Княжич Василий отчаянно старался придать своему лицу серьезное, степенное выражение, однако у него это очень плохо получалось. Каждый раз, встретив на своем пути нечто необычное, рот княжича сам собою складывался в удивленное "О", глаза округлялись и он глаз не мог оторвать от того, что так его поразило. Приставленный к нему отцом, князем Дмитрием, боярин Сермяжко, в такие мгновения, сурово взирал на своего подопечного и хмурил косматые брови. Натыкаясь на его недовольный взгляд, Василий сразу вспоминал о своем статусе и с трудом отводил глаза от очередного чуда, встреченного им на пути.
А уж когда в Орду прибыли, так княжич и вовсе не уставал дивиться, и боярину Сермяжко почти непрерывно приходилось "кхекать" княжичу прямо в ухо, напоминая о непотребном виде. Все в Орде было не таким, как представлял Василий по рассказам отца. Воображение рисовало ему совсем другие картины и то, что видел от теперь, было совсем непохожим на его ожидания. Пыль, жара, смрад. Странный народ, несмотря на невыносимый зной укутанный в многочисленные одежды, деловито сновал по узким улицам и не было здесь того размеренного, чинного ритма, какой был присущ Москве, тоже без дела не сидевшей, но не суетливой, а степенной. Женщины ходили по улицам в темных одеждах, небольшими кучками, похожие на стаи черных ворон. Иные и вовсе укрывали даже лица и лишь сквозь прорези для глаз сверкали черные, злые глаза. Ни тебе ярких сарафанов, разноцветных лент, звонких монист, которыми так любили украшать себя бабы на Москве, направляясь на торг. Зато пестрели товарами торговые лавки, ломились от всевозможных яств лотки, манили к себе разноцветные ткани, непонятно для кого переназначенные.
На постоялом дворе было так же серо, как и на узких улицах. Взгляду не за что было зацепиться в обилии песочного цвета стен, таких же ковров, устилающих пол и желтого дерева столов и лавок. Да, увиденное своими глазами отличалось от воображаемого и этот контраст между ожиданием и реальностью вносил в душу княжича Василия хаос. Как ни старался Сермяжко внушить княжичу всю степень ответственности и риска, которому тот подвергался в Орде, слова его не могли пробить броню новизны и восторженности. Боярин Сермяжко следил, за безопасностью княжича, ибо совсем неподалеку жил на постое Михаил Тверской с сыном своим Александром. Приходилось ему следить и за тем, чтобы дары, собранные Дмитрием Ивановичем, сохранились в целости до визита княжича Василия к Тохтамышу. Мудрый боярин тяжело вздыхал, кляня нелегкую свою долю, но в душе гордился тем, что именно ему князь доверил такую почетную миссию и жизнь своего старшего сына.
Спустя несколько недель Василия позвали к Тохтамышу. Пройдя через высокие врата, отделяющие простой народ от хана, Василий словно попал в другой мир - настолько все здесь отличалось от того, что он до сих пор видел в Орде. Тут царил полумрак от теней раскидистых деревьев и журчащих фонтанов, и легкий ветерок приносил прохладу, а не песок, хрустящий на зубах. Странно, но в этом райском месте Василий впервые с начала своего путешествия ощутил тревогу. Если все виденное ранее он воспринимал как сон, как сказку, то теперь пелена спала с его глаз, и реальность положения, в котором он находился была им осознана внезапно и беспощадно.
На слабых ногах предстал Василий перед ханом Тохтамышем, четко осознавая, что обратно своими ногами может отсюда и не выйти. Увидев хана, Василий испытал разочарование. Тохтамыш, от которого пришлось Василию с матушкой спасаться под покровом ночи, да в тумане на озере, оказался человеком невысоким, даже тщедушным, и удивительно было, что к нему на поклон собирались почитай все русские князья. Только накануне прибыл князь Борис Городецкий, приходил к Василию со здравницами, где то неподалеку, уже несколько месяцев сын Новгородского князя.
Хан сидел на возвышении из множества больших подушек, скрестив под себя ноги и глядел на Василия прищуренными глазами. Сделал жест рукой, и чернокожий раб приволок большую подушку, положил ее позади Василия. Юноша понял, что ему предлагают сесть и не слишком грациозно опустился на предложенное сиденье.
-Ну, говори! - велел хан.
Василий набрал в грудь побольше воздуха, быстро произнес давно заученную речь, которая внезапно быстро закончилась, и между ним и ханом возникла неловкая, зловещая тишина.
-А и хитер, князь Дмитрий! - внезапно сказал Тохтамыш и ухмыльнулся.
Василий не понял его, продолжал сидеть молча, язык словно его присох к небу.
-Князь Дмитрий решил не рисковать собой и послал ко мне своего сына! - толмач начал переводить слова хана для Василия, - Что ж - я оценил его мудрость! И судя по твоим словам, юлить князь Дмитрий не намерен, в отличие от того другого, что давно ждет ярлыка на княжение во Владимире.
Василий понял, что хан говорит о Михаиле Тверском, который сумел чем-то не угодить ему.
-Ярлык я пожалую твоему отцу! - продолжил хан и в душе Василия всколыхнулась надежда, что опасения были напрасными.
-Однако, - продолжал хан, - Хоть твой отец и человек слова, он уже принес немало хлопот Орде! Ярлык ему отвезут те, кто прибыл с тобой, ты же будешь жить здесь, дабы не возникло у князя московского соблазна вновь проявить непокорство!
Все было сказано, и чернокожий раб уже подходил у Василию, дабы забрать подушку, на которой он восседал. Теперь он был пленником в этой чуждой ему стране, и сколько жить ему в этом плену, не мог сказать никто...
Беда за бедой приходила в княжеский дом. Сердце болело за сына, разрушенная Москва требовала к себе внимания, а тут снова весть горькая - преставился князь Дмитрий Суздальский, отец княгини Евдокии. Весть доставили гонцы от мачехи. Братья, так подло поступившие с Москвою при Тохтамыше, сами не посмели прибыть к сестрам, поддержать их в трудный час. Мария и Евдокия, обнявшись, как в былые времена, когда были юными девушками, предавались скорби по родителю. Мария с Василисой жили теперь в княжеском терему. Едва вернувшись в Москву и увидев, в каком разорении живет ее сестра, Евдокия, не слушая возражений, взяла женщин в свой терем, а Сергия князь Дмитрий устроил в дружину. Василисе пора уж было подобрать жениха, да за всеми теми страшными событиями, все недосуг было заняться этим. Только собралась поговорить о племяннице с мужем, как новая беда обессилела, обескровила и ее, и Марию. Речи о том, чтобы отправиться на похороны отца, после того, что учинили братья, и быть не могло. Потому сестры скорбели в Москве, заказав по усопшему пышную заупокойную службу и самолично отстояли ее в еще не восстановленном до конца соборе.
Едва минуло девять дней со смерти Дмитрия Константиновича, как князю Дмитрию принесли срочную весть - Олег Рязанский на приграничных землях озорует, разор сеет, да похваляется, что на Москву пойдет! Князь Дмитрий, в душе которого после нашествия Тохтамыша и отправки сына в Орду, царила зловещая пустота, с трудом заставил себя поднять дружину и отправиться в путь. Видя его состояние, Евдокия, провожая мужа, дала Дмитрию совет, от которого он решил не отказываться.
-Навести по пути Сергия! Без его советов и поддержки не смогла бы я пережить отъезд Василия! - как всегда, при воспоминании о старшем сыне, глаза Евдокии увлажнились.
-Когда Василия провожали был между мной и Сергием разговор по поводу Олега. Хотел тогда Сергий сам с Олегом порешить дело миром, да как -то забылось все! А он видно в корень зрел, знал, что не успокоится рязанец!
-Тем паче тебе к нему надобно, Дмитрий! Поезжай туда!
Сергий словно ждал князя. Одет был по дорожному, через плечо повесил суму переходную. По виду и не скажешь, что это основатель величественного монастыря, почитаемый и за пределами Москвы, человек.
