Фёкла ещё раз тяжело вздохнула и принялась за рассказ.
- С Григорием, Надюшиным отцом, я познакомилась в тридцать девятом году, шестнадцать годков мне тогда всего было. Свадьбу в нашем селе играли, вот Гриша и приехал к нам на свадьбе у товарища погулять. Я тоже на той свадьбе гуляла, девчонка я была бойкая, проворная, петь я была большая мастерица. Ох, голосистая я девка была, поэтому меня на все свадьбы в селе звали! Да что там наше село? Ко мне даже из окрестных сёл и деревень приезжали, звали на свадьбы, чтобы я пела и гостей веселила.
Предыдущая глава:
https://dzen.ru/media/id/628804ed0a5bc364af9a192f/fekla-2-66a27d2ec54f9a253cfa9f8f
Я от приглашений никогда не отказывалась, куда звали – туда и ехала. Денег мне за моё пение на свадьбах никогда не предлагали, зато хоть наедалась я за столом вдоволь. Семья у нас была бедная, случалось и такое, что к весне в погребе совсем пусто было. Перебивались мы, как могли, я всегда старалась со свадеб еды для семьи прихватить, правда, не всегда удавалось, - зашмыгала носом Фёкла. – Некоторые хозяева очень ругались, увидев, как я оставшуюся на столах еду в свою котомку запихиваю.
Фёкла, предавшись не самым приятным воспоминаниям, замолчала.
- Мам, не нужно рассказывать, - сказала Надя. – Давайте лучше о чём-нибудь другом поговорим. Хочешь, мы с Игорем о Москве тебе расскажем?
- Нет, дочка, раз уж начала я рассказ, закончить мне его нужно – легче станет… Так вот… На той свадьбе в нашем селе я пела, как обычно. Пела я и даже думать не думала, что суженого здесь своего встречу. Гриша подошёл ко мне сразу, как только я первую песню петь закончила. Понравилось ему, как я пою. И не только голос ему мой понравился, но и лицо, в молодости-то я девка красивая была.
- Мама, ты и сейчас у меня очень красивая! – сказала Надя и опять с грустью отметила, как мать постарела за последний год.
- Сейчас от былой красоты ничего не осталось, дочка. Где она, красота-то эта? – махнула рукой Фёкла. – Ох, как бы я сейчас хотела вернуться туда, в тридцать девятый год, на ту свадьбу, где с папкой твоим познакомилась. Хотя бы на одну минуточку!
Надя вздохнула, а Игорь сидел тихо, ожидая продолжения рассказа Фёклы.
«Ну-у, петь ты мастерица!» – сказал мне Гриша и похлопал в ладоши. Я помню каждое его слово, что сказал он мне тогда, будто бы это вчера было. Потом Гриша попросил гармонь у гармониста и стал наигрывать мелодию.
«А вот эту песню знаешь?» - спросил он.
«Отчего же не знать?» - ответила я. Чувствовала я тогда, что лицо моё краской заливается. Никогда я так не смущалась, когда со мной незнакомый парень заговаривал. Но Гриша глянулся мне сразу, от того и покраснела я…
«Ты не смущайся, красавица! – сказал мне Гриша. – Спой лучше, а я тебе подыграю. Больно мне понравилось, как ты поёшь».
«А я и не смущаюсь» - ответила я и запела. Когда петь начала, смущение сразу ушло.
Гриша в тот день гармонь из рук больше не выпускал, я так и пела под его подыгрыш. Хвалил меня Гриша очень, говорил, что мой голос – услада для ушей. А я даже и не знаю, откуда у меня такая способность к пению, в нашей семье и не пел вроде никто.
- Мне тоже медведь на ухо наступил, - хихикнула Надя.
- Напелась я на той свадьбе вдоволь, ещё и наплясаться с Гришей успела, - продолжила рассказ Фёкла. – Глянулись мы друг другу, это даже со стороны видно было.
