташа, успокойся, на работе он! Не надо этих скандалов, ничего не надо, прошу. Мы с ним поговорили, я сказала, что терпеть такое не могу, что разведемся без лишних споров. Ты не чужая, но ты уже взрослая, и должна воспринять это спокойно.
— Какой развод, мама, ты что? Ты готова вот так поднять руки и отдать отца чужой бабе?! — кипела от возмущения Наташа.
— И зачем я тебе рассказала...
— Может затем, что это и меня касается? Вы — мои родители, моя семья! Какая еще «другая», откуда она взялась? И что, отец готов уйти к ней? Ты с ним вообще разговаривала?
— Только об этом и говорим... Но он не может оставить ту женщину, и она готова выйти за него. Успокойся, Наташа, я уже готова развестись, заявление написала, но еще не подала. Но подам, — я ведь уже не могу с ним жить, сама понимаешь. Думала, вот скажу тебе, — и подам. Он имущество и дом делить не собирается...
— Ну спасибо, благодетель! Еще бы он собирался тебя обобрать и из дома выставить! — Наташа отодвинула тарелку, встала, нервно заходила по кухне, потом, не в силах выносить взгляд матери, вышла, закрылась в своей комнате. «Вот так и оставляй родителей без присмотра!», — с мрачной иронией подумала она. И что, в самом деле, делать? Родители взрослые люди, захотят — и разведутся, и будет отец жить с какой-то другой женщиной, возможно, у него будут другие дети... А мама? Ох, что же они наделали! И Наташа, уткнувшись в подушку, заплакала. Мама, конечно, услышала, вошла к ней, и они поплакали вместе, обнявшись. Жизнь полностью менялась, и без всякого их желания, и совсем не к лучшему!
Встречи с отцом Наташа даже боялась, — как она будет с ним разговаривать? Нельзя сказать, что у них были такие уж теплые отношения, — отец вовсе не был склонен к тому, чтобы очень сюсюкаться с дочкой, даже когда она была маленькой, — скорее, он передоверил ее воспитание матери. Но Наташа и представить не могла, что будет ругаться с папой, требовать каких-то объяснений... Да, в первый момент хотелось именно что накричать, нагрубить, обозвать! Но в тот момент его не было, а теперь, после этих слез, она даже не представляла, с чего начать разговор. Просто спросить: «Как ты мог?». Ну вот мог, чего уж теперь! Она представляла, что отец просто скажет что-нибудь вроде: «За собой следи! Яйца курицу не учат»... И что тут ответишь? Уж с ним-то никаких слез в обнимку точно не будет!
— Мам, но с ним-то мне как теперь? — спросила Наташа, вытирая слезы, — Ведь я же должна что-то сказать... Просто отреагировать!
— Наташа, только, умоляю, без криков и ругани! Все уже случилось, ничего не исправишь. Да, все плохо, семья рухнула, но он-то твоим отцом остался. Не ссорься с ним окончательно. Я и сама не ссорюсь. Да, поначалу всяко было, признаюсь, но теперь... Просто разведемся — и все. Ты лучше не говори с ним об этом...
— То есть как? Просто сказать: «Пока, пап! Счастья в новой семье!», — и платочком помахать вслед? Ой, мама, не могу я, пойду, пройдусь, сил нет...
— Стой же! Ты хочешь с ним встретиться? — опять насторожилась, словно испугалась Валентина Федоровна. Эта реакция уже показалась Наташе странной, — что такого может сказать ей отец по поводу своего ухода к другой? Обвинить в чем-то маму? Нет, что бы там ни было, но он не глупый человек, и прекрасно должен понимать, что дочь в любом случае будет на стороне матери. А каждое его слово против уже почти бывшей жены будет против него же в первую очередь!
— Да, мама, встретиться и поговорить без свидетелей. И не пугайся так, не драться же я с ним буду! Я просто хочу спросить... Ну я не знаю что, просто в глаза посмотреть. Он должен понимать, что уйдет не только от тебя, но и от меня тоже. Да, я останусь его дочкой, но отношения наши прежними уже не будут!
— Так и у него со мной не будут. Нет у нас уже времени на то, чтобы просто так то сходиться, то расходиться. Ты пойми, изменить ничего уже не получится, а вот ухудшить... Если хочешь — иди, встреть, поговори, — вдруг решительно сказала мать, — Ничего страшного из этого не получится, мы все взрослые люди, и я даже благодарна и ему... и ей за то, что это случилось сейчас, а не много лет назад.
А вот это было уже странно! Но разбираться Наташа не стала, решила, что разговор с отцом, возможно, что-то прояснит. Вышла, пошла по знакомой улице, стараясь сохранять серьезный и деловой вид, — не хотелось сейчас ни с кем встречаться, останавливаться и болтать на тему «как дела». Отлично дела, прежний мир рушится, отец загулял, мать одна остается, — а так все прекрасно! Все взрослые и умные люди.
