Евдокия с детьми ждала возвращения мужа. Хоть и поспокойнее стало, когда узнала, что игумен Сергий от войны князей отворотил, да дело в свои руки взял, а все же снедала ее в разлуке с Дмитрием непонятная тревога. Может оттого, что еще не прошла обида за Василия, волею отца прозябавшего теперь вдали от всех родных, может оттого, что понимала - не последнее то испытание на их пути.
-Радуйся, матушка, Евдокия Дмитриевна! - бил челом перед княгиней гонец, - Шлет князь тебе весть, дескать скоро домой сбираюсь, встречай!
Евдокия понимала, что такое послание означает - встречу готовить надобно почетную, полюдную. А так не хотелось ей этого теперь, когда после почти трехлетнего перерыва снова поняла, что в тягости. Будет у нее девятое дитя - для всякой бабы уже достаточно! Три дочери и три сына радовали родителей. Было бы пятеро сыновей, да старшенького, Даниила, и последнего, Симеона, прибрал к себе Господь. И вот снова готова дать новую жизнь, да только на душе не радостно! Тяжесть на сердце не давала покоя. С отъездом Василия вдруг осознала, что рано или поздно, но все ее горячо любимые дитятки упорхнут однажды из-под ее крыла и за каждого неизменно будет страдать ее душа и плакать сердце.
Сделала все, как положено. Князь Дмитрий в Москву въезжал, словно победу одержал. Народ встречал его радостно, кричал здравницы. Княгиня с детьми у терема, тоже кланялись Дмитрию низко. Проводила мужа к пиршественному столу. Сама все вглядывалась в его лицо, видела в нем невысказанное, но молчала. Дмитрий явно прибыл с вестями и, надеялась Евдокия, с хорошими.
Трапезничать князь пожелал с семьей, бояр не пригласил, лишнее велел на паперть снести, народ накормить. "Успеют бояре пузо набить!" - ответил на удивленный вопрос жены. Видно на сердце еще была обида, что доверились тогда Тохтамышу, вопреки его княжеской воле, правда и поплатились за то с лихвой...
За столом сидели молча покуда Дмитрий не отложил ложку, да не припал губами к чарке со сбитнем.
-Хорошо! - крякнул он и, безо всякого перехода, вдруг заявил. - Жених сыскался для Софьюшки!
Княжна Софья, разменявшая недавно свою двенадцатую весну и уже носившая на голове плат, вскинула на отца удивленно-испуганные глаза, потом перевела их на мать. Евдокия, удивленная такой вестью не меньше дочери, постаралась взять себя в руки и спросила:
-Кого ж приглядел для нашей горлинки, батюшка?
-Княжича Федора, сына Олега Рязанского! Да не я приглядел, сам отче Сергий дело справил, чтобы мир промеж нас был.
Прыснула в кулачок вторая княжна, Мария, бывшая на несколько лет моложе сестры.
-Погоди, Маша, и тебе жениха сыщем! - Дмитрий пребывал в благодушном настроении, шутил.- Готово ли у тебя приданое, мать?
-Готово, как готову не быть, коли в дому девицы на выданье! - в тон мужу старалась отвечать Евдокия, а в душе так и ёкало - вот оно, то чего страшилась! Скоро и Софьюшка уйдет от нее в дом к мужу.
Евдокия прекрасно поняла мудрость поступка старца Сергия. Мир между Москвой и Рязанью был теперь необходим, а что крепче может сохранить его, как ни союз детей? А там и внуки пойдут общие, не до войн будет! Помнила Евдокия, что и сама когда-то явилась залогом мира между Дмитрием и отцом своим, недавно почившим. Да только оказалось, что не так-то просто отдать дитя залогом мира, жертвуя может собственным счастьем дочери в угоду княжеству. Повезет ли Софьюшке с мужем так же, как и ей когда-то?
-О Василии-то вести есть? - вмешался в разговор княжич Юрий, до того молчавший.
Веселость слетела с Дмитрия, в глаза вернулась печаль.
-На Орде покуда быти ему, не отпустит хан его покамест!
-Домой бы хотел - давно бы бежал! - буркнул Юрий и тут же пожалел о том.