«Глядите-ка! У нас новые жених с невестой!» - стали говорить люди, указывая на нас. Я так смущалась, что даже убежать хотела, только Гриша меня останавливал.
«Не слушай ты никого, пусть болтают» - говорил он мне.
Отгремела свадьба, и Гриша уехал в своё село, пообещав, что обязательно ко мне приедет. Только ждать пришлось очень долго.
Июнь на дворе стоял. Работы летом в селе полно, поэтому Гриша вырваться ко мне всё никак не мог. Ждала я его очень, первые дни так вообще то и дело в окно поглядывала – не идёт ли Гриша?
В сентябре я уже не надеялась свидеться с ним вновь, думала, что позабыл он про меня давно. Думала, что погулял мой Гриша ещё на какой-нибудь свадьбе, да там себе невесту и присмотрел.
Октябрь уже наступил. Воду я в тот день из колодца несла, услышала сзади оклик: «А ну, дай-ка, красавица, помогу я тебе!» Так и замерла я тогда на месте, голос Гриши я сразу узнала.
Гриша легко подхватил коромысло и закинул себе на одно плечо, так и дошли мы с ним до моего дома. Моя мать увидела нас в окно, распахнула его и кричит:
«Это откуда ж жених к нам такой пожаловал? Вижу, что парень неместный».
«Григорий я. Григорий Мартынов, из села Кожуховка» - представился Гриша.
«Ну, гляди у меня, Григорий Мартынов. Девке моей всего шестнадцать годков», - погрозила кулаком мать и захлопнула окно.
С тех пор Гриша часто стал ко мне наведываться в село. Я гармонь у отца брала, и шли мы с Гришей по селу, он играл, а я пела. Постепенно народ начинал из домов выходить, слушали нас, хлопали в ладоши, кто-то даже плясать начинал. Вот какое веселье мы моим односельчанам устраивали!
Зимой захотелось нам с Гришей, чтобы вокруг нас никого не было. Чтобы только он и я… Стали мы с ним уходить на окраину села, усаживались на упавшее дерево, Гриша, как обычно, играл, а я пела. Много песен я тогда знала…
«Гриша, морозно на улице, у тебя же руки отмёрзнут» - беспокоилась я, кутая свои руки в отцовские рукавицы.
«Отчего же им замёрзнуть? – задорно улыбался Гриша. – Гляди, как пальцы быстро по кнопочкам летают!»
Повстречаемся мы с Гришей, напоёмся, напляшемся, нагуляемся, а после домой он в своё село ехал. Провожу я его, домой прибегу, упаду на кровать – и в слёзы. Очень я по нему скучала, дождаться не могла его следующего приезда, так хорошо мне с ним было, так отрадно!
В апреле семнадцать лет мне исполнилось, Гриша не с пустыми руками приехал – привёз мне полушалочек в подарок. Красивый такой, цветастый!
- Мама, ты ведь до сих пор его хранишь! – сказала Надя.
- Храню, доченька, храню. Я его и не носила почти, сберечь решила на память, - вздохнула Фёкла. – Ах, если бы отец твой жив был, он бы столько мне подарков надарил, нежадным он на подарки был. И тебя бы, доченька, он подарками одаривал щедро…
Так вот, увидела моя мамка этот полушалочек и причитать стала: «Ну, недолго тебе, девка, в родительском доме жить осталось. Через год приедет этот жених тебя сватать, уедешь ты в мужнин дом».
Засмущалась я тогда, раскраснелась от слов матери, зачем-то говорить начала, что не жених мне Гриша вовсе.
«Как же не жених, если вы с ним с осени гуляете?» - возмущалась мать.
«Поём мы с ним просто… точнее, пою я, а Гриша на гармони играет» - отнекивалась я до последнего, хотя только и мечтала, чтобы Гриша замуж меня позвал.
«Гляди, не упусти жениха такого, - строго сказала мне мать. – Полушалочек-то знатный он тебе на именины подарил. Парень сам с виду не богач, а подарочек знатный сделал, немалых денег этот полушалочек стоит. Видно, что жених твой нескупой, одаривать тебя будет, хорошо ты с ним жить будешь».
А мне и подарки никакие от Гриши не нужны были, для меня было главным, чтобы он был рядом.
С мая Гриша редко стал ко мне наведываться, опять из-за работы, в колхозе он трудился. Если и приезжал он, то очень уставшим, даже на гармони не играл – руки от усталости не слушались его. Смотреть мне на него было больно. Встречи наши наладились только к концу октября, радости моей не было предела.
Минула зима, приближались мои «восемнадцать», понимала я, что Гриша вот-вот замуж меня позовёт. Так оно и случилось, в марте приехал Гриша со сватами, а в апреле, едва мне восемнадцать лет исполнилось, свадьбу мы сыграли.
Свадьбу мы решили играть здесь, в родном селе Гриши. Народу на нашей свадьбе полно собралось – полсела Гриши, из моего села много народу приехало. Попросили мои односельчане меня спеть, стала я петь и заплакала – сама не знаю, от чего. Видимо, грустно на минутку стало, что родительский дом мне придётся покинуть.
Отгремела наша свадьба, осталась я в мужнином доме, как и полагается. А в мае несчастье с моей матерью приключилось: спину она в колхозе повредила, да так повредила, что подняться с постели не могла.
У меня три старшие сестры были, на тот момент они замужем все были, своих детишек воспитывали. Жили мои сёстры также в других сёлах. Братик у меня ещё был младший, Алёша, шесть годков ему всего на тот момент было. Мать его в сорок лет родила, очень мой папка сына просил, да всё девки получались. Вот моя мать и решилась в сорок лет родить. Алёша из-за возраста не помощник мамке, конечно, был.
Что делать? Как отцу моему и в колхозе работать, и с домашним хозяйством управляться? Поговорила я с Гришей, попросила отпустить меня на время в родительский дом. По лицу Гриши поняла я, что не слишком он хочет меня отпускать, но сказал он так: «Что ж, поезжай, раз такое дело… Мать – есть мать, родителям помогать нужно. Поднимется твоя мамка на ноги, вот тогда и вернёшься ко мне. У нас с тобой ещё целая жизнь впереди!»
Ах, если б знать бы тогда, что нет у нас впереди никакой жизни… - сказала Фёкла и её взгляд надолго замер в одной точке.
Надя с Игорем молчали, понимая, что сейчас не нужно никаких слов.
- Долго мы мать лечили, - наконец, продолжила свой рассказ Фёкла. – Что мы только не делали – ничего не помогало. Вроде бы отпускало её ненадолго, но потом опять начиналось всё заново. Вот какая неизвестная хворь к спине её прицепилась!
Полтора месяца я у родителей прожила, полегчало моей мамке, встала она на ноги, стала потихонечку к работе возвращаться.
«Спасибо, дочка, что не оставила нас, - благодарила меня мать. – А теперь возвращайся к мужу своему, заждался он уже тебя».
Вернулась я к Грише двадцатого июня, наглядеться мы с ним друг на друга не могли, мечтать мы с ним начали, как дальше заживём. Только мечтам нашим не суждено было сбыться… война через два дня началась.
На фронт Гришу забрали в сентябре, так и уехал он со своей любимой гармонью.
«Гришенька, куда же ты с этой гармонью поедешь? – плакала я. – Там же война, не до песен…»
«Когда мне совсем тягостно будет, я наиграю мелодию, вспомню, как ты поёшь и сразу легче мне сделается» - ответил Гриша, крепко поцеловал меня, взял гармонь, закинул вещмешок на плечо и ушёл…
Ох, столько лет прошло, а кажется мне, что это было вчера, - закрыла лицо руками Фёкла и разрыдалась.