За ночь мороз крепчал, было слышно, как трещат стены. К утру в избе выстывало, Наталья, проснувшись еще затемно, вставала, умывалась, холодной водой принималась растапливать печь. Подносила горящую спичку к сухому завитку бересты, который был заботливо уложен к дровам с вечера, миг - и завиток вспыхнул. А вскоре дрова уже весело трещали, и огонь отражался в темных окнах кухни. Наталья намыла два чугуна мелкой картошки скотине, поставила поближе к огню. Из своей постельки, на печку прошмыгнула тень, Тайка дочка. Забралась на разложенный овчинный тулуп, натянула на голые коленки фланелевую ночную рубашку. Картошка сварилась, Наталья положила в глиняную миску несколько картошин и поставила на печь. Туда же поставила блюдечко с солеными рыжиками, в колечках репчатого лука, щедро политыми растительным маслом. Картошка горячая, в руки не возьмешь, тогда Тайка кулаком лупасит по картофелине, та разваливается на кусочки, теперь есть её удобно, не так горячо. Поддевает, на вилку желтую шляпку гриба макает картошку в масло, кажется, нет ничего вкуснее. Наталья готовит пойло давит картошку сквозь пальцы добавляет сухари и воду. Одевается и уходит доить корову. Просыпается бабушка Прасковья, свекровь, кряхтя и покашливая, выходит на кухню ставит у печки самовар. Тайка свесив голову с печки наблюдает как бабушка щиплет ножом лучину, в её натруженных, узловатых руках лучина выходит тонкая, почти прозрачная.. Как-то Тайка сама хотела повторить, но толстое лезвие ножа вошло так плотно, что не двигалось с места. Испугавшись, она бросила полешко за печку. Наконец самовар, почуяв тягу, загудел певуче. От еды и тепла Тайку потянуло в сон. Накрывшись полой тулупа, положив головку на маленькую подушку, девочка засыпает.
Своего отца Григория, Тайка ни когда не видела, он погиб. Весной, когда лед на реке стал уже голубым, утонул, на колхозном тракторе, перевозя сено. Только два года и прожили они с Натальей после свадьбы. Начали было строиться, залили фундамент, подвели сруб. Наталья после гибели Гриши чуть руки на себя не наложила. Но потом, когда поняла, что беременна, смирилась. И теперь о муже напоминал только посеревший от дождей сруб. Так и остались Наталья с Тайкой в доме у свекрови. Прасковья была старухой, что называется с норовом. Теперь, когда сына не стало, она по своей бабской думке гадала так: - Беда как репей, прицепится, нескоро скинешь. - Никто Наташку замуж с ребенком не возьмет. В деревне только молодежь осталась, да и та по городам разъезжается, а остальных мужиков еще борзыми щенками всех разобрали. Даже вдовцов и тех нет.
В печке угольки стали уже дремать, когда Тайка проснулась и отодвинув ситцевую занавеску увидела, что за столом сидит одна бабушка. Сладко потянувшись и зевнув, она спрашивает:
- Бабусь, а где мама?
Бабушка сначала наливает в чашку чай, пододвигает большое блюдо полное творожников, выбирает себе тот, что румянее. Потом маленьким щипчиками колет сахар. Рафинад она не признает, сахар велит покупать только кусковой, а эти блестящие щипчики ей достались еще от её матери. Бабушка их бережет, после чая убирает в шкафчик. Наконец, наколотив, небольшую горку она отвечает внучке:
- Ушла мама, на ферму. - Иди егоза чай пить, я тебе яичко сварила.
Тайку долго уговаривать не надо. Спустившись с печки, она переодевается в шерстяное, клетчатое платье, колготки и бежит за стол.
Наталья шла по широкой, деревенской улице, ночной мрак еще не исчез, был плотный, а мороз щипал за щеку, холодил кончики пальцев в варежках. За околицей вдали показались огоньки фонарей на ферме. Два скотных двора, ровными брусками белели в утреннем, синем тумане. Желтый, тусклый свет пробивался из широких окон. Наталья потянула на себя плотную дверь, вошла в небольшое помещение, где налево был её кабинет, небольшая комната в которой она принимала молоко. Послышалось гудение доильных аппаратов, пахло теплым силосом, опилками и ржаной мукой.
