Степан нежно перебирал струны своей гитары, извлекая звуки, которые пробирали до глубины души каждого слушателя. Мелодия, которую он играл, была такой трогательной, что казалось, будто она могла бы залечить любую рану.
В этот момент Степан вспоминал недавнюю цыганскую свадьбу, на которую его позвали как музыканта. Обычно цыгане не зовут чужаков играть на своих праздниках, но влиятельный и богатый цыган Шако решил сделать исключение. Шако был известен не только своим богатством, но и силой, удачей, ловкостью и непререкаемым авторитетом в таборе. Никто не удивился, когда он женился на первой красавице табора Зоре.
Однако во время церемонии произошло нечто неожиданное: один из низших цыган, по имени Алекса, который не был чистокровным цыганом и выполнял в таборе роль прислужника, осмелился вызвать Шако на бой.
Шако понадобилось всего две минуты, чтобы обезоружить Алексу. Цыган уже собирался нанести последний удар, но Зоря остановила его. После этого Алексу прогнали из табора.
Степан хотел дать ему немного денег, но Алекса отказался. Что стало с ним дальше, осталось неизвестным. Где он теперь...
Про цыгана Шако и Алексу рассказ 👇👇
Степан оглядел трактир: за дубовым столом у самого окна сидели двое посетителей: Мишка Шустрик и Петруха Зуб-даю. С четверга по субботу, когда всё окрестное население съезжалось на ярмарку, в кабаке было не протолкнуться, но сегодня посетителей было мало.
Мишка и Петруха давно бы были выгнаны трактирщиком в базарный день, но сегодня он смотрел на них даже с некоторым любопытством — хоть какое-то развлечение. Однако в долг не наливал, как бы они ни просили. От таких посетителей платы не дождёшься, не из жалости же им наливать.
Да и жалеть их уже не получалось, вместо этого было жаль их семьи: жён и детей. Вот, например, у Мишки их трое, хорошо, что братья помогают. А этот пропойца несёт сюда каждую копейку. Хорошо ещё, что Петруха не женат, да и кто захочет выйти замуж за такого? Всегда без гроша в кармане и одет в отрепье.
У трактира затормозила пролётка. Из неё тяжело вылез Илья Головин.
— Смотри-ка, Илья от сватов и сразу сюда, — оживился Мишка. — Наверное, плохо встретили, раз в кабак завернул.
Илья тяжело опустился на стул за дубовым столом и заказал себе штоф (штоф ≈ 1,3 литра) яблочного вина. Друзья, не отрывая взгляда, наблюдали, как он выпил одну чарку, затем вторую. Когда Илья налил себе третью, к его столу подошёл Мишка.
— Ну и ну, — сказал Мишка, подсаживаясь к своему односельчанину. — Наверное, что-то случилось.
— И ты здесь, красный нос, — усмехнулся Головин, прервав созерцание пятен на столе.
— Где же мне быть? Дома, сам знаешь, свободы нет, все братья прибрали к рукам. Да и отец ругает почём зря.
— А ты бы реже заглядывал в чарку.
— Угостить хочешь? — Мишка даже протянул свою руку к штофу.
— Не тронь, — тяжёлый кулак врезался в его тощую грудь. Мишка не удержался на ногах.
— Зачем калечишь? — Подскочил Петруха. Он поднял друга и усадил за стол Ильи. — Налей теперь для здоровья.
— Налью, коли историю интересную расскажете.
— Быль или сказку? — уточнил Мишка.
— Давай быль, — присоединился к разговору трактирщик. А Степан, прекратив перебирать гитарные струны, тоже подсел поближе. Музыку пока никто не заказывал, так почему бы не послушать интересную байку? Хотя Мишка и слыл пьяницей, рассказывать он умел , и все это знали.
Нечисть кабацкая
— Известно ли вам, — начал Мишка полушёпотом, — что в этом кабаке обитала кабацкая нечисть?
— Врёшь, Мишка! — не поверил трактирщик. — Когда я три года назад этот кабак купил, ничего подобного не слышал. Я у людей спрашивал. Всё спокойно здесь.
— Ха! — Миша приосанился. — Это теперь здесь спокойно. Потому как Васька Зоев нечисть вывел, а лет двадцать назад кабак имел дурную славу.
— Какой говоришь Васька? Зоев? Уж не тот ли, что в двадцати верстах отсюда постоялый двор держит?
— Да, именно он.
— Слышал я про него. Серьёзный человек.
— Прежде он был беден, пока бывший владелец заведения не нанял его в качестве трактирщика. В те времена хозяин кабака был состоятелен и сам не стоял за стойкой, а нанимал работников. Но ни один из наёмных не задерживался надолго в кабаке. Как только начиналась торговля, всегда обнаруживались недостачи.
Трактирщики сменялись один за другим, и каждый из них рассказывал, что когда кабак закрывался и наступала ночь, из погреба доносились звуки, как будто кто-то сливает вино из бочек. Самые смелые брали свечу и шли проверять, но никого, кроме огромной серой крысы, не видели. В итоге никто не хотел работать трактирщиком в этом заведении.
И вот появился Васька. Дурная слава трактира была ему хорошо известна. Но выбора у него не оставалось. По пьяной лавочке проиграл Васька на ярмарке лошадь и всю выручку от проданного урожая. Дома ждала жена и двое детишек, а впереди зима, нужно было чем-то кормить семью. Если бы не нужда, разве согласился бы он на это жуткое место?
