«— Как жа, Палаша! Как жа енто? Я ведь похоронку на тебе получила.
— Валя, так ежели бы не она, — Пелагея погладила Настеньку по голове, — и не увидела бы меня уже никогда.
— А кто жа енто нам будят таперича? — сквозь слезы спросила Валентина и погладила девочку по мягким светлым волосикам.
— Дочка моя, — задыхаясь от рыданий, выговорила Пелагея.
Настенька подняла глаза на нее.
— Как жа кличуть тебе? — спросила Валя.
— Настенька, — прошептала девочка.
— Ничего, еще поживем! — всхлипывала Пелагея. — А то как же? Только ногу фрицы оттяпали, а руки-то на месте! Ими жизнь и построим».
Часть 4
Сзади раздался характерный звук, Пелагея обернулась: ехала телега, возницей сидел старый дед Тимофей. Пелагея сразу узнала его и вспомнила случай. Когда началась война, он тоже пришел на пункт сбора, да еще и со своей винтовкой.
Председатель сельсовета удивленно посмотрел на него:
— А ты, дед Тимоха, далеко ли собралси? Да еще и с винтовкой.
— Ты мене тута комедию ня ломай! — строго осадил дед председателя. — Ишть фрицы опять на нас полезли, снова бить их пойду.
Телега поравнялась с Пелагеей и Настей.
— Здорово, служивая, и ты, малая! — радостно приветствовал дед путников. — Вы кто жа такия будяте? Мать честная! Палаша! — обомлел дед, приглядевшись.
Пелагея посмотрела на деда радостно:
— Здорово, дед!
— Ты ли это?! Свят, свят! Дед трижды перекрестился и уставился на культю.
— Я это, я! Ну немного неполным комплектом. Так зато девку какую веду с собой! А? Глянь!
Но дед словно не обратил внимания на слова Пелагеи.
— Палаша, ты, енто… схоронили мы тебе вроде как!
— Это как же?
— Так похоронка на тебе пришла Вале…
— Как похоронка?
Дед развел руками.
— От так! У апреле вродя ишшо…
— Ну уж прости, дед! Живая я, видишь? — хитро улыбнулась Пелагея.
Настенька испуганно наблюдала за происходящим.
Дед вдруг опомнился, да как заорет:
— Пелагеюшка! Милушка ты моя, а ну давай у телегу садися! Радость-то какая! Радость! И ты, малая, садися! Давай-давай, подсоблю.
Дед засуетился, сложил в телегу узелок и вещмешок. Он все время что-то приговаривал, да только Пелагея будто и слышала и нет. Она блаженно улыбалась. Как было приятно увидеть своего, родного, деревенского!
Пока ехали в Высокое, дед Тимоха все время рассказывал про жизнь во время войны. Из его рассказа Пелагея узнала о тех, кто уже не придет никогда, и о тех, кто вернулся, но так же как она: кто без ноги, кто без руки, а кто и без обеих.
— Ишть, Палаша, как хорошо, што вернуласи ты! Ну и што без ноги! Многия, многия бабы усе бы отдаля, штоба ихния мужаки пришли живыя, пущай и без ног. Он шумно вздохнул и закурил.
Когда въехали в деревню, Пелагея обратилась к Тимофею:
— Здесь нас, дед, оставь. Недалеко уж до избы. Отдохнули мы, благодарствуем, — она поклонилась так низко, как смогла, — сама хочу пройти. Настя, слезай.
Медленно пошли по деревне. Во всех избах призывно горел свет в окнах, люди вечеряли. Пелагея с удовольствием вдыхала аромат луговых цветов, перемешанный с запахом кислых щей и хлеба. Кое-где топились баньки. Запах дыма приятно дополнял деревенские ароматы.
Пелагея остановилась, сделала, глубокий вдох, поклонилась:
— Здравствуй, земля моя, матушка. Вот и свиделись. Не чаяла я, что вновь пройду по местам своим. Пусть не обеими ногами шагаю, зато живая. На колени бы встать, да не серчай! Не могу! — Пелагея махнула одним костылем, словно извиняясь.
К дому Валентины подошли с задворок, женщины не было видно. Пелагея привычным движением открыла калитку, зашли в огород. Ровными рядками росла морковка, зеленела кудрявая капуста, а вот и так любимая Пелагеей свекла. Ее всегда сажали много. Пелагея радостно отметила, что и сейчас посажено немало.
Валя будто почувствовала, что гости к ней идут, вышла зачем-то во двор, словно подтолкнул кто. Увидев сноху с девочкой, вскрикнула, закрыла рот руками, рванула к ним, обняла обеих, расплакалась.
Пелагея долгое время, почти с самых первых дней войны не могла проглотить твердый, колючий комок, который все время стоял в горле. Егора проводила, не уронив ни одной слезинки, также и сына…
А вдруг, увидев свекровь, проглотила и разрыдалась громко, надрывно, как раненый зверь.
Настенька плакала беззвучно, прижимаясь к Вале худеньким тельцем.