Переодевшись в халат, Наталья, выходила в помещение, где стояли молочные фляги и куда доярки приносили молоко. Она сливала его из подойника в молокомер, записывала результат в специальный журнал. За работой забывалась печаль, то и дело кто-нибудь из доярок рассказывала интересный случай. Особенно на это была мастерица Валька Баженова. Казалось, что она наполнена смехом под завязку и от каких-то неведомых колебаний, этот смех постоянно вылетал из нее наружу.
- Ой, девки!
- Собираюсь на дойку, оделась уже, а Лёня мой мне под халат лезет! - Я ему говорю:
- Ах ты черт окаянный!
- Ведь только что ночью свое дело сделал и опять?
- А оказалось, он хотел проверить, теплые ли я штаны одела!
И Валька залилась веселым смехом. Тут на широкий пол молокоприемной, как на сцену вышла с платком на плечах Ирка Буренина. Была она огромного роста, чернявая и говорила басом. Расставив, по крутым бокам руки сказала:
- Слышь девки, грузим мы намедни с моим преподобным навоз в тележку.
- Я его значится спрашиваю : - Сколько грузить?
Он отвечает: - Грузи до верха.
А я не унимаюсь: - Сколько в граммах? А он говорит: - Грузи по жoпy!
Все они, и Валька и Ирка, и остальные бабы покатывались со смеху. Одна только Наталья как то грустно улыбалась. Накатывала тоска и беспросветное одиночество. Ведь она еще такая молодая, фигура с узкой талией и грудь упругая стоит по девичьи. А что впереди? Свекровь косится, и даже непонятно за что иногда бывает сердита. И родни у Натальи только тетка Поля, да и та живет с сыном алкоголиком. Тот пока трезвый - нормальный. А как запьет, будто дьявол в него вселяется, тетка даже из дома уходит, ночует у соседей.
Отца своего Наталья тоже не видела никогда, мать говорила, родилась, «по любви» Заезжий шофер красиво ухаживал. Мать Натальи, Нина, рассказывала что, встретила его случайно в «чайной», она там посуду мыла и прибиралась. Приглянулся уж больно ей, высокий, да смуглый. И имя у него красивое было - Олег. Это он так представился. Нина влюбилась. Пока возили зерно на ток, встречались, целовались. Август тогда стоял словно медовый, сердце колотилось в шальном угаре. Олег был ласковый, гладил Нинкины русые косы, обещал вернуться после завершения зерновой страды. Через месяц она почувствовала, что беременна.
На очередном свидании сказала об этом Олегу. Тот не удивился, но и радости не проявил. Сказал только, что съездит домой, обустроит для них дом, вернется и заберет Нинку с собой. Зерно убрали, колонна грузовиков выстроилась для отправки. Только бы трогаться, но машина Олега вдруг заглохла. Ему стали сигналить, поторапливать.
И тогда кто-то из шоферов, высунувшись по пояс из кабины, закричал:
- Васька! - Давай быстрее!
Нина повернулась и, глотая слезы быстрым шагом пошла домой. Она поняла, что ни какой он не Олег, и вероятно в каждой деревне у него такая же невеста. В глазах плыл туман, сердце мучительно сжималось. Было, и уплыло счастье. Но Нина аборт не сделала, родила Наталью, и все годы, одинокими ночами ждала ... Ждала и бережно хранила след своей погасшей любви. Первый инфаркт Нина перенесла на ногах, работала дояркой, и на недомогание не обращала внимание. Потом их было еще два ... Не дождалась Нина своего Олега. Умерла. Наталья похоронила мать. Когда поженились, с Гришей, дом свой продала на дрова. А вырученные деньги пустили на покупку материалов для нового дома. Столько было надежд, желаний ...
