Они неспешно шагали к магазину, под торопливый говорок Геннадия Петровича:
- С беленькой нынче серьёзная напряжёнка. Да и с винцом тоже не всё ладно, - вещал сосед то и дело снизу вверх поглядывая на Олега, - я слыхал, что скоро талоны введут на спиртное. Как в войну продовольственные карточки. Я мальцом тогда был, а до сих пор помню. Только не верю я в эту байду, потому как наш народ всё может вынести, а вот беспредела с водкой терпеть не станет. Новую революцию замутит. Не рискнёт начальство с выпивкой баловаться, побоится. Правда, и сёдни только две бутылки в одни руки дают. И то давка такая, что мама не горюй! Но ты не переживай, я в этом магазине четыре месяца грузчиком работал. В почёте и уважении был. Пока по-чёрному не забухал. Меня не увольняли, я сам ушёл из-за сраму. Стыдно стало. Заведующая меня взад зовёт, но я не хочу. Думаю на завод автоприцепов вахтёром устроиться. Там работа, не бей лежачего и зарплата посолидней. Аванец опять же выплачивают. Надо мне уже устраиваться, а то участковый весь мозг выел. Как ты думаешь, выгорит?
- Непременно. – Фролов устал от нескончаемой болтовни дяди Гены и уже жалел, что решился пойти с ним в магазин. – Ты только с пьянкой заканчивай и всё будет путём.
Сосед с готовностью кивнул:
— Вот и я думаю, что надо завязывать с бухлом. Щас мы с тобой помянем твою бабулю, обсудим текущее положение и я в глухую завязку уйду. Зуб даю. Надоело, да и сердечко порою пошаливает. – Остановившись у перекрёстка, придержал парня за рукав. – Ты, Олежка, здесь меня подожди. Не надо тебе к прилавку соваться. Толку никакого. Я через задний проход в магазин зайду, затарюсь и минут через десять тут же и нарисуюсь. Деньги давай, сколько не жалко, и засекай время, если котлы есть…
***
Фролов выпил рюмку водки, поморщился и сурово взглянул на Геннадия Петровича, который намеривался тут же разлить по второй:
- Погоди, дядя Гена. Успеешь ещё бухнуть. Ты мне сначала про бабулю расскажи, а то ещё уснешь за столом.
Сосед не обиделся:
- Дело говоришь, Олежка. Оно ведь как? Вроде бы ничего-ничего, а потом хрясть и отрубаюсь. Прямо где сидел. Утром просыпаюсь и ни хрена не помню, пока не опохмелюсь. А как опохмелюсь, всё по новой заворачивается. У тебя так бывает? Хотя чего я спрашиваю? Ты ещё молодой. Здоровье позволяет.
Олег исподлобья взглянул на собутыльника:
- Давай ближе к делу, дядя Гена. Ты мне по трезвянке совет дать должен, что мне дальше делать. Жилья, похоже, у меня теперь нет, с паспортом тоже затык. Я в этих делах ничего не смыслю, да и голова кругом идёт от сплошных непоняток.
Геннадий Петрович тяжко вздохнул, покосился на початую бутылку и заговорил, как будто не начал, а продолжил прерванное ранее повествование:
- Как Сергеевне принесли из военкомата похоронку на тебя и награды в коробочках, так она в одночасье омертвела. Ни слезинки не пролила. Просто взяла в руки коробочки и документ, развернулась и молча ушла к себе. Ни слова, ни полслова воякам не сказала. Считай, дня три из квартиры глаз во двор не казала. А через три дня всех соседей на твои поминки позвала. Всё чин-чинарём. Так что мы тебя, считай, всем домом помянули. Народу много было. Но никто особо не борзел. Заглянут на минуточку, скажут пару добрых слов про тебя, пособолезнуют, рюмочку выпьют и уходят по-тихому. Сергеевна хорошо держалась. Я было думал, что пронесло. Так бывает, Олежка. Погорюет человек, перегорит у него внутри, вот он и успокаивается. Принимает беду на сердце и прячет поглубже. А с бабулей твоей всё по-другому получилось. Гостей проводила и снова из квартиры ни ногой. Дня два, считай, прошло. Приспичило мне, а денег - хоть шаром покати. Ни копейки. Стучу. Ответа нет и тишина за дверью. У меня на сердце нехорошо стало. Я ведь точно знал, что Сергеевна ни к соседкам, ни в магазин не выходила. Ладно, думаю, подожду ещё маленько. Вечером специально сначала во двор вышел. Гляжу - окна тёмные. Я бегом на этаж. Стучу уже изо всех сил. В ответ тишина. Тогда я руки в ноги и к участковому в опорник. Он сначала поартачился для порядка, потом вызвал слесаря из жилконторы и мы все вместе пошли квартиру вскрывать. Заходим, свет включаем, а она лежит себе на спине, одетая во всё новьё и не дышит. Спокойная такая, как будто спит. На столике, что у кровати, сберкнижка лежит, а в ней деньги уложены. Это чтобы ни государство, ни соседи на её похороны не тратились. Всё до копеечки сняла и рядышком положила. Самое главное – три дня прошло, а трупного запаха и в помине нет. Ей-богу. Вот тогда бабы и затрещали по всем углам про её святость. Похоронили, помянули, а через две недели комиссия пришла, чтобы имущество описать и квартиру по закону оформить. Дело известное: Дарья Сергеевна померла, ты вроде как в Афганистане пал смертью храбрых. Вот оно и выходит, что квартира ничья. Сначала сказали, что имущество будет жилконтора вывозить. А там, видимо, закрутились и забили на это дело. Ну а потом Куницыны появились. Лёшка всё ходил, орал, матерился на весь подъезд. Дескать, костьми ляжу, но заставлю долбанных коммунальщиков жилплощадь дочиста от барахла освободить и ремонт сделать. Скажу, как есть: ни хрена у него не получилось. Самому пришлось этим делом заниматься. Кой-что он себе оставил, но мебель почти всю на свалку вывез. – Геннадий Петрович поднял взгляд на парня и продолжил вполголоса. – Тут вот какое дело, Олежка. Мне ребята недавно шепнули, что Лёшка в Красноярск ездил, чтобы твои награды барыгам продать. Говорят, что цену заломил непомерную, потому и послали его подальше. Не смог с первого раза толкнуть. Так что ты имей в виду: твои медальки, скорее всего, до сих пор у него. – Заметив, как потяжелел взгляд бывшего соседа, встревожился не на шутку. - Что с тобой, Олежка? На тебе лица нет.