-Пришло значит и мое время свое слово сдержать! - сказал Сергий Дмитрию вместо приветствия, - Ты князь меня тут дожидайся! Молись усердно, врачуй свою душу! И дружине твоей о душе подумать не лишне, так что пусть на постой вокруг лавры расположатся, да каждую службу усердно молятся! Таков мой наказ!
Сказал и пошел прочь. Дмитрий изумленно смотрел ему вслед.
-Отче! Да неужто ты пешим до Рязани идти собрался?! - крикнул он вслед удаляющемуся старцу, за котором уже зашагала сопровождавшая его монашеская братия. Дмитрий испугался, что если, по привычке своей Сергий решит до Рязани дойти пешком, князь Олег успеет и до Москвы добраться.
Сергий повернулся, улыбнулся теплой улыбкой.
-Не переживай, князь! Ждет меня обоз неподалеку! Быстро до Рязани домчим, а там как Господь даст!
Он снова пошел вперед, а Дмитрий смотрел ему в след, слушая как в ушах раздается стук его собственного сердца.
Олег Рязанский, узнав о прибытии игумена Сергия, растерялся. Авторитет прославленного старца сомнению не подлежал и если вдруг, Сергий призвал бы Олега к себе, тот послушно прибыл бы по его зову. А тут Сергий явился сам, без предупреждения и явился к нему в терем не великим гостем, а просителем, чем смутил Олега еще больше. Он провел Сергия в богатую трапезную, хотел усадить на почетное место, однако старец отказался. Остался стоять и сам Олег. Тихим голосом Сергий повел беседу, а Олег слушал его склонив голову. Он сразу понял к чему ведет старец и в душе всколыхнулось волной возмущение, которое он с трудом давил в себе. "Ишь чего хочет - мира с Москвою! Не бывать тому, поперек горла мне Москва стоит, а вместе с ней и Дмитрий! Через Москву всегда разорение приходит на мою землю!" - так про себя думал князь и удивлялся, что речь Сергия шла словно в ответ на его мысли, увещевала его.
-Разве не ты пустил ворога через свои земли на Москву, а потом получил в благодарность разорение? Не наказание ли то тебе, за то что предал единоверца в угоду татарве? Вот и подумай, князь, не знак ли то, что пора в единый кулак свиться?
-Но пойдет ли Дмитрий на мир? - спросил наконец Олег и Сергий понял, что барьеры пали.
-Князь Дмитрий так же горяч, да и зол на тебя, не спорю! Но ради мира смирится и он, а уж я знаю одно средство, как союз ваш скрепить, чтобы и мысли больше о распрях не возникало у вас больше!
-И что за средство, отче?
-Сын твой, Федор, в пору зрелую войдет скоро. А у Дмитрия княжна Софья подрастает, и ликом, и головою светлая, уж поверь мне! Сам союз сей благословлю, к жизни праведной направлю!
Олегу Рязанскому оставалось лишь согласно кивать головой. В правоте Сергия он не смел усомниться, да и сказать по совести самому уж претило быть изгоем среди русских князей, лишь потому, что его земли граничили с Ордой и больше всего набегов терпел именно он. Оттого старался задобрить ордынских ханов, надеясь на снисхождение, коего редко получал. Под воздействием Сергия, что-то переменилось в душе у Олега, некоторых поступков своих устыдился, каким-то мыслям подивился и, в конце концов, прорвалось что-то, будто лопнул нарыв давно болевший и весь гной, копившийся годами и не дававший покоя, вышел наружу, давая облегчение.
Провожали Сергия в обратный путь всей Рязань. Слух, что мудрый старец сумел примирить князей, быстро разнеслась среди измученных сварами и распрями людей, к тому же помнивших, как их князь не раз бросал своих людей на произвол судьбы. Ехавшему в повозке Сергию кланялись, крестились, желая ему долгие лета и процветания его благим делам. А сам Сергий возносил хвалу Господу, что в очередной раз не оставил он его, грешного, без своей помощи...
Поддержать автора можно с помощью перевода на карту ЮМани: 2204120116170354