Раздумья прервала Анька Ермилова, вбежала в молокоприемную, вся красная, запыхавшаяся:
- Наташа! - Там ... Ольга Ситникова... Пьяная пришла.
Наталья отложила журнал, в который записывала замер молока и вместе с Анькой пошла в коровник. Ольга, еле держась за стену, мочилась в подойник! Рядом стояла пол литровая банка с молоком закрытая крышкой.
- Что ты делаешь? - И тебе не стыдно?
Наталья сама не заметила как, сорвалась на крик. Ольга, все так же придерживаясь за стену, выпрямилась, натянула панталоны.
- Не ори! - Кто ты есть? - Начальство?
Наталья отшатнулась:
- Ситникова, я напишу докладную бригадиру!
Казалось, хмель уже выходил с Ольги.
- Дура ты, Наташка! - Государство не обеднеет, если я пол литра молока домой унесу. - Это ты у свекрови как за пазухой живешь, а у меня дома трое! Мужик сбежал, а детки кашу каждый день хотят! - Да если и скажешь, тебе никто не поверит. Бабы не выдадут. Правда, бабы?
И Ольга осоловелым взглядом обвела доярок. Все молчали. Наталья вернулась в приемную, ей было мерзко и гадко на душе.
- А что если Ольга каждый день разбавляет молоко мочой? - Нет, этому надо положить конец. - Сегодня же напишу докладную.
Наталья поставила фляги в бассейн с холодной водой и пошла домой. Её не покидала мысль - Как же Олька могла так поступить?
Дома на шее повисла Тайка, от родного запаха ушли неприятности. Дочь прилипла с вечным вопросом:
- А что ты мне принесла?
Наталья так была расстроена сегодняшним днем, что совершенно забыла забежать в магазин. Свекровь загремела ухватом у печки.
- Только щи поспели, садись, обедай. - А ты егоза отстань от матери, оденься да, сбегай лучше в магазин. - У меня сахар кончился и чай.
Тайка стащила с печи теплые валенки, натянула рейтузы.
- Бабусь, а можно я на сдачу конфеток куплю?
Свекровь вздохнула: - Можно.
Тайка быстро надела шубейку, поверх повязала пуховый платок матери и убежала. Наталья налила себе тарелку горячих щей, не откладывая поварешку, спросила свекровь:
- Мам, а ты будешь?
Свекровь лежала в комнате на своей кровати, ответила не сразу:
- Не буду. - Потом поем.
Наталья отрезала себе горбушку хлеба, посыпала ее солью, и натерла чесноком. Любила так есть хлеб. После сытной, горячей еды потянуло в сон. Взяла с плиты кипящий чайник, насыпала в чашку сухих яблок, залила кипятком.
Заскрипела кровать, это поднялась свекровь, прошаркала войлочными тапками до кухни, села за стол напротив Натальи. Молчала. Потом вздохнула, проговорила устало:
- Дров надо напилить, и наколоть. - Кончаются. - Только вот кому колоть и пилить?
Сухие глаза свекрови наполнились слезами, и она начинает причитать:
- Гришенька! Сыночек! - Ох, рано ты ушел, ох рано!
Через несколько минут она успокаивается и продолжает беседу, как ни в чем не бывало.
– Говорят, Федька Егоров из тюрьмы вернулся. - Приехал, весь справный. - Матери по дому помогает, все дрова переколол. - Забор вот по весне собирается новый ставить.
Наталья молча, слушает. Свекровь продолжает:
- Ну и что, что сидел. - По пьянке попал. - Выпил да, подрался. - А парень то тот умер. - Пока разбирались, Федьке срок намотали три года. А парень-то, не от драки помер, а напился какой-то гадости, самогона паленого.
- Наталья слышь? - Может тебе приглядеться к Федьке? - Наталья!? - Э-э-э ... - Да ты спишь уже девка ...