Князь-отец сверкнул глазами, крепко сжал челюсть.
-А ты там был, чтобы братку винить?! - спросил он строго. Юрий молчал, опустив голову. - А вот я там был! Глаза там и уши повсюду, не сбежишь! Кажется и во сне чуешь на себе чуждый взгляд, никуда от него не денешься! И только лихое удумаешь, как стрелу в спину получишь - не уйдешь там далече! Сам я не велел Василию головой рисковать, знаю что говорю!
-Прости, отец, не подумавши сказал!
-А должон думать - не холоп, княжич! - пожурил его Дмитрий, и дальше сказал уже всем, - Ну смотрю животы-то набили?! Так и ступайте, а нам с матерью говорить надобно с глазу на глаз!
Дети послушно встали и покинули трапезную.
-Когда же свадьбу сделаем Софьюшке? - спросила Евдокия.
-Спешить некуда, покуда мала она, да и жених тоже слишком молод. Годок подождем, а там видно будет! Заодно и поглядим, как Олег Рязанский свое слово сдержит.
Евдокия согласно кивнула, такой расклад ее устраивал.
-Ну а ты то, как Дуняша? - ласково спросил Дмитрий, беря жену за руку.
-В тягости снова...
Дмитрий поднес ее руку к своим губам, прижался к ней нежно.
-Как же мне благодарить тебя, Дуня? Только и радости в жизни вижу, что через тебя!
Она гладила мужа по курчавым, с уже пробивавшейся проседью, волосам, тихо приговаривала, мол, что ты, голубь мой сизый говоришь такое? А сама тихо плакала от счастья, которое не каждой бабе дано испытать в жизни.
Василию казалось, что он задыхается в этом душном городе, так не похожем на его родную Москву. Там, дома, едва сходил снег, как по улицам распускали свои нежно-зеленые листочки вездесущие березки. К лету они набирали силу, дарили прохладу своей тенью в особливо знойные дни. По осени сияли кроны золотом, источали пряный дух. В Орде же, не что захудалого деревца, а и жалкого кустика найти нельзя было! Все здесь было каменное, пыльное, душное... По вечерам одолевала тоска и, проснувшись утром, княжич метался по своей маленькой коморке, словно зверь в клетке.
-Сысой! - кликал тогда холопа, отбывавшего повинность вместе с ним, - Сбирайся, на торг пойдем!
А Сысойка-то и рад! Он, как и Василий, изнывал от скуки в этом странном месте и торг для обоих был отдушиной, позволявшей глазу и душе хоть на время отвлечься от вездесущей серости.
Они прохаживались вдоль прилавков, останавливались у некоторых полюбоваться диковинами. Вдыхали ароматы пряностей, глотали слюну, глядя на сладости. Однако денег, чтобы потешить себя чем-то, у Василия почти не было. Боярин Сермяжко, уезжая, оставил ему немного, да наказывал строго сколько надобно за постой платить, сколько на харчи немудреные требуется, а сколько на иное, что может потребоваться княжичу. На иное почти ничего и не оставалось. Приходилось лишь любоваться бурлящей неподалеку жизнью. Но и тут Василий чувствовал на себе пристальный взгляд тех, кто был приставлен стеречь его. Они почти и не таились, всех их Василий знал в лицо, а избавиться от них никакого способа не было.
Возвращаясь в квартал, где располагались постоялые дворы для иноземных гостей, а вернее сказать пленников, Василий взял за привычку заглядывать к товарищу своему по несчастью, тезке и родичу, Василию, по прозвищу Кирдяпа. Василий Кирдяпа приходился княжичу Московскому родным дядей, братом матери. Поначалу Василий сторонился его, памятуя что именно он, вместе с другим дядькой Симеоном, с Тохтамышем к Москве прибыли и уговорили люд Московский, вопреки наказам Дмитрия Московского открыть ворота для Орды. Однако Тохтамыш обманул не только москвичей. Уходя из Москвы, он силой увез с собой Кирдяпу в качестве заложника. Тут, в Орде, Кирдяпа и получил весть о том, что батюшка его, Дмитрий Константинович суздальско-нижегородский умер, а на княжение сел дядька его, Борис Константинович, потеснив от княжения даже оставшегося на Руси брата и Симеона. Кирдяпа и сообщил весть о смерти деда племяннику своему, княжичу московскому. Племянник встретил его настороженно, сухо и винить его за это Василий Суздальский не мог. Сам тяготился тем, что поддался на посулы да уговоры бояр нижегородских, а на деле предал зятя и родных сестер с племянниками едва не сгубил. Отсутствие в Орде близких сделало свое дело - юный Василий потянулся к дядьке, стал с ним более открытым.