— Как жа, Палаша! Как жа енто? Я ведь похоронку на тебе получила.
— Валя, так ежели бы не она, — Пелагея погладила Настеньку по голове, — и не увидела бы меня уже никогда.
— А кто жа енто нам будят таперича? — сквозь слезы спросила Валентина и погладила девочку по мягким светлым волосикам.
— Дочка моя, — задыхаясь от рыданий, выговорила Пелагея.
Настенька подняла глаза на нее.
— Как жа кличуть тебе? — спросила Валя.
— Настенька, — прошептала девочка.
— Ничего, еще поживем! — всхлипывала Пелагея. — А то как же? Только ногу фрицы оттяпали, а руки-то на месте! Ими жизнь и построим.
— Сердцем ишшо надоть! — подсказала Валентина, утирая слезы огромным бесцветным платком, который стянула с головы. — Давайтя у хату! А Егор…
Валя опустила голову.
— Знаю, — прервала ее Пелагея.
— Да откудава жа? — ахнула Валентина.
— Получила тоже.
— Чавой получила?
— Похоронку, — промолвила Пелагея.
— Палашенька… дочка, ты токма ня волнуйси. Жив жа Егорка наш.
Пелагея вскинула на свекровь глаза, схватилась за сердце.
— Как жив? — выдохнула она. — Где он?
— Палашенька, мы жа на тебе получили похоронку в начале апреля ишшо, а он в январе пришел, — Валя опустила голову. — Контуженый, комиссовали яво.
— Где он? — снова глухо повторила Пелагея, уже все поняв, слезы катились по щекам.
— Палашенька, пришел он… а тут бабы… по четыре года мужиками не мятые… а потом и похоронка на тебе… он ужо и открыто стал с ей…
Страшная догадка тут же осенила Пелагею.
— С Анфиской? — коротко спросила.
— С ей, — кивнула Валя и закрыла лицо руками. — Чижолая она ужо… к ноябрьским родит.
Пелагея машинально полезла в карман гимнастерки, вынула кисет, медленно трясущимися руками скрутила цыгарку, прикурила.
Настенька испуганно смотрела на растерянную Валю и на вмиг постаревшую Пелагею.
— Оно, может, и к лучшему, — проговорила Пелагея. — Как ему с одноногой-то бабой, когда вокруг здоровых да молодых девок полно. Валь, мне ведь сорок намедни исполнилось.
— Помню, Палашенька. Вспоминали мы тебе в ентот день, бабы приходили. Эх, кабы знать, што ты живая в ентот момент. Пошто ня писала ты мене, звездочка моя?
— О чем писать, Валя? А вот почему Егор не написал мне? Ведь ни одного письма я не получила после похоронки…
— Ой, Палаша, ня знай. Вроде писал. А с похоронкой што натвориля, што натвориля! — Валентина печально покачала головой, машинально повязала платок. — Айдате у хату, чавой мы на дворе топчимси? Чичас баню протоплю. Чичас помоетесь хорошенечко!
Валя пошла в хату, Пелагея и Настенька потянулись за ней.
— Погиб Егор Петрович Хворостенков из села Высокино, — тихо вымолвила Валентина. — А нашева токма контузило, худо слышит до сей поры. Орать надоть.
— А как же тот Егор? Ждет, поди, его мать иль жена?
— Ездил Егорка в Высокино. Никто ево ня ждеть, — Валя трижды перекрестилась. — У нас фрицев ня было, а в Высокино стояли они, а потома сожгли полдеревни, када убегали. Нету хаты Хворостенковых, пожгли людей, ироды!
Валентина снова перекрестилась и закрыла лицо руками.
— Палашенька, што жа деется-то? Цельный род выкосили, нету людей, как ня бывала.
— Валь, живой твой сын, и хорошо. А ты… давай баньку нам. Мы вчера на сене в сарайке ночевали, не знаю, чего там могли насобирать.
Валя вскинула взгляд на Пелагею и зачастила:
— Чичас, чичас. Переодетьси жа нада. Твоево-то полно у мене, а в чаво жа мы девку наденем? Либошто твой старый девичий сарафан ей пойдет?
Через пару часов чистые, гладко причесанные бабы и Настенька сидели в избе за столом. Девчушка уплетала за обе щеки кашу с молоком, а бабы хлебали щи.
— Ох и вкусно! — жмурясь от удовольствия, проговорила Пелагея. — Только ты теперь со свеклой вари. Помнишь же, как люблю я ее.
— Ох, помню, Палашенька, как ня помнить. Потому и насажала снова, хотя и знала ужо, што ня придешь ты и ня поешь яе.
Валя снова заплакала.
— Ну будет! — строго прикрикнула Пелагея. — Будет, — повторила миролюбиво. — Здесь я, вот она я!
Она обняла Валю и улыбнулась Насте, девчушка тут же подскочила и прильнула к женщинам.
Татьяна Алимова
Все части здесь ⬇️⬇️⬇️