Спит Наталья. И снится ей сон, будто идут они с Гришей по опушке леса, куда раньше за грибами ходили. Слышно как шуршит сухая листва. Вот дорогу перебежал суетливый ежик. Идут они, идут, а Гриша молчит. И вдруг среди хвои и бурой листвы гриб! Подберёзовик, чистый, упругий, Наталья наклонилась и увидела еще гриб, и еще. Нащупала в кармане куртки, перочинный ножик, стала срезать грибы один за другим. Гриша, увидев, что жена наклонилась, шутливо обнял её сзади. Наталья выпрямилась, обвила руками мужа за шею и стала целовать. И Гриша, поддавшись обоюдному желанию, тоже стал целовать Наталью. Вдруг она почувствовала, что дыхание Григория стало смрадным, а на розовых, от осеннего холодка щеках, стала пробиваться густая шерсть. Вместо ласковых рук, появились медвежьи лапы с когтями, и когти эти впились Наталье прямо в спину. Процарапав сквозь куртку кожу, лапы оказались у лица. Еще мгновение и когти разорвут ей все тело. Наталья хватает нож и наотмашь бьет им эту страшную звериную морду, эту плотную, мохнатую шкуру. Медведь рычит от боли и отталкивает Наталью от себя. Она проснулась в холодном поту, долго оглядывалась по сторонам. Какой страшный сон ...
- К чему он приснился?
Докладную бригадиру решила пока не писать. – Права Ольга, ничего мне не доказать если за нее другие бабы встают.
В выходной день Наталья с утра носила с колодца воду в баню.
С чунками и флягами, в полушубке нараспашку, подъехал Федька Егоров. Увидев Наталью, присвистнул от восторга:
- Ух какая невестушка! - Здравствуй! - Давай помогу!
И Федор наполнил водой ведро Натальи. Она поблагодарила, сдержанно, хотела было уже уйти, но Федор взял ее за локоть. Руки у него были сильные, глаза нахальные, терпко пахло табаком, одеколоном «Шипр» и еще, как показалось Наталье- спиртным.
- Баньку топишь невестушка?
Наталья повела плечом, освободилась от цепких пальцев, усмехнулась:
- Была когда-то невеста, а теперь вот видишь - вдова.
Федор достал папиросы, закурил:
- Да, я знаю, мать писала. - Но и вдова, ты ещё вполне ... - А хочешь, я приду, спинку тебе потру ... А Наташ?
Наталья поспешила уйти от навязчивой беседы, взяла свое ведро и пошла.
– Слышь, Натаха, так я приду!
Раздался вслед, приглушенный, Федькин выкрик. Пока топилась баня, Наталья все еще слышала в ушах Федькины слова, ощущала его цепкие пальцы, не выветривался из памяти запах табака и одеколона. Последний был приятен Наталье, Гриша тоже после бритья капал чуть-чуть одеколон на ладони, а потом растирал ими щеки. Этот запах слегка возбуждал Наталью. Придя домой стала собирать бельё.
Тайка крутилась рядом, складывая свои трусишки и колготки.
- Мам, я тобой!
Но Наталья отложила её вещички в сторону.
- Ты пойдешь с бабушкой.
- Ну почему - у - у? - Заканючила Тайка.
- Потому что я пойду сегодня в первый жар. – Хочу, немного попарится.
Свекровь удивленно приподняла бровь.
- Давно ли ты любительницей стала?
Наталья смутилась, ей казалось, что она покраснела, но на самом деле была бледнее мела.
- Да я простыла немного, в приемной сквозняк от ветра.
Свекровь вдруг переменила тон:
- Да и то верно. - Ты бледная какая-то стала. - Сходи, погрейся.
И уже обратилась к Тайке.
- А ты егоза не дуйся, поможешь бабушке.
Наталья слазила на верхний сарай, выбрала себе березовый веник. Эти веники еще Гриша заготавливал. Села на лестнице, вспомнила, как ходили в баню с мужем, как там и Тайку зачали. Вздохнула и пошла мыться. В предбаннике разделась, накинула толстый крючок на дверь. Парилась не торопясь, с подходом. Сквозь шипение пара услышала легкий стук в окошко. Сердце сначала замерло, потом забилось так сильно.
