Мила обошла комнату, заглянула под кровать и в узкую щель из-под выломанной половицы, но коника ни там, ни там не было.
Внутри нарастало глухое раздражение – наверняка игрушку спрятали вредные домовые! Не зря же они так не хотели пускать её в дом.
Мила собралась было выйти и потребовать от них объяснений, но замерла на порожке, вспомнив, что к конику никто не может прикоснуться кроме неё самой. Кажется, про это говорила баба Жоля. А может быть — Кайя? Или дед Новик упоминал что-то подобное?
Мила снова прошлась по комнатушке, и когда приблизилась к щели, из неё метнулась знакомая рыжая тушка, мазнула по половице длинным хвостом, и что-то невесомое лёгкое потянулось за ним серой кисеёй, разом обнажив потерянного Милой коника.
Зыркнув на девушку глазами-бусинками, чубась подпрыгнул и пропал, а игрушка так и осталась лежать на прежнем месте.
- А ты не такой уж плохой! – пробормотала Мила вслед исчезнувшему нечистику. – Уверена, что мы поладим.
Воровато оглядевшись – не подсматривают ли за ней домовые, она подхватила коника с пола и крепко прижала к груди.
Болезненная вспышка ударила по глазам, а в то место, которого коснулась игрушка, будто с размаху вбили острый гвоздь. Внутри что-то медленно сдвинулось и легло на сердце тяжёлой плитой, побуждая немедленно прилечь.
- Не поддавайся! – приказала себе Мила, пошатнувшись. – Нужно просто перетерпеть! Нужно принять дар, и всё пройдёт!
В груди завозилось, зацарапалось, больно ударило по рёбрам.
Волна холода залила Милу от макушки до пяток, показалось даже, что волосы покрылись коркой из хрустящего инея.
Пахнуло гнилью, застоявшейся болотной водой, дурманящим ароматом прели и травы.
Зажмурившись, Мила зашептала отчаянно: «Я справлюсь, я справлюсь, я справлюсь!»
Она держалась из последних сил и действительно справилась!
Постепенно утихла боль, сошла на нет и тяжесть. Прислушиваясь к своим ощущениям. Мила тщетно пыталась понять – передался ей дар бабушки Сани или нет.
— Што ты нарабіла, бестолковка! (Что ты наделала, бел.) – негодующе охнуло за спиной. — Навошта ўзяла цацку?! (зачем взяла игрушку, бел.)
Ощетинившийся ежом Вось, пристально смотрел на Милу, лапа в красном сапожке отстукивала дробь. От волнения он полностью перешёл на незнакомый девушке язык, но она всё отлично поняла.
— Як ты её знайшла?? (как ты её нашла, бел.) Мы же непрогляд набросили! — испуганно прочирикал спрятавшийся за приятелем Ыть.
- Непрогляд набросили? – нарочито спокойно переспросила Мила. – Мешать мне вздумали? Вы знаете, что бывает с бунтарями?
— Мы тебя оградить хотели, бестолковка! – просипел Вось и икнул. – А ты сама! Сама шыю (шею) под ярмо подставила!
— Оградить хотели? Заботливые вы мои! А ну, идите поближе – обниму, поблагодарю вас как следует!
Мила развела руки в стороны, и ладони тотчас закололо иголками. Сила, скопившаяся на кончиках пальцев, в нетерпении рвалась на выход.
— Бягим! – завопил Ыть и дёрнул Вося за хвост. — Яна не ведае, што творыць! (Она не ведает, что творит)
— Не можу! – простонал Вось. — Сапог дюжа давить!
Усмехнувшись, Мила легонько пошевелила пальцами, и прижавшихся друг к дружке приятелей накрыло сверху густой вязанной сетью. Искажённые ужасом мордашки домовых стали почти неразличимы сквозь состоящее из частых и мелких ячеек полотно.
— Отличная работа! — похвалила себя Мила.
Всё оказалось даже проще, чем она себе представляла. Оказывается, быть ведьмой очень даже круто!
— Адпусці (отпусти), матушка! – взмолился изнутри трясущийся Ыть.
— Раньше думать надо было! — оборвала его причитания Мила. — Теперь поздно. Я предательства не прощаю! По делам последует и расплата.
— Пощади! Какая такая расплата? – бессвязно залопотал Ыть, а Вось протяжно и громко завыл.
Но для Милы бедняги уже перестали существовать. Подхватив сетку с брыкающимся внутри клубком, она понесла её в глубину дрыгвы.
Мила шла уверенно и быстро, не заботясь о том, куда наступать, не опасаясь провалиться. Её вели инстинкт и многолетний бабушкин опыт.
Полностью находясь во власти произошедшей с ней перемены, Мила не вспоминала сейчас ни о тяготе, ни о венке.
Не заметила она и того, как прятавшийся за липой рыжий чубась встряхнулся да взлетел на ветку сычиком Пиктасом. Злорадно мигнув в её сторону круглыми глазами, почистил пестрые перья, а потом полетел в деревню докладывать хозяйке о выполненной работе.
Голоса в сетке-ловушке почти смолкли, из неё доносилось теперь один лишь жалобный скулёж. Несчастные домовые оплакивали свою незавидную участь, не в состоянии противодействовать Миле.
Влажный воздух дрожал и лип к лицу, искривлённые, с отпавшей корой деревья шевелили голыми ветками, цепляя Милу за одежду. То ли пытались поймать её, то ли удержать от непоправимого. Откуда-то снизу слышался далёкий гул, звучали смех и неразборчивые голоса. Дрыгва приветствовала Милу, готовая принять обещанную дань.
Когда под ногами заходил ходуном влажный мох, к Миле из хлипких камышей сунулась встрёпанная фигурка. Росточком с кошку, с длинным голым хвостом как у чубася, имела она вытянутую крысиную мордочку, на которую странным образом накладывалось женское морщинистое лицо. Блеснув жёлтыми глазами, фигура схватила Милу за ногу и довольно зафыркала.
- Позволь тебе пособить! В дрыгву сама макну негодников! Оба там будуть. Оба! Вот я возрадуюся! Пущай знають, как меня забижать! Макну, макну, не сумлевайся! Хоть и малое, а всё подношение. На один зубок болотному деду.
- Ты кто? – Мила брезгливо отдёрнула ногу, и на джинсах остался склизкий зелёноватый след.
- А разве не признала? – фигура запрыгала вокруг, обдав Милу зловонными брызгами.
- Отвечай, когда спрашивают! – прикрикнула Мила. – Не терплю загадок!
- Дак из смолянок я. Прислуживала тебе по случаю. Раньше. Ты теперича шкурку сменила. Но я вглубь гляжу, вот и распознала. Давай, пособлю, что б ты сама не беспокоилась да белы ноженьки не мочила.
Смолянка присела на задние лапы совсем как кошка и умильно сощурилась на Милу. Редкие её волосёнки заплетены были в тощую косицу, вышитый красным узором платочек перекосился на сторону.
Какая она противная! – поморщилась Мила, однако от предложения смолянки отказываться не стала.
В кроссовках давно хлюпала вода, да и сама она порядком продрогла, блуждая среди холодного, зависшего над дрыгвой тумана. Пожалуй, довершить начатое можно позволить и этой, так кстати появившейся из болота м.е.р.з.о.с.т.и.
— Имя! – потребовала Мила, и смолянка мигнула. – Как к тебе обращаться?
— А Наськой зови. Можно и Насьей. Насюткой.
— Насюткой тебя пусть родичи зовут. Для меня будешь Наськой. Вот. – Мила ухнула сетку с притихшими домовыми на поблёскивающую от влаги моховую подстилку, и Ыть тихо вскрикнул, когда вода коснулась сухих травинок на его тельце. – Забирай. Удержишь их?
— А то! Я и не таких болотному таскала. – подхрюкнув, Наська потянула сетку вперёд, и туман почти сразу скрыл и её, и поникших печурника с хохликом.
Мила немного постояла, раздумывая - проследить за смолянкой или не стоит? Блуждать в тумане совершенно не хотелось, и она решила довериться своей новой помощнице. Главное было, что та отправит неслухов прямиком на дно. А уж кому они там попадутся – болотному деду или лихозоркам, было без разницы.
— Доложишь потом, как всё прошло! – крикнула Мила вслед Наське и улыбнулась от сладко прозвучавшего слова.
Доложишь! – пробормотала чуть слышно, смакуя заключённый в нём смысл.
Какая же она была глупая, отказываясь от бабкиной силы! От власти!
Ничего, теперь она насладится всем сполна! В пуще скоро услышат про новую ведьму!
Нужно только поскорее подыскать себе надёжных помощников. Пожалуй, этим сможет заняться и Наська. После того, как вернётся с докладом.
Отказать Миле она теперь не сможет. Сама своё имя назвала, никто за язык не тянул.
Мила довольно усмехнулась, а потом направилась обратно к дому.
Она шла, напевая, и строила планы. Первым делом следовало поговорить с Кайей о «зонах влияния» и о ярчуке, точнее об охотнике на ведьм Родионе. Если воспоминания о бабушкином рассказе её не подвели, то мужик может быть опасен для них обеих. Его нужно как можно скорее найти и обезвредить.