Лохматый карлик скалился на Милу, небрежно помахивая огромным ножом. Кайя с улыбкой ждала. И Мила поняла, что она ни за что не отступится от задуманного.
Убеждать, уговаривать, угрожать было бесполезно.
Наверное, можно было попытаться сбежать, только это ничего не изменит, и тогда Кайя убьёт Родиона сама.
Мила не знала про особые условия обряда, поэтому и не догадывалась даже об истинной роли, отведенной ей в этом действе.
Родион беспокойно завозился на камне и всхлипнул, и Кайя нахмурилась.
- Милуша. Ты долго собираешься так стоять? Может, тебе нужна моя помощь?
Вопрос прозвучал немного угрожающе, но Мила на него не ответила – не могла заставить себя выдавить хотя бы звук.
Родион тихо вскрикнул, и никштукас спрыгнув с камня, заковылял к Миле, готовясь её подтолкнуть.
Направленное на неё острие ножа выглядело убедительнее всяких слов.
Отчего же бабушкина сила спряталась в такой страшный момент? Почему не помогает? Почему не проявляется больше? Без силы ей не справиться с ведьмой и её помощником. Не спасти и Родиона.
-Милуша! Я жду. - сахарным голосом пропела Кайя. - И Родик заждался. Пора приступать.
-Нет! Я не буду тебе помогать! Так нельзя! ты предлагаешь убить человека! - Мила замотала головой, и под венком вдруг резко кольнуло. Настолько сильно, что она попыталась поддеть его пальцами, пытаясь коснуться засаднившего места.
И венок вдруг слегка провернулся. А следом дёрнулось и стало плавно поворачиваться всё вокруг...
- Зип-зип-зип... – монотонный голос незнакомой птицы вернул Милу к действительности. Она стояла, привалившись к поваленному на землю стволу могучего когда-то дерева. Не было больше ни поляны, ни Кайи с карликом, ни Родиона. Вокруг простиралась дремучая пуща, сырой полумрак скрадывал очертания лепящихся друг к другу деревьев.
Когда зашуршали листья и послышался вздох, Мила напряглась, боясь посмотреть в сторону звуков. Она уже догадалась, кто может их издавать, и это открытие её ничуть не обрадовало.
Это всё венок! Когда она пошевелила его, то подала знак тому, кого меньше всего хотела бы встретить. И он откликнулся на призыв, каким-то непостижимым образом перенеся её подальше от Кукушкиной горы.
Снова послышался вздох, и Мила заставила себя повернуться. Окаяныш стоял совсем близко, его ржаво-рыжие глаза смотрели сквозь неё.
Черные точечки зрачков были почти неразличимы, и от этого взгляд казался слепым.
Выражение плоского безволосого лица уловить было невозможно. Черты расплывались, отказываясь складываться в единый образ и в то же время отвращали от себя.
Вид окаяныша показался Миле ужасным. А уж запах!..
Молчание затягивалось, и Мила невнятно пробормотала благодарность.
Окаяныш в ответ мотнул башкой и ухмыльнулся, а потом потянулся к её щеке, ткнув когтем в нежную кожу.
Только не это! Пожалуйста. Не надо!
Мила отпрянула, зачем-то прикрыв венок руками.
Окаяныш заворчал и двинулся следом. Он явно не собирался отступать.
Нужно было чем-то его отвлечь. Придумать что-то и поскорее!
- Я есть хочу! – выпалила Мила первое пришедшее на ум. – Есть хочу. Кушать.
Своё пожелание она сопроводила жестами, и Лёшка снова мотнул башкой, а потом, опустившись на четвереньки, вспрыгнул на ствол и пропал с другой стороны.
Мила же рванулась в противоположном направлении, даже не задумываясь - куда.
Но уйти ей не дали – из-за ближайшего ствола чёртиком выскочил окаяныш. Худые поросшие шерстью бока его ходили ходуном. Он часто и хрипло дышал, а в зубах держал какую-то зверюшку. Покрытая перьями, с раздвоенным хвостом, та одновременно смахивала на ящерицу и птицу. Задушенная и перепачканная в вязкой слюне, она тряпочкой свисала из пасти.
- Я не стану её есть! Я такое не ем! Мне бы человечьей еды. Ягод хотя бы. Можешь принести?
Окаянышу это почему-то не понравилось. Впервые за всё время он издал глухое рычание и, склонив голову к земле, неторопливо пошёл на Милу.
Мила попятилась, пока не уткнулась спиной всё в тот же поваленный ствол.
Гнилой да сплошь поросший мхом вперемешку со странными синими грибами, ствол уходил далеко в глубину пущи и оказался полым.
Лёшка негромко рычал и теснил Милу к отверстию-дыре, и ей пришлось покориться, чтобы не разозлить его еще сильнее. Чуть наклонившись, она полезла в глубину темного древесного тоннеля и присела на хвойный опад.
Полусгнившие шишки, иголки, поломанные веточки образовали что-то вроде подстилки. Было колко, но терпимо, и Мила замерла, сжавшись в комок. Всеми силами она пыталась сдержать эмоции, но сердце захлёбывалось ударами, предательски выдавая её отчаяние.
На её счастье, окаяныш остался снаружи. Прорычав что-то нечленораздельное, он отступил от входа и пропал.
Проверяет её? Или отправился в лес на поиски нормальной еды?
Прислушиваясь, Мила подождала немного, а потом полезла из ствола, подгоняемая страхом.
Гадкое ощущение от Лёшкиного прикосновения преследовало её до сих пор. Что она станет делать, если он опять полезет обниматься??
Нужно уходить. Нужно бежать, пока он не вернулся.
Молчащая сила вряд ли поможет найти правильную дорогу, но Миле сейчас важно было уйти подальше от логова и от его хозяина.
Оглядевшись, Мила увидела одни лишь деревья. Здесь не было проторенных тропок, землю покрывал всё тот же хвойный опад и потемневший коричневый мох. Деревья походили друг на друга как близнецы. И она не стала долго раздумывать – протиснулась между ближайшими стволами и пошла наугад.
Запинаясь о корни, черпая слежавшуюся листву, Мила упорно брела вперёд, но пейзаж не менялся. А потом она и вовсе вышла на прежнее место, прямо к поваленному стволу.
Похоже, что её водит. Леший, или лес, глумится над неумелой ведьмой, не позволяя покинуть проклятое место.
Мила помнила, что в подобных случаях рекомендуют вывернуть одежду, поменять местами кроссовки, переложить стельки из одной в другую. Но она ничего не стала делать – понимала, что в её случае всё бесполезно.
Стояла пронзительная тишина. Ни движения, ни звука!
Похоже, что такую глухомань стараются обойти стороной.
А ей так нужно сейчас присутствие хоть кого-нибудь живого! Живого и знающего эти места!
Мила вдруг вспомнила неуклюжую смолянку, выпрыгнувшую к ней из дрыгвы... Если бы она не появилась тогда, бабушкины домовые были бы живы!
- Это вряд ли... – некстати ввернул внутренний голос. – Ты бы их сама того...
- Неправда!.. – думать об этом не было сил. Вина сдавила грудь не слабее сброшенной тяготы, и Мила спрятала лицо в ладонях, пытаясь хоть как-то отгородиться от возникших перед глазами растерянных мордашек Вося и Ытя.
В недобрый час повстречала она эту смолянку! Т.в.а.р.ю.ш.к.а будто специально подкараулила её!
Хитрющая такая! И наглая! И имечко странное... Наська!
- Чегося надоть? - рядом зашуршало. – Зачем звала-вызывала?
Крысиная мордочка в сбившемся на сторону платочке вопросительно смотрела на Милу от земли.
- Ты! – шепнула потрясенная Мила. – Откуда взялась? Как меня нашла?
- Для того особых умений на надоть. Ты подумала - и вот она я.
- Ты утопила...
- Прям там! Наська никогда в злодейках не хаживала! А ты поменялась, вижу. Пожалела их?
- Пожалела! Я не хотела. Это была не совсем я...
- Должна будешь, - Наська довольно покивала. – Живы твои нахлебнички, ужо и домой вернулись.
- Живы! – от радости Мила не сразу сообразила, о чём толкует Наська.
- Должна будешь! – со значением повторила смолянка.
- Должна? Что именно?
- А поглядим. Чегося торопиться-то. Так зачем позвала? Не от венка ли избавиться хошь?
- А можно? Можно избавиться?
- Только если какая добровольно возьмёть....
- Есть такая! Янка.
- Знаю. Видала. Часто по пуще шастаеть.
- Она возьмет, она просила венок. Видит его, как и ты.
- Чего ж ей не видеть. Когда, как и тот лесу отданная, силой пущи обойдённая. Два лаптя – на пару. – пробормотала Наська, теребя узелок на платке.
- Поможешь мне с венком?
- Должна будешь...
- Согласна! На всё согласна! Только помоги! Выведи с этого места. Лёшка вот-вот вернётся. Нужно торопиться.