Трактир находился в весьма зловещем уголке: с одной стороны подступал лес, в котором на дороге промышляли лихие люди, на задворках был крутой овраг, а до ближайшей деревни — три версты.
В первую же ночь новый трактирщик заперся на все замки, зажег свечу и начал осушать чарку за чаркой.
С каждой чаркой он становился все спокойнее и бесстрашнее. Ждет полуночи. В полночь действительно, будто кто-то забрался в погреб и цедит вино. Васька взял топор, свечу и открыл дверь. Что такое? Кран как будто отвернут, а печати целы. Тогда он сорвал печати и начал перемеривать — так и есть: двух ведер не хватает.
Разозлился Васька и крикнул:
— Черт, что ли, отлил? Покажись мне! Я вас не боюсь, сам до чертиков допивался сколько раз.
Вдруг видит — половица откидывается, из-под нее показывается дерево с обгоревшим стволом и начинает расти. Да так быстро, что вот уже верхушка до самой потолочной балки достает. Схватил Васька топор и начал рубить. Чувствует, топор в руке застыл, будто кто-то его держит. И голос раздался:
— Не руби.
— Кто ты? - пересохшими губами спрашивает Васька
— Имя моё тебе ничего не скажет, но если подружимся, принесу я тебе удачу.
Хотел Васька сказать, что не намерен с нечистью дел никаких иметь, но поостерёгся. Вспомнил про свои долги, про голодных детей. Если ещё и эту работу потеряет, как жить дальше будет? И сказал он:
— Отпусти топор, в горле пересохло, смочить надобно.
— Налей и мне.
— Как я тебе поднесу, если я тебя не вижу?
— Об этом не беспокойся, наливай. Показаться я тебе пока не могу. Увидишь меня, когда уходить буду.
Чувствует Васька, что топор снова его слушается. Пошел к полкам, хотел четверть с напитком взять, а голос ему говорит:
— Другую возьми — вон ту.
— А этот чем тебе не по нраву?
— Эту тебе подменили, когда мужика обслуживать ходил. Посмотри дно. И правда — в дне дырка, воском залеплена. Можно сливать, печати не срывая.
— Верни её поставщику, скажи, что торговать намерен честно.
Трактирщик налил две чарки, оглянуться не успел — одна по воздуху сама поплыла, опрокинулась, да опять на место встала. И стал Васька слушать рассказ.
— Я — сын богатых родителей, проклятый еще нерождённым.
С детства я чувствовал, что отличаюсь от других. Мои родители были богаты, но их богатство не приносило счастья. Отец был жестоким и холодным, а мать — алчной и расчетливой. Они не любили меня, и я это знал.
Когда моя мать была на сносях, она подмешала яд в напиток родителей моего отца и те покинули этот свет в страшных муках. Дед догадался, чьих рук это дело и проклял мою мать и меня ещё в материнской утробе. Он успел сказать о своих подозрениях сыну и тот призвал жену к ответу. Но мать поклялась мной, что не причастна к этому нечестивому делу.
Я узнал правду, когда мне исполнилось пятнадцать. В эту же ночь наш дом сгорел. Мать и отец погибли, а я стал Изгоем Проклятия — не человеком, а нечестью. Так и брожу по миру, не находя себе покоя. Уже тридцать лет.
Давай заключим договор. Каждую полночь ставь мне чарку вина и кусок ржаного хлеба. Этого мне будет достаточно. А я тебе помогу. Буду служить тебе год, а через год уйду. И ты сразу за мной, иначе прогадаешь. Не бойся — никаких проверок, ревизий или придирок хозяина. Только и ты, брат, не заводи образов.
Васька кивнул, и тут сон сморил его, так и уснул в погребе. Проснулся — пора трактир открывать. Вечером пересчитал прибыль — всё точно до копейки. С тех пор торговля пошла в гору, и все ему завидовали. Про уговор не забывал — каждую ночь наливал чарку вина и оставлял кусок ржаного хлеба в погребе.
Васька бросил пить и начал копить деньги. Так и год пролетел.
Пришла полночь, спустился Васька в погреб. Прощается с ним нечистый:
— Прощай, брат. Я ухожу. И ты завтра уходи из кабака.
— Хорошо. Покажись мне.
— Бери ведро воды, свечку и смотри в отражение.
Васька Зоев смотрит в ведро, вода в нём едва колышется, и вдруг рядом с его лицом в отражении появляется ещё одно. Такое пригожее: с чёрными бровями, чёрными глазами и румянцем на щеках.
— Какой ты ладный!
— Не родись красив, родись счастлив.
И в тот же миг рябь по воде пошла, отражение исчезло и тихо стало в погребе.
Не послушался Васька мудрого совета, решил ещё поработать трактирщиком. Да только на следующий день был оштрафован строгим проверяющим. Тогда Васька, опечаленный, закрыл кабак и отправился к хозяину, чтобы сообщить о своём уходе.
За год он накопил две тысячи рублей и на эти деньги купил постоялый двор. Отстроил дом, живёт теперь в благочестии, в достатке содержит своё семейство.
Пока слушали рассказ Мишки, подливали ему. Но он отказался пить. Замолчал. Посмотрел на всех каким-то другим, трезвым взглядом, схватил шапку и выбежал из трактира.