Несколько знакомых все же встретились, она им кивнула, бросила мимоходом:
— Прости, спешу, потом зайду, поболтаем! — и шла в сторону мастерских, где работал отец, думая о том, что все село, пожалуй, уже в курсе того, что происходит в их семье. Но на это-то Наташе было вообще наплевать, — она приедет и уедет, маме здесь оставаться! Каково-то ей будет слышать все эти сочувственные речи в глаза, заглазные пересуды? Уехать бы ей куда-нибудь, но куда? И не захочет мама, да и не сможет... А отец? Он куда уедет, неужели будет жить где-нибудь по соседству, ходить под ручку со своей новой женой?
А вот и рабочие из мастерских выходят, вон и отец... Наташа старательно улыбнулась, чтобы все видели, — все у них нормально, дочка-студентка из города приехала, пришла отца встретить, соскучилась! Подошла, обняла, чмокнула в щеку... и сердце остановилось на секунду, — родной ведь папка, а хочет стать совсем чужим! Теперь чужая тетя будет его встречать, вот так же целовать в щеку... Молодая, наверно? И Наташа вдруг поняла, что и отец вроде помолодел, посвежел, — неужели и правда любовь? На исходе шестого-то десятка?
— Ты чего это не дома ждешь? — спросил отец, приобнимая ее за плечи, «Тоже напоказ, наверно», — подумала Наташа, и ответила:
— Поговорить хотела... Наедине, без мамы, чтобы лишний раз не расстраивать. Что это ты задумал?
— Уже рассказала? Ну вот задумал, понимаешь... Бывает так! — вздохнул отец, вроде как и покаянно... и все же радость чувствовалась в его раскаянии!
— Но идешь-то домой? То есть дом у тебя там же, где мама? Где мы?
— Наталья, не надо! Мать сказала, наверно, что я уже вещи собираю? Ну, не все так уж сразу, сама понимаешь. Но — придется! Иначе никак не получится.
— И где ты теперь будешь жить?
— В соседней деревне, во Внуково. Ну, пока по крайней мере, а потом видно будет. Планируем в город перебраться, уже есть наметки, — деловито сказал Петр Денисович.
«Боже мой, в таком-то возрасте все менять, куда-то ехать, да что с ним такое происходит!», — с досадой подумала Наталья и спросила:
— И надо оно тебе было, папа? И откуда она взялась такая?
— Давно была... Мать, значит, подробностей не рассказывала? И меня просила не говорить, ну да ладно, все равно узнаешь. Я с этой Ниной давно знаком... Она твоя родная мать.
За разговором они дошли до берега речки, пустынного в этот осенний вечер. Наташа остановилась, потрясенная. Она с детства знала, конечно, что не родная дочь для своей матери. Мама сама ей рассказала о том, как это получилось, когда Наташе было лет шестнадцать. Тогда она узнала, что они с отцом поженились по большой любви, прожили почти десять лет, а детей не было.
— Лечилась я, конечно, но мне с самого начала врачи говорили, что нет, не будет... А уж так мне ребенка-то хотелось! И тут оказия, — у отца случилось на стороне. Меня как раз в больницу положили, полечиться по этому профилю. Ну и сошелся он с одной. Я думала — все, разойдемся, кому я такая нужна, неродиха... А та как раз понесла. Отец в ногах у меня валялся, прощения просил, но я думала — там ребенок будет, так что пусть уж идет. Не ушел. А та была молодая, и уж такая и гуляка. Ну и бросила ребеночка. А отцом-то его записала, Петю. Он его и взял, тебя то есть, мне и говорит: «Не простишь — буду одиноким отцом». Простила! Тем более как тебя увидела, — уж такую маленькую, хорошенькую, первое время сердце заходилось, как тебя увижу!
Узнав все это, Наташа ни на минуту не задумалась о той, родной своей матери, которая, по словам Валентины Федоровны, уехала с другим кавалером куда-то в город, и больше о ней ни слуха не было. И была надежда, что не будет, — уехала и ладно, что уж теперь! А оно вот как оказалось...
— Откуда же она взялась? — спросила Наташа.
— Приехала. Ну, помоталась по миру, нигде счастья вроде не нашла, вернулась и говорит: люблю, мол! — и лицо отца вдруг осветилось такой улыбкой, какой Наташа, кажется, никогда и не видела.
— И ты ее любишь? И неужели все эти годы любил, живя с мамой? — почти с ужасом спросила девушка, представив, в какой лжи жила столько лет.
— Тогда, когда встретился с ней, казалось, что полюбил, но потом... Нет, я Валю, мать твою, любить не переставал! А все эти годы про Нину, вот верь слову, не вспоминал даже. Только когда ты взрослеть стала, напоминать ее начала, — похожа ты на нее все-таки. Но не думал я о ней, клянусь! И о том, чтобы Валентину бросить, мысли не было. А вернулась, пришла, встретила меня, — сперва вроде как о тебе спросить, что ты да как. А потом расплакалась, каяться начала, жаловаться, как жизнь у нее не сложилась. Ну и вот как-то все и началось... Словом, суди меня как хочешь, но вот понял я, что люблю ее! А ты не хочешь с ней, с матерью своей повидаться?
Наташа отшатнулась, как от змеи:
— Моя мать дома. И если ты ее предал, то это не значит, что и я так же поступлю.
— Я же не говорю «предать», я говорю — увидеться...
— Зачем, папа? Нет, это не обсуждается. Я сейчас о своей маме думаю, а не о... И о тебе, между прочим! Надолго ли это у тебя? И вообще, когда ты к ней перебираться собираешься, в деревню или куда там? Хотелось бы мне все же рядом с мамой быть, ей, наверно, тяжело будет... Пап, ну ты сам подумай, — как ты соберешь свое барахло и куда-то уйдешь? И мне еще учиться, да и после вернусь ли я, — неизвестно. С собой ее забирать мне некуда, да и не поедет она. И «заводить» себе «кого-то» не в ее характере.
— Я не хуже тебя Валин характер знаю. И что ты предлагаешь? Прийти сейчас домой и сказать, что все отменяется и я остаюсь? И мы будем жить, как прежде? Она сама не согласится с этим, да и не будет ничего. Да и Нина тоже... Ей хуже, чем Валентине, она тоже одна, — если бы отец говорил это растерянно, с какими-то размышлениями... но нет, он, судя по всему, уже все решил, и был рад принятому решению.
— Вот уж кто меня меньше всех интересует, — это твоя Нина. Ладно, делай, что задумал, а мы уж как-нибудь без тебя... Герой-любовник тоже нашелся! — махнула она рукой и пошла домой, к маме. Петр Денисович остался на берегу, решив дать возможность теперь Наташе и Валентине поговорить наедине, присел на поваленное дерево, задумался... Не о дочери, и не о той, кого собрался бросить, — о Нине! О своей любви и о той жизни, которая их ожидает.
Конечно, он покривил душой, рассказывая Наташе о ее родной матери и их с ней отношениях. Любил он Нину, еще и как! Не то что Валентину, — всё на свете забыл, когда его «накрыло» этим чувством. Он готов был уйти от Валентины уже тогда, и ушел бы обязательно! Они были бы счастливы, вдвоем растили бы дочь, которую Ниночка хотела назвать не Наташей, а Аней, — она терпеть не могла имя Наталья! Уж неизвестно, почему, но это ладно... Как бы ни звали, это была бы их с Ниной дочь, и была бы она такой же умной и красивой, — в этом, по крайней мере, ничего бы не изменилось, просто они бы прожили иначе, — в любви и счастье!
Но Нина, молоденькая, глупенькая, вовсе не рада была своей беременности, да и ее любовь к Петру быстро увяла. Валентина как раз выписалась из больницы, пришла домой чуть живая, убитая, можно сказать, — поняла в то время окончательно, что матерью ей не бывать. Плакала все время, и, не зная ничего об измене, просила бросить ее.
— Ты можешь жениться на другой, у вас будут дети...
Жалко ее было в то время ужасно, да и Нина вдруг охладела, сказала, что больше встречаться не хочет. Только через пару, что ли, месяцев встретил ее, спросил, как дела, а она сорвалась, закричала:
— Гад ты! Я же говорила, осторожнее надо! Беременная я, и избавляться уже поздно! И что я должна делать? Я другого человека люблю, а тут это...
— Ну и хорошо, давай поженимся, пусть будет ребенок... — обрадовался Петр, но Нина и слышать ничего об этом не хотела, — уехала в другой район, то ли к этому «другому человеку», то ли к каким-то родственникам. Потом он уже узнал от Нининой подруги о том, что родилась дочка, что Нина от нее хочет отказаться и уехать, чтобы навсегда забыть свое прошлое... Да, был тяжелый разговор с Валентиной, но после этого они стали родителями дочки, которая родной являлась только отцу. Да, Наташке об этом кто-то рассказал, — село ведь, сплетников хватает, — но на дочку это особого влияния не оказало, — пока маленькой была, не понимала, наверно, в чем там дело, а подросла — наоборот, поняла все так, как надо. И жили бы они и жили, не появись Нина... И опять захватили уже пожилого мужчину те самые чувства, которым двадцать лет назад он не давал воли. «Эх, Нина-Нина... Что же ты раньше-то не подумала об этом? Ведь всю жизнь, можно сказать, пропустили!».
Продолжение по ссылке: