Людмила закричала от ужаса при виде роскошного стола. На праздничной белой скатерти светились красными жемчужинами бутерброды с красной икрой, в хрустальных вазах пестрели салаты, а посередине все изобилие украшала горка из апельсинов вокруг лохматого ананаса.
На кухне что-то зашипело, Света весело выкрикнула из ароматных клубов:
– Игореша, ты? Получилось отпроситься?
Людмила Петровна отшвырнула в сторону сумки и кинулась к столу – сгребать свое богатство. Спрятала фрукты, убрала шампанское поглубже в недра необъятной югославской стенки. Света выскочила все таки из кухни, в переднике, румяная, с толкушкой в руках:
– Людмила Петровна, ой, это вы так рано! У меня еще не все готово, курица не запеклась.
А будущая свекровь повернула к ней красное, в бисеринках пота лицо и взвизгнула:
– Ты что наделала?! Ты как посмела это все взять?! Это на свадьбу Игорьку!
Не такой реакции ожидала Света. Пускай привычное, озабоченное – “Да пораньше с работы убежала, талоны отоварить на масло, а то потом в очереди толкаться” или знакомое ворчание “Ты жена будущая, вот вот свадьба на носу. Как ты собираешься об Игоре заботиться?! Я его приучила, чтобы всегд все свежее на столе, рубашечки наглажены. А ты?! Рубашка мужа – это лицо жены! А ты только о работе думаешь, карьера на уме, а не семья!” Но не этот безумный крик!
– Ты что наделала? Это на свадьбу Игорю я откладывала, собирала, по очередям стояла. Ты! Ты как посмела лазить здесь? Икру открыла, консервы! Бокалы мои хрустальные, мне их на юбилей дарили! Это же чешские!
Света была не робкого десятка, быстро нашлась, что возразить:
– Свадьба не только у Игоря, но еще и у меня. Значит я тоже могу этими запасами распоряжаться!
И тут же сбавила тон. За три месяца, которые она жила в квартире Игоря и его матери, Светлана поняла, что с будущей свекровью спорить бесполезно. У той есть лишь ее мнение и неправильное.
Примирительно попросила:
– Я же чуть чуть взяла по баночке. Там еще много. А это чтобы отметить кое-что.
Только Людмилу Петровну было не остановить, она со злостью собирала нарядные тарелки, пузатые натертые до блеска фужеры и красивые мельхиоровые вилки. Все это добро красовалось на стеклянных полках серванта. Доставать и сервировать на стол их можно было раз в год, когда они садились за новогодний стол.
А эта бесстыдница вытащила все без спроса, устроила праздник без всякого повода.
Последней стала белоснежная нарядная скатерть. Людмила сдвинула салатницы и тарелки в сторону, свернула шуршащую от крахмала ткань, как рачительная хозяйка укутала ее в упаковку и надежно спрятала на антресолях.
На огромнои раскладном столе теперь сиротливо ютились пара хрустальных чаш с мимозой и зимним, да две тарелки – пяток бутербродов и розово-красные пластинки колбасы. Остальную роскошь поглотило нутро длинной, во всю комнату стенки.
Стукнула дверь в прихожей, Игорь заглянул в комнату и радостно протянул:
– Какие ароматы! Что за праздник у моих любимых женщины? Вроде 8 марта уже прошло, май месяц на дворе, – перевёл взгляд с сурового лица матери на погрустневшую Светлану и понял, что снова в их доме разразилась гроза.
Споры будущих свекрови и невестки стали обязательным ежедневным ритуалом после того, как Света согласилась жить с Игорем и переехала к нему из комнаты в общежитии. С того дня молодой мужчина каждый день выслушивал утром громовые речи о том, какую неподходящую девушку выбрал невестой. Светлана на нападки отвечала бойко, зато ночью давала волю слезам – рыдала на плече мужа от потока ядовитых колкостей, едких замечаний.
Он метался между двух огней, утешал, уговаривал, оправдывал. Даже повел их как-то на спектакль приезжего театра в ДК Культуры, благо Света там работала руководителем кружка ИЗО и билеты достала самы лучшие. Однако ни первый ряд, ни яркое зрелище Людмилу Петровну не впечатлили. По дороге домой она жаловалась, какие неудобные кресла в зрительном зале, не то что в их парикмахерской.
Потом фыркала из-за пышных необычных причесок артисток, у них даже невесты себе такие башни на голове не крутят.
Света не выдержала тогда, выкрикнула на всю пустынную улицу маленького городка:
– Это же искусство! Не все должно быть полезным. Театр – это про красоту, про вдохновение.
На что Людмила Петровна ехидно заметила:
– Вдохновение ты на хлеб не намажешь. Ты вот каждое утро яичницу жаришь и не думаешь, откуда яйца взялись в холодильнике. А мне их, между прочим, директор универмага Ида Тимофеевна без всяких талонов откладывает. За то что я, заведующая парикмахерской, ей завивку бесплатно делаю сама лично. Это у вас в деревне навалом мяса, да молока. В городе люди по-другому живут, у нас тут дефицит! Не до театров!
Тот спор дошел до криков на улице, продолжился дома и кочился демонстративной голодовкой Светы. С той поры девушка почти не заходила на кухню, ела в городской столовой, а ужин заменяла огурцами и яблоками. Рядом с набитым продуктами холодильником у плиты снова каждый день царила Людмила Петровна, которая также напоказ готовила еду только для любимого сына. Будто и нет никакой Светы в их квартире, привидение, а не человек.
Сегодня уютные домашние запахи и Света в фартуке его обманули, показалось на секунду, что женщины научились ладить друг с другом. А оказалось все как обычно.
Людмила Петровна ткнула на стол:
– Посмотри, посмотри, что твоя артистка наделала! Все запасы на свадьбу повытащила, повод у нее! А что я на стол поставлю, чем людей буду угощать? Картинками, которые она малюет в своем доме пионеров? Что натворила! Придется снова икру доставать, салями, консервы!
Света вдруг резко сорвала фартук, швырнула его на пол и скрылась в комнате. Людмила Петровна коршуном кинулась к смятой тряпице. Встряхнула, осмотрела зорко, не поставил ли нерадивая кухарка новых пятен. Как тут же с криком бросилась на кухню – из духовки, где румянилась курица, уже вился черный дымок.
Игорь схватил прихватки и вытянул подгоревшую курицу, открыл настежь окно, чтобы улетучилась едкая гарь.
Людмила замерла с округлившимся от ужаса глазами, прижав фартук к груди:
– Чуть не сожгла нас. Игореша, как же ты с ней жить будешь? Заморит такая жена, – она вдруг наклонилась к сыну поближе, обожгла ухо горячим шепотом. – Сыночек, бросай ты ее, пока не поздно. Пока дети не пошли. Или она беременная? – покосилась настороженно по-куриному на сына.
Тот с досадой вытряхнул горелую птицу в мусорное ведро:
– Да что ты такое говоришь, мама! Мы ведь любим друг друга. Женимся не ради свадьбы или по залету, а потому что хотим быть мужем и женой.
Хотел уже уйти с кухонного поля боя, только мать преградила путь:
– Игорь, подумай. Не пара она тебе. Ты ведь начальник участка уже на заводе, потом завцеха станешь. А она кто? Деревенская, из нищей семьи. Да их даже на свадьбу позвать будет стыдно, ведь ничего не подарят, а со стола все сметут.
– Хватит, мама! – добродушный и покладистый Игорек начал закипать. Как же устал он выслушивать от матери жизненные советы, как ему жить и на ком жениться.
А Людмила не могла остановиться. После очередного скандала ей как никогда хотелось уберечь сына от неправильного шага.
Она попыталась обнять его:
– Игоречек, я ведь жизнь прожила. Ты же видишь, не последний человек в городе, со связями. За хорошую химию сейчас горы золотые женщины отдадут. Людей насквозь вижу, работа такая. Хапнешь ты со своей художницей горя. Отправь ты ее назад, в общежитие, там ей место. А тебе в невесты возьмем другую Светочку, Русакову. Маникюрщицу нашу, такая девочка хорошая и родители в больнице работают. Всегда за здоровьем присмотрят.
Такую свадьбу отгуляем, Игоречек, весь город позавидует! Я уж постараюсь, чтобы не стыдно было за стол всех самых важных людей в городе посадить. А со стороны Светочки врачи будут, интеллигенция. Ты с работы мастеров позовешь. Только приличные будут, никакой босоты деревенской.
Руки матери показались Игорю тяжелыми цепями, ни вздохнуть свежего воздуха, ни шевельнуться. Он неловко вывернулся из объятий и молча ушел в свою комнату. ПРОДОЛЖЕНИЕ