Прильнула к холодному стеклу, в густом, синем сумраке увидела знакомый полушубок. Федор уже покачивался из стороны в сторону, сквозь мрак, он пытался разглядеть, что там за бликами морозного стекла.
- Натаха, слышишь, открой!
Наталья молчала. Она услышала, как Федька дернул за ручку двери, сильнее, еще сильнее. От того что дверь не поддавалась, он злился, и дергал с еще большей силой. Наталья выскочила в предбанник и стала держать руками крючок в запоре. Вдруг все стихло, только слышен был скрип уходящих шагов.
- Неужели ушел?
И тут Наталья вспомнила что, оставила топор на чурбаке, где колола чурки для растопки. И в ту же секунду лезвие топора проникло в проем. Наталья не успела даже отскочить, как дверь распахнулась, и Федор ввалился в предбанник. Рывком прижал её голую к стене, она почувствовала спиной, как царапается мох в пазах бревен, а Федькины холодные руки скользят по ее разгоряченному телу. На секунду ей удалось оттолкнуть его от себя.
- Не дури, слышишь? - Уходи!
Но Федор только рассмеялся, упрямо, зло. Опахнул запахом водки.
- Красивая ты, Наташка! - Знаешь сколько времени я там, в заключении бабу не видел? - Не знаешь ... - А хочешь, давай поженимся? - Как пес буду верный! - Работать вместе будем, дом поставим, Натаха...
Когда Федор ушел, Наталья вымыла горячей водой лавки, оделась, проветрила предбанник, что бы ни остался запах одеколона. Вошла в дом, глаза предательски блестели, хорошо еще румянец стыда можно было скрыть за жаром. Свекровь как будто ничего не заметила, оделись с Тайкой и ушли мыться. Наталья легла на кровать, остывала от жара и страсти. Да, да, именно страсти. Сколько лет она прожила без мужской ласки, забывать уже стала. А тут этот шальной, ворвался, разбудил все, что так крепко задремало.
Только что теперь делать? - А как узнают? - Стыда не оберешься. - Хотя ... Вот назло всем, выйду замуж! Мне муж нужен, а не образ бесконечный.
Зима отступала, совсем скоро осядет снег, посереет, покроется лысыми пятнами земля. Наталья украдкой встречалась с Федором. Он не пил, устроился на пилораму. Туда к нему незаметно и приходила Наталья. Натопив жарко железную печурку, успокоившись, они лежали, укрывшись Федькиным полушубком.
Слышно было, как громко стучат сердца, а где-то там, еще не раскрывшимся бутончиком, тихо внутри, стучало еще одно сердечко. Пока еще крохотное, малюсенькое, но оно стучало! Наталья еще не знала, как сказать это Федору. Лежала притихшая, водила пальцем по круглой, гладкой пуговице на тулупе. Наконец решилась:
- Федь?
Он, показалось что дремал, но тут же открыл глаза, вопросительно посмотрел на Наталью.
- Что?
- Я беременна ...
От неожиданности Федор вскочил, откинул тулуп, сграбастал Наталью в свои могучие объятия:
-Наташка!!! - Правда???
- Да! - выдохнула она. - Только что теперь будет? - Что я свекрови скажу?
Федор снова забрался под тулуп, повернулся к Наталье лицом и блестя своими карими глазами, возбужденно говорил:
- А так и скажешь, мол, возьмем Федьку в примаки, пока не отстроимся.
- Ничего, Натаха ничего! - Силы у меня хоть отбавляй! - Жить будем и детишек растить!
Наталья лежала притихшая, слушала горячие Федькины речи, а в душе поселилось какое-то еще ранее не изведанное чувство. То ли тревоги, то ли страха, а то ли того и другого ...
Продолжение следует... Спасибо за помощь! Пусть ваше добро ко мне, обернется большим счастьем для вас самих!