Фролов разлил водку по рюмкам:
- Где её похоронили?
Сосед, не чокаясь, выпил:
- Так на кладбище и похоронили. Где ж ещё? Завтра сходим. Покажу могилку.
Олег поднялся из-за стола:
- Сейчас пойдём. Уважь, Петрович. Ты у меня один остался. К кому мне ещё обратиться? К этому Лёше Куницыну? Так я уже пытался с ним по-человечески поговорить. Только он не стал разговаривать. Ментами пригрозил и ушёл.
Глаза Геннадия Петровича наполнились печалью:
- Так я не против, Олежка. Только пешком сегодня уже не дойду. Далековато будет для меня. Это тебе, молодому да красивому, как говорится, семь вёрст не крюк, а мне уже не осилить. Туда ж почти целый час топать, а я свой суточный километраж полностью выбрал. Пока в магазин с тобой ходил. Не серчай.
Фролов налил полную рюмку и протянул её соседу:
- Выпей на дорожку. Мы пешком не пойдём. Попутку поймаем или на автобусе доедем. Автобус ведь идёт до кладбища? Раньше ходил.
Дядя Гена приложился к рюмке, крякнул и взглянул на парня повлажневшими глазами:
- Ходит такой. Куда ж ему деться? Народ-то ездит. Попутку брать не будем. Калымщики не меньше целкового запросят. А то и два. Пользуются, что автобус реже ходить стал. Мы лучше автобус подождём.
***
Бабулина могила выделялась из ряда каменных и металлических надгробий высоким, сработанным на совесть крестом и десятками почти свежих букетов.
- Видишь? – Геннадий Петрович ткнул скрюченным пальцем в крест. – Я же тебе говорил, что бабы рехнулись. Каждый день на могилку свежие цветочки приносят. Я здесь неделю назад был. Кореша моего хоронили. Так могилка и тогда вся в цветах была. Ты оглянись вокруг. У всех букетики-веночки искусственные, а у Дарьи Сергеевны только живые. Я думаю, что если эти сейчас убрать, то завтра не меньше появится. Молва о твоей бабуле, похоже, до краевого центра дошла. Вот такие дела.
Олег остановился у могилы и спросил. Просто так, чтобы собраться с мыслями:
- А крест-то откуда взялся?
Сосед с тихим возмущением пожал плечами:
- Ты что, взаправду не догоняешь? Сергеевну все женщины, что постарше сорока, и в самом деле святой объявили. А крест столяр Мишка Филимонов соорудил. Ему жена наказала. Вот он и сработал. Отличная работа. С душой делал. Из лиственницы. Сто лет простоит и ничего с ним не сделается.
Фролов кивнул и виновато посмотрел на расчувствовавшегося мужика:
- Ты подожди меня у выхода, дядя Гена. Хочу один с бабулей побыть. Без обид. Ладно?
- Какие тут обиды, Олежек? – Геннадий Петрович смахнул слезинку. – Конечно подожду. Ты не торопись. Поговори с бабушкой. – Развернувшись вполоборота, с сожалением добавил. – Эх! Надо было поллитровку с собой взять…
***
Поездка на кладбище освежила голову и память дяди Гены. Вернувшись домой, он с помощью своего молодого товарища навёл на кухне кой-какой порядок, приготовил закуску и вопросительно посмотрел на Олега, словно испрашивая у него разрешения на начало застолья. Фролов взяв в руки початую бутылку и взглянул на соседа:
- Так что же мне дальше делать, дядя Гена? Я же хотел в Сосновоборске насовсем остаться. А теперь, получается, что мне здесь по большому счёту делать нечего. Заберу награды у Куницына и можно ехать куда глаза глядят.
Геннадий Петрович облизал сухие губы и придвинул свою рюмку поближе к разливающему:
- Если хочешь остаться, то оставайся. А если решил рукой на всё махнуть, то езжай. Только далеко ты без паспорта уедешь? На первой станции с поезда сымут. Да и насчёт наград ты шибко не заблуждайся. Не отдаст их тебе Лёшка. Жадный он до предела. Десяти копеек не одолжит. А будешь его прессовать, то он, как пить дать, заяву на тебя напишет. За ним не заржавеет. Нет доказательств, что он твои медальки стырил. Присядешь за хулиганку и все дела. А может и за тяжкие телесные. А это уже совсем другой коленкор.
- Так что ж мне делать? – В глазах Олега мелькнуло тихое отчаяние. – Посоветуешь?
Сосед посмотрел на парня абсолютно трезвыми глазами:
- Завтра сходи к участковому нашему. Его Владимиром Ильичом зовут. Как Ленина. Я ментов не люблю, но Свиридов мужик правильный. Он тебе и присоветует по уму, и поможет чем сможет. Наливай. Нечего водку в руках греть.
Повести и рассказы «афганского» цикла Николая Шамрина, а также обе книги романа «Баловень» опубликованы на портале «Литрес.ру» https://www.litres.ru/