Однообразные дни складывались в недели, а те в месяцы, а Василий все оставался в Орде, под неусыпным присмотром Тохтамышевых слуг. В тот день он, по обыкновению своему Василий с Сысойкой, нагулявшись вдосталь, заглянули на двор, где жил дядька Кирдяпа. Тот пригласил племянника на скудную трапезу состоявшую из нескольких жирных кусков баранины, чашки рассыпчатого риса и кувшина с кислым конским молоком. От такой еды княжича Василия уже мутило, но обижать дядьку отказом не хотелось, да и языком почесать больше было не с кем. Сысойка уселся было привычно позади княжича, когда Кирдяпа вдруг приказал ему:
-Поди, Сысойка, на базар, купи чего хмельного, коли найдешь! - и протянул холопу медный кругляш.
Сысойка аж глаза выпучил глядя на такое расточительство, вопросительно уставился на своего молодого хозяина. Василий смекнул, что неспроста дядька решил Сысойку услать, кивнул дозволительно.
-Тишком я говорить с тобой хотел, Василий! - тихо произнес Кирдяпа, когда Сымой убежал, потихоньку обшаривая глазами помещение.
Соглядатаи были тут, недалече, однако слышать то, что они говорят вряд ли могли. Разумели ли русскую речь, Кирдяпа не знал, но рисковать не хотел.
-Мысль я имею, Вася, рисковую! Да ты, пока про все не узнаешь отказу мне не давай! Бежать тебе надо!
-Да как же?! Сам видишь, хвосты за мною по пятам ходят!
-Продумал все! Ночи через две служка мой тебе в оконце мешок подбросит с одежей бусурманской. Ты с Сысойкой облачись и сигнала жди. Как прослышишь шум и суету, так и давай деру к восточной стене. Там тебя встретят и тайную дверь отворотят, а за нею найдешь лошадей пару со снедью. До Москвы не скачи, обходи стороною. Можа через Киевские земли пройдешь, а там и домой вернешься.
Говорил дядька быстро, на одном дыхании. Василий ушам своим не верил - али Кирдяпа умом тронулся?
-А ты как же? - спросил он, поняв, что побег готовился лишь для него.
-Я тоже рвану, да только в другую сторону, да все хвосты наши за собою потяну!
-Да ты что, это ж верная смерть! - испугался Василий. Слова получились громче, чем хотелось.
-Тссс! - зашипел на него дядька, - Все планы попортишь! Не собираюсь я помирать, все продумал! Бог даст- уйду от нехристей!
Вернулся Сысойка, щеки красные, дыхание сбилось - видно торопился.
-Ладный у тебя Сысойка, не продаст! - похвалил холопа Кирдяпа, разливая из протянутого Сысойкой кувшина по стаканам мутную жидкость. - Ты, Вася, сегодня покумекай над тем, что сказал, а завтра зайдешь ко мне, ответ дашь!
Княжич Василий кивнул, но уже знал, что ни за что не откажется от возможности вновь обрести свободу, вернуться на родную землю. Он осушил стакан до дна, крякнул. Голова с непривычки побежала и так вдруг хорошо на душе стало, хоть в пляс пускайся!
-Веди, Сысойка, хозяина на двор! - велел Кирдяпа.
Его самого хмель не брал. Печально смотрел он вслед удаляющемуся племяннику. Убедить себя в безопасности собственного замысла было гораздо труднее, нежели неопытного юношу, но хотя бы так замыслил Кирдяпа, искупить свой грех.
Поддержать автора можно с помощью перевода на карту ЮМани: 2204120116170354
или по